Силы разом оставили, и Джон кулем повалился на образцово-показательное покрывало. Подушка великодушно приняла его приглушенный стон. Горло сухо саднило, легкие пламенели, словно всё это время он слушал Шерлока именно так — затаив дыхание, впитывая каждое слово кожей.

Черт бы побрал всё на свете! Какая всё это несусветная глупость!

Шерлок, Шерлок, Шерлок… Ну о чем же тут думать? Я люблю тебя. Люблю безумно, страстно, и на всю жизнь. Ты прав, конечно же, прав. Но даже если не прав, трижды не прав, какая, собственно, разница? Уйти от тебя — боже, ну что за выдумки?! На минуточку расстаться немыслимо. Только с тобой, только рядом. Где ты, там и я. А если снова начнешь не по делу трепаться, всегда можно тебя заткнуть. Сказать, например: «Рот свой блядский закрой», а потом поцеловать, да поглубже, чтобы даже пикнуть не мог. Я так глубоко буду тебя целовать, Шерлок, и так долго, что, возможно, ты совсем разучишься говорить…

От сладостной перспективы укрощения и перевоспитания Шерлока гормоны в крови закипали, и в ожидании далекого утра Джон маялся в ненавистной кровати. Неудобно, узко, мягко, жестко, холодно, жарко — всё сразу. И главное, пусто. Так страшно, так ужасающе пусто. Не кровать, а пыточная. Когда же рассвет?!

Маялся, маялся, но всё же уснул, и проснулся раньше обычного, на удивление бодрым и деятельным. Это чудесно, что времени более чем достаточно — и душ горячий принять, и завтрак приготовить, и Шерлоку сказать, что любит его до чертиков, до озноба. Ничего в их жизни не изменилось. Проснется он, выйдет в теплую кухню, а тут пожалуйста — свежие хрустящие тосты, омлет с жареным луком, кофе и Джон, сияющий как купол тысячелетия***.

Накинув на плечи халат, он устремился вниз, ступая как можно бесшумнее — вполне вероятно, Шерлок тоже провел не совсем уютную ночь, и теперь крепко спит, наверстывая упущенное. Раньше времени не стоит его тревожить. Но к изумлению Джона в освещенной кухне кипела жизнь, и присутствие Шерлока обозначалось негромким постукиванием и позвякиванием. Хм… Да ложился ли он вообще? Джон прошмыгнул в ванную, открывая воду погорячее и с рекордной скоростью принимая душ — смыть, смыть с себя следы вчерашнего помрачения и предстать перед Шерлоком обновленным и преданно любящим: я твой, Шерлок, по-прежнему твой. Бери прямо сейчас…

Позвякивание и постукивание имело совершенно определенный источник — Шерлок обхаживал свою бесценную лабораторию, перед которой был неоспоримо виновен, забросив её в угоду любовной страсти. Пробирка в его руке хрустально поблескивала, и сам Шерлок показался Джону хрустальным.

О чем тут думать, господи?

Но не бросаться же ему на шею с порога, и вместо того, чтобы подойти и обнять, прижавшись распаренным, измученным телом, прошептать на ушко: «Представляешь, я снова забыл трусы…», Джон мрачно буркнул «привет», потуже затянул пояс халата и занялся кофеваркой.

— Вижу, ты и в самом деле подумал, — раздалось у него за спиной.

Что за глумливая нечисть овладела его речевым аппаратом в этот решающий, можно сказать, судьбоносный момент, так и осталось для Джона загадкой, но он совершил очередную роковую ошибку: развернулся к Шерлоку и широко ухмыльнулся, призвав на помощь весь имеющийся сарказм: — А ты всё ещё продолжаешь удивляться, что кто-то в этом мире способен пораскинуть мозгами? Кто-то, чье имя не Шерлок Холмс? Да, представь себе, я подумал. Очень хорошо подумал. И…

— Можешь не продолжать, — ответил Шерлок, осторожно вставляя пробирку в держатель, — я уже понял. Что ж… Выходит, не стоило слишком увлекаться иллюзиями. Это всегда заканчивается одинаково.

— Да неужели? — продолжал ухмыляться Джон, чувствуя, как спина покрывается панической влагой — какого дьявола происходит? И что, господи Иисусе, вытворяет его язык?

