Джон слушал, каменея от каждого слова. Его снова поймали. И сделали это очень легко. Он задыхался в потоке слов и признаний, захлебывался чужим отчаянием и горем, глох от молчаливого призыва о помощи, и кожа его горела под напором невидимых, но цепко впившихся пальцев.

«Шерлок, Шерлок, Шерлок. Что же мне делать?!»

Изнуренная долгой исповедью, Мэри спала, спокойно улыбаясь во сне.

Джон не сомкнул глаз до рассвета: как видно, ночной отдых в этом доме — привилегия слишком большая.

И только утром он задремал, трепеща ресницами, крупно вздрагивая с головы до ног, и проснулся с задушенным криком. Но крика этого никто не услышал — Мэри была внизу, с удовольствием помогая вновь обретенной матери готовить завтрак для дорогих мужчин. Она звонко смеялась, заглядывала ей в лицо и прижималась щекой к плечу.

Джон с трудом одолел треугольничек тоста, задыхаясь от подступающей тошноты.

— Что с вами, милый мой? — забеспокоилась Эмма. — Вы зеленее капустного кочана. Плохо спали?

— Хорошо, — отозвался Джон и взглянул на Кристофера. — Замечательно.

Тот закашлялся и долго вытирал салфеткой слезящиеся глаза.

Снегопад прекратился, выглянуло солнышко и залило сад позолоченным серебром. От красоты и величия замирало сердце, и Джон подумал, что именно сейчас и именно здесь он бы с удовольствием умер.

Но Мэри уже собралась — путь предстоял неблизкий. Да и Лондон давно заждался.

Крис долго жал ему руку, силясь подобрать нужные, правильные слова. Но хватило его лишь на бодрое «очень рад, что тебя узнал, черт побери», и на дружеское объятье.

Эмма тоже его обняла — крепко и ласково. Поцеловала в висок и шепнула: — Джон, мой дорогой. Мой славный, чудесный Джон. Я всё понимаю. Вы умный и сильный. Вы очень сильный. Прошу вас… Умоляю… Не допустите огня.

========== Глава 27 Дорога домой бесконечно длинна ==========

Дорогие мои, в этой главе, если вы заметите, настоящее и будущее время резко сменяют друг друга. Это не недогляд, это намеренно выбранный стиль. Потерпите)))

***

Дорога домой бесконечно длинна. Казалось, с каждым оборотом колёс Лондон не приближался, а напротив — становился недосягаем. Город-призрак, до которого никогда не добраться, и в котором зыбко всё: здания, люди, чувства…

Заботливая жена не пустила Джона за руль. — Ты плохо спал.

— С чего ты…

— По глазам вижу, — перебила она. — Я хорошо тебя знаю, Джон.

Хорошо? Что ж, Мэри, ты на редкость проницательный человек. Только хорошо зная Джона Ватсона, можно взвалить на его надежные плечи груз своих прошлых бед: уж он-то его точно не сбросит, не отвернется легкомысленно и бездушно. Потащит чужие пожитки, скрипя зубами и смахивая едкий пот…

— Я прекрасно вожу машину, а если устану, мы притормозим выпить кофе и перекусить. Мама упаковала огромную корзину вкуснятины и положила наш старый термос. Не хочешь сделать пару глотков сейчас?

— Пожалуй.

Не допустите огня.

Две наполовину бессонные ночи утомили и без того взбудораженный мозг. Джон устал и чувствовал себя больным: ломоту и резь в глазных яблоках гармонично дополняло заунывное постукивание в правом виске.

Мэри болтала без умолку. И всё о матери. Рассказывала, какая та замечательная, добрая, нежная; вспоминала забавные эпизоды из детства, тихо смеялась. И ни разу не упомянула Артура Морстена, словно белокурую розовощекую малышку принёс однажды в Озёрный край быстрокрылый аист.

Не допустите огня…

Накрыло его неожиданно, как накрывало всё последнее время: он не засыпал, а отключался. И летел безвольной куклой на самое дно.

Снилось что-то плохое, темное, и Джон мучительно вырывался из этой тьмы. Но ничего не получалось: лишь трепетали плотно сомкнутые ресницы, вздрагивало неудобно прикорнувшее тело, да в виске бесновался невидимый сумасшедший звонарь. Джон погружался всё глубже, тонул в сумеречных, неузнаваемых образах и голосах.

Разбудило его прохладное прикосновение пальцев, и из сжатой томлением груди едва не вырвался горестный стон: «Шерлок…»

Он испуганно дернулся и выпрямился ни сидении — тело затекло и неприятно покалывало.

