Конечно, всё образуется, Джон.

Конечно.

*

Она не спала. Голова и в самом деле немного побаливала и кружилась.

Вино вскружило ей голову… Смешно.

Мэри поняла, что допустила роковую ошибку.

Возвращение Шерлока так ошеломило, что она с первой минуты начала всё делать не так. Глупо. Грубо.

Непростительно мелко.

Почему она так испугалась?

Почему вдруг решила, что Шерлок Холмс имеет на её мужа больше прав, чем она сама?

Почему всё это время её не покидает странное чувство, что она взяла чужое?

Почему мысли о том, что всего этого она не достойна, не оставляют её ни на минуту?

Почему такой жалкой и потерянной она себя ощущает? Так, словно получив подачку, униженно целует одарившую её милостью руку.

Конечно, она знала, почему.

Знала ещё до ошеломляющего появления Шерлока.

Тайна, которую она не открыла Джону, и о которой должна была рассказать ему сразу, едва их знакомство и близость переросли в нечто более серьёзное и прочное, жгла ей грудь. Но ей так хотелось выйти за Джона. Она так сильно его любила.

И ненавидела Шерлока, который явился, как символический Рок, чтобы призвать её к ответу, и с которым её муж украдкой от неё шептался сейчас на кухне по телефону.

Тоска её мужа по этому человеку не прошла, Мэри прекрасно видела это. Её проницательности на это вполне хватило.

Джон притворялся.

Нет, не так. Он очень хотел, чтобы всё изменилось. Очень хотел вдохнуть полной грудью и начать жизнь сначала. Но в своих снах он возвращался туда - к прежней жизни и прежней боли. Что он прятал в своей душе, Мэри хорошо понимала. Исцеление проходило долго и трудно.

Но оно было возможно.

Если бы не вернувшийся Шерлок.

И если бы не тайна, которую Мэри скрывала.

Всё было ошибкой: встреча, свадьба, её жаркая, затмившая разум любовь.

Она взяла на себя смелость решить их судьбы так, как хотелось именно ей, полагая, что два калеки вполне друг друга дополнят. И никто никому должен не будет.

Теперь, когда Шерлок вернулся, Мэри полностью осознала, что не имела права привязать к себе такого, как Джон: надежного, честного, чистого.

Но, видит Бог, как страшно было Мэри его потерять.

*

Это кажется сейчас Джону настолько диким, что любая способность обдумать всё спокойно и здраво сводится к нулю.

Почему, черт возьми, он сидит на кухне, прикрывая ладонью рот (да-да, Шерлока не проведешь), и шепчется с лучшим другом, тревожно оглядываясь на дверь?! Нелепее ситуации невозможно придумать. Чувствовать себя гребаным прелюбодеем до тошноты противно. Но именно им он себя сейчас и чувствует, благодаря непонятным страхам и откровенной, неприкрытой ревности Мэри. Да если бы два года назад им с Шерлоком хотя бы намекнули на нечто подобное…

Тихая ярость захлестывала сознание, как морской прилив прибрежные скалы. Унизительно. И, да — дико.

Дико! Дико! Дико!

Как мог он поддаться на эту отвратительную провокацию?

Как мог принять правила игры истерично настроенной женщины?

Чем он её обидел, в конце концов? Радостью, что жив его друг?

На несколько страшных минут Джон почувствовал чудовищную по силе ненависть к Мэри, обременившей его плечи невольным и неуместным чувством вины.

Босые ноги заледенели, и это было неприятным сигналом, что он сидит в отмытой до блеска и тщательно прибранной кухне слишком долго.

Джон огляделся по сторонам. Всё это так отличалось от их вечного хаоса на Бейкер-стрит.

Как бы ни пытался Джон добиться относительного порядка, как бы ни злился он порою на Шерлока, кавардак, возникающей в их холостяцкой кухне, стоило только Шерлоку там появиться, не поддавался никаким законам природы.

Джон горько усмехнулся. Теперь, он это сразу заметил, там царила едва ли не стерильная чистота…

Надо было ложиться. Шерлок прав — он всегда просыпался рано, даже в свой выходной. Откуда он это знал? Джон всегда уходил быстро, стараясь позавтракать как можно бесшумнее и убежать, не потревожив спящего Шерлока, который частенько укладывался далеко за полночь.