Шерлок вздохнул, посмотрев безысходно-печально — даже глаза обожгло. — Вряд ли ты смиришься с неудобствами моего характера, Джон. В твоей непримиримости я уже успел убедиться. На мой взгляд, не самое полезное в отношениях качество, но наши отношения, насколько я понимаю, перешли в стадию завершенных, и я ничего не могу изменить…

Джону оставалось только одно — дышать глубже и постараться не спятить от происходящей нелепицы. Сердце исходило беззвучным криком: скажи ему, скажи прямо сейчас, дурак ненормальный! Но рот оцепенело молчал, и только кадык судорожно вздымался на чисто вымытой шее.

— Устроиться тебе, полагаю, негде, — продолжал рассуждать Шерлок. От печали не осталось даже следа — лишь сухая деловитость и озабоченность. — И это не удивительно. Вряд ли во второй раз может так повезти… Так что на какое-то время могу уступить это славное обиталище — живи. Уж я-то точно найду место для проживания.

И горло разорвало: — Не сомневаюсь. Возникшая половая потребность? Как мог я об этом забыть и просчитаться так идиотски глупо? Девятый у тебя уже был. И вполне вероятно, на подходе десятый. — Внутри взвыло и заклокотало безумие — ещё немного, и вырвется на свободу. А вдруг?! Вдруг он только и ждет, когда я отсюда исчезну?! Всё это время ждал?! Не это ли было его желанием с самой первой минуты, а остальное — лишь хитросплетения и удивительно тонкая, довольно приятная тактика по выживанию таких вот придурков, которые упрямо не хотят понимать очевидных вещей. Джон мысленно ахнул — слепец, наивный и легковерный! Оплели тебя ложной страстью, опутали продуманными речами, ты и купился. Он и не собирался на тебе останавливаться. Только ты за порог, а тут уже новый, такой же падкий на фальшь… Да, в своей проповеди Шерлок был весьма убедителен, особенно упоминая Джульетту в штанах — не захочешь, поверишь. Но если человек обладает природным талантом перевоплощения (тут же вспомнился долговязый уродец в кальсонах и заляпанной жиром майке), для него и слезу пустить не проблема. Господи, как всё просто! Душа истекала болью. Спокойно, спокойно. Сорваться именно сейчас было бы непростительно. Показать свою слабость — ужасно. Девятые, десятые — сколько же их?! Джону мерещились стоны и вздохи, звуки поцелуев и страстный шепот. И хихиканье — веселое, беззаботное, юное.

Но Шерлок посмотрел на него изумленно и тихо спросил: — Ты серьезно так думаешь? Непостижимо. — Он поднялся — прямой и безжалостный. — Сегодня же я съезжаю.

Скажите, какое великодушие!

— Съезжаю я. К чему эти сложности, Шерлок? Ты так настойчиво, долго и трудно к этому шел. Такие жертвы… Я взрослый мальчик — сумею о себе позаботиться. Да и колбы свои пожалей, не дай бог разобьются.

Шерлок пожал плечами. — Не смею настаивать. Что насчет кофе?..

*

Ну и ладно. Ну и замечательно. Вот всё и разрешилось наилучшим образом. Вот всё и выяснилось. Так или иначе, у этих извращенных отношений не было будущего, и день ужасного осознания совершенной ошибки обрушился бы на них обоих всей своей неприглядной правдой. Во всяком случае, на Джона он бы точно обрушился.

Ну и ладно.

Ну и замечательно.

В конце концов, я не гей.

** А то поднявшийся ответный ветер

Вернет мне стрелы острием назад…

У. Шекспир. Гамлет

Комментарий к

*Стеклянная бабочка

http://farm5.staticflickr.com/4148/4845235367_0dca1ae19e_b.jpg.

https://satoura.com/wp-content/uploads/2015/04/Glasswinged-Butterfly.jpg

***Купол тысячелетия

http://www.krovlirussia.ru/wp-content/uploads/2011/10/Sports-MillenniumDome-England.jpg

========== Часть 23 ==========

До завтрака дело, конечно же, не дошло — какой уж тут завтрак… Но кофе был сварен и даже выпит. Пили молча. Не вместе. Потом Шерлок вернулся к колбам, а Джон вернулся к себе — как можно скорее одеться и уйти на работу, глотнуть хоть немного чужих страданий и утопить в этом глотке свои. Бывает и так. К слову сказать, пока ничего адски ужасного с Джоном не происходило, до такой степени он был потрясен. Пустота внутри него тонко звенела, не причиняя особого беспокойства, но Джон хорошо понимал, что как только отступит ошеломление, пустоту эту заполнит такая черная чернота, такая больная боль, что лучше бы ему впасть в коматозное состояние. На годик-другой… Пока же он был на удивление хладнокровен.