— Милый, — виновато сказала Мэри. — Сделаем остановку. Начинается снегопад, и я немного устала. Не пересядешь за руль?

— Конечно. — Джон несколько раз тряхнул головой, разгоняя сонную тяжесть, и поморщился от подкатившего к горлу спазма: голова болела до тошноты. — Долго я спал?

— Прилично. Через час уже будем дома.

— О, нет! Почему ты не разбудила меня?

— Я пыталась. И Гарри звонила. И Шерлок. Ты спал очень крепко.

По телу промчался горячий поток.

Шерлок звонил?

Джон бросил короткий взгляд на переднюю панель: телефон укоризненно мерцал потухшим экраном.

— Досадно.

— Я сказала, что ты отдыхаешь.

Мэри остановила машину.

— Кофе?

— Да. И что-нибудь обезболивающее.

Шерлок звонил.

Шерлок звонил ему.

Он ждет.

Но сегодня он не поедет на Бейкер-стрит. Не поедет и завтра. Теперь Джон знал это наверняка. Словно из тьмы, где он только что безнадежно блуждал, пришло к нему это Знание. Ему надо подумать. Ему срочно надо подумать, как дальше строить свою чертову жизнь. Их чертову жизнь. Их чертову жизнь с Мэри.

Не допустите огня?

Да он уже полыхает, готовый превратиться в гудящий огненный смерч. И только Джон, благородный ублюдок, сможет уберечь от его разрушительной силы самое дорогое. Бесценное.

Поэтому надо подумать.

— Твой кофе.

— Спасибо.

Он посмотрел на жену, и под его долгим, изучающим взглядом Мэри растерянно замерла.

— Что, Джон?

— Ты очень красива. Похожа на мать.

Кофе допивали молча. Смотрели на редкие пушистые хлопья.

— Скоро Новый год.

— Да.

***

Третий день у Джона тупо ноет висок. Не помогают ни анальгетики, ни массаж. Словно маленький хищный зверек устроил над ухом беспокойную, нескончаемую возню, сворачиваясь клубком, не находя себе места и оттого злобно кусаясь.

Третий день Джон не появляется на Бейкер-стрит.

…Он набрал Шерлока сразу: едва переступив порог квартиры и даже не расстегнув куртки. Мэри подхватила сумку и исчезла в спальне, а он, грузно опустившись на середину дивана, с тоской вслушивался в доносящиеся гудки.

— Ну наконец-то, — раздался в трубке ворчливый голос. — Горазд же ты спать. Два раза тебе звонил.

— Привет.

— Привет. Как добрался?

— Как во сне.

Шерлок сразу почувствовал это: Джон отстранился… Джону не хочется разговаривать…

Устал?

— Устал?

— Немного. Ты же знаешь моё отношение к автомобильным круизам.

— Знаю.

Сегодня тебя не ждать.

— Отдохни. Прими душ, выспись.

— Я выспался, черт возьми! Я спал всю дорогу как сраный медведь!

Сорвался Джон неожиданно. Вспылил. Покрылся алыми пятнами. Задрожали руки, и кадык нервно дернулся, натужно проталкивая по горлу сухой, колючий комок.

— Что с тобой? Почему ты злишься?

— Потому что устал…

…Потому что хочу к тебе, сукин ты сын. Чертов мистификатор. Обнять так, чтобы задохнулся. Превратить в плоскую, бледную лепешку. Смотреть на тебя. Любоваться. Но я не приду. Буду сидеть на этом диване, пока не подохну.

Они замолчали.

Недоумение и смятение Шерлока он чувствовал каждым нервом. И его испуг. От жалости разрывалась душа.

— Извини, что вспылил. Мне и впрямь необходимо прилечь — поясница разламывается. И голова.

— Завтра придешь?

Простой вопрос, ожидаемый, а ударил в сердце прямой наводкой. И ответ на него — легче и быть не может. Но почему-то Джон давится даже коротким вдохом.

— Эй, что происходит? Джон…

— Ничего. Нет. Не приду. — Каждое слово срывается камнем. — Завтра у меня много дел. Надо поздравить Гарри. Я приготовил для неё кое-что.

— Она тоже кое-что для тебя приготовила. — В голосе крошечные, но ощутимые льдинки: недоверие. Понял, что Джон темнит.

— Откуда ты знаешь?

— Догадываюсь. Не забывай — я знаменитый сыщик, восставший из ада.