Джон едва устоял на ногах. В глазах темнело, в груди разрывалось. — Могу я переехать сегодня? Сейчас? — спросил он сквозь зубы. — Не дожидаясь формальностей с договором. Это возможно?
— С договором? О, какие пустяки! — Женщина обескураженно моргала и жалась к дверям, явно не ожидая от Джона бюрократического энтузиазма в такую трудную для него минуту, и он окончательно убедился, кто предоставил ему возможность съехать как можно скорей, не обременяя своим присутствием и не путая планы. Вряд ли этот договор вообще существует. — К чему эта спешка? — продолжала между тем миссис Хадсон. — Наверняка вы устали. Уже стемнело. Хотите покушать? На сборы понадобится какое-то время…
— Не понадобится, — твердо возразил Джон.
Мисси Хадсон дотронулась до его предплечья, погладила ласково и осторожно. — Его нет. Два дня не будет. Так что можете собираться спокойно, не торопясь.
— Ключ, миссис Хадсон. И адрес.
Всё.
Собирался Джон со скоростью света. Безжалостно запихивая рубашки, брюки, свитера и бельё, он искренне радовался скудости своего гардероба — всё его добро уложилось в одну небольшую сумку. Вторая идеально вместила по паре зимней и летней обуви, кроссовки, утепленную куртку и небогатый набор средств личной гигиены.
Шерлок, Шерлок…
Он обнял расстроенную, тихо плачущую миссис Хадсон и крепко прижал к себе. — Спасибо за всё.
— Джон… Я… Я не хочу прощаться. Мы же увидимся?
— Обязательно. Но не в ближайшее время. Я должен как-то… устроиться. Вы же всё понимаете.
— Ничего я не понимаю, — снова всхлипнула леди. А потом посмотрела решительно и упрямо. — И понимать не хочу. Мы увидимся, Джон. И поверьте, гораздо раньше, чем вы себе навоображали. Уж я-то знаю, что говорю.
*
Квартирка и впрямь была очень мила. Даже сквозь туман своего бесчувствия Джон сумел это оценить. Чистая, светлая и, несмотря на скромные габариты, кажущаяся просторной. Минимум мебели, но всё необходимое: постельное белье, набор полотенец, посуда, электрический чайник и кофеварка. Словно Джона Ватсона с нетерпением ждали и наконец дождались.
Он валился с ног от усталости, понимая, что усталость эта имеет источник далеко не физический — в эту пору дома они только-только приступали к позднему ужину. А потом занимались сексом до искр из глаз. И никакой усталости даже в помине… Сейчас же ему потребовались усилия даже на то, чтобы разобрать свой багаж, развесить в шкафу одежду, принять душ и выпить чашку несладкого чаю. Аппетита не было вовсе, как собственно, и какой-либо еды. Более того, не заваляйся в кармашке сумки пакетик дешевого чаю, он и этого бы себе не позволил — так и лег с тоскливо пустым желудком. Джон решил не впадать в недостойную мужчины прострацию и завтра после работы наведаться в обещанный домовладелицей супермаркет. И вообще, как-то надо начинать всё сначала. В который раз…
Как смешны мы в своей влюбленности, думал он, бродя по новому, до слёз чужому пристанищу и в подробностях вспоминая первое появление Шерлока на Бейкер-стрит. Что он сказал в первую очередь? Что не смирится с присутствием на его территории постороннего. Никогда не смирится. А что он выдал потом — совершенно неожиданное и несказанно поразившее Джона? Интересно, как быстро вы влюбитесь? Много времени Джону Ватсону не понадобилось. Влюбился по уши, как мальчишка. А несмирившийся Шерлок добился поставленной цели — выжил нежелательного соседа красиво, изобретательно, с треском.
Браво, Шерлок, браво.
Лежа на удобном, довольно широком диванчике, Джон недоуменно прислушивался к себе.
«Интересно, почему мне так больно? Я же умер. Разве у мертвых может болеть?»
========== Часть 24 ==========
Дорогие мои, хотела закончить одной главой, но она и без того получилась ну о-очень большая, так что окончание этой душераздирающей истории ожидает вас в следующей, последней главе)))
…Он любит меня. Конечно, любит. В тот вечер… ну, ещё мы с ним… ну, в общем… Он так смотрел… ТАК смотрел… Что я наделал? Зачем? Почему? А тогда утром… кофе совсем остыл… а я… а он… Он любит меня. А я взял и ушел. Идиот. Ну и что, что квартира? Куда же меня, дурака, девать, если я такой дурак? Могу себе представить, чего ему это стоило. Что же мне делать?
…Никогда он меня не любил. Всё ложь. Фарс. Насмешка. Какой, однако, артист. Так смотрел… ТАК смотрел… А тогда? Ну тогда, утром, когда кофе остыл… Как правдоподобно он меня… Дурак, дурак. Повелся, разлегся, ноги раздвинул… Чудо-любовничек. Поимели тебя, а потом вывели, как блох у собаки. Но позаботились, и на том спасибо. Квартирку вот предоставили. Он, наверное, каждому отставному гусю оказывает посильную помощь. Конечно. Детектив-интеллектуал. Человек со связями, со средствами. И немалыми, судя по тряпкам. Как он меня, а? Одним щелчком. Что же мне делать?
Подобные противоречия терзали Джона изо дня в день, из ночи в ночь, и это так его утомило, так измочалило, что он готов был остановиться на любом варианте, приняв его за конечную истину, лишь бы не рваться на два полюса, то окунаясь в ледяную купель, то плавясь несчастным огарком.
Он не умер. Каким-то непостижимым образом ему удалось выстоять и даже научиться дышать как все нормальные люди. Первые две недели пекло очень сильно, превращая сердце в обугленный, но чертовски живучий кусочек отчаянно одинокой плоти. Он метался по незнакомой, чужой квартире, натыкаясь на незнакомые, чужие углы и не зная, чем заглушить это неутихающее пламя в груди. Как он здесь очутился? Зачем? И когда, в конце-то концов, закончится этот кошмар? Он проснется рядом с Шерлоком и крепко его обнимет, прижмется губами к шее, поцелует в висок. Шерлок бормотнет что-то бессвязное и сонно выдохнет его имя…
Потом слегка отпустило — как видно, кому-то могущественному и благосклонно настроенному участь Джона Ватсона показалась излишне суровой, и над ним сжалились, ослабив огненный шторм в груди до более-менее терпимого состояния. Час за часом, минута за минутой гореть, словно в аду — не-вы-но-си-мо. Даже там это понимали.
«Всё к лучшему, — думал Джон, сидя в аккуратной кухоньке и обнимая пальцами кружку, чьи бока были непривычно бездушны. — Отныне это мой дом, и, кстати, не самый плохой. Тепло, светло, чисто. И метро рядом. А он… Любить его трудно. Не всякое сердце способно выдержать такие глаза. Свихнулся бы я через полгода, а то и раньше. И от ревности тоже, что уж скрывать. Да, всё к лучшему. Когда-нибудь я научусь обходиться без Шерлока Холмса».
Он уговаривал себя с молитвенным постоянством — без устали, исполненный искренней веры, что так и есть. Да, так и есть. И когда становилось чуточку легче, Джон с благодарностью смотрел на пропитанное сыростью небо — странно и непостижимо, но, кажется, это работает. Во всяком случае, разрыва сердца ему избежать удалось.
Но если отбросить все мистические озарения и взглянуть на вещи с иной стороны, то спасла его не снисходительная благосклонность небес — спасла его миссис Хадсон, чудесная, добрая миссис Хадсон, которая звонила достаточно регулярно для того, чтобы Джон в результате беспрерывной пытки огнем не рассыпался черной золой.
Она рассказывала Джону домашние новости, и он каменел от напряжения, вслушиваясь в каждое её слово.
— Сегодня мы пили чай у вас, наверху. Шерлок пригласил меня сам, представляете? И даже угостил каким-то ужасным печеньем. Боже, я едва не сломала зуб. Уверена, милый доктор, это печенье ещё вы покупали. Не думаю, что он был настолько любезен, чтобы ради меня сходить в магазин за этим засушенным безобразием.
Джон мягко протестовал: — Миссис Хадсон, прошу вас…
— Не надо меня просить, — категорично возражала домовладелица, — я говорю так, как есть. Он вас любит.
Сердце вздрагивало и летело куда-то стремглав, окрыленное даже собственным недоуменно-счастливым неверием: любит он, как же.
— Вы пришли к такому выводу из-за печенья?
— Я пришла к такому выводу из-за него. Он печален. Он не находит себе места, и готов терпеть общество даже такой болтливой старушонки, как я.