Воспоминания одолевали, мучили непрошенными подробностями и деталями. То, что было незначительным и незаметным в их повседневной жизни, сейчас казалось значительным и несоизмеримо важным. Чайная ложечка… Шерлок пользовался одной и той же ложечкой, и очень психовал, если вдруг не находил её в шкафчике для посуды. И когда Джон обнаруживал ложечку в его спальне, на прикроватной тумбочке («Интересно, что она делает в твоей спальне, и что с нею делаешь ты? Необычный фетиш, Шерлок, весьма необычный»), смущенно хмурился, упрямо пытаясь свалить всё происходящее на самого Джона.

Это было здорово.

И это было очень давно, в той жизни, о которой сейчас лучше забыть.

Да, это лучше. Иначе…

Джон тряхнул головой.

Спать. Во всяком случае, попытаться.

Интересно, Шерлок уже заснул?

*

Он осторожно лег, стараясь не потревожить спящую Мэри — вопросы были бы сейчас особенно невыносимы, и еле слышно вздохнул, устало потянувшись под одеялом.

*

В горле клокотало еле сдерживаемое рыдание и, как бы ни старалась Мэри, оно все же предательски вырвалось, сотрясло её тело громким горестным всхлипом.

— Мэри?

Господи, да что же это такое?! Что с ними происходит? Ведь какие-то четыре дня назад он был по-настоящему счастлив. Во всяком случае, так ему казалось. Он мечтал о доме и саде, о детях и спокойной, размеренной жизни рядом с женщиной, рыдающей сейчас горько и глухо, заливающей слезами подушку, которую она совсем недавно придирчиво для себя выбирала.

Джон коснулся её плеча, и она содрогнулась всем телом.

— Мэри, все наладится. — Джон искренне пытался её утешить. Злость сразу же улетучилась, её будто смыло обильными потоками слез. — Вот увидишь. Мы уедем из этого… места, будем жить в хорошем красивом районе, в светлой большой квартире. И у нас обязательно будут дети. Ты родишь мне сына…

— …которого ты назовешь Шерлоком? — еле слышно спросила она срывающимся от рыданий голосом.

— Зачем ты так?

— Не рожу я тебе сына, Джон. — Мэри резко села, повернув к нему мокрое, раскрасневшееся лицо. — И вообще никого не рожу. Видишь ли, я бесплодна. Пустая, никому не нужная тара для спермы. - Она усмехнулась. — Бросишь меня?

Возникшая тишина была так тяжела, что казалось, кто-то из них непременно не выдержит, закричит. Эти несколько секунд давящего на барабанные перепонки молчания превратились для Джона в вечность, и терпеть их не было сил.

Остановить этот бьющийся в горле крик, дать выход клубящейся в сердце обиде – как, почему, за что она с ним так?!

Мэри снова легла, прямая и безучастная ко всему, и устало закрыла глаза.

«Как будто умерла на моих глазах…»

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы всё решить.

— Я не бросаю друзей в беде. Поздно уже. Спи.

========== Глава 11 Когда увидимся? ==========

Только на следующий день, в привычной обстановке клиники, среди знакомых лиц и той особенной атмосферы, которая располагает не к раздумьям, а к действиям, Джон смог наконец немного расслабиться и хотя бы на время остановить поток невеселых мыслей.

Разочарование было полным. Собственная жизнь виделась Джону безнадежно пустой. Впервые он в полной мере осознал себя неудачником и даже не слишком расстроился, настолько ночное признание жены ошеломило его и лишило желания куда-то двигаться и к чему-то стремиться.

Счастье оказалось всего лишь надеждой на счастье, лишь напрасным ожиданием чего-то большого, единственно правильного, оправдывающего его существование вообще и нынешнее — в особенности.

Но получается, нечего было ждать.

Счастье…

Когда-то он уже был по-настоящему счастлив. Но в одну и ту же воду дважды войти нельзя, поэтому и вспоминать о навсегда ушедшем не имеет смысла. Ни к чему.

Но возможно ли это, если перед глазами вереницей проплывают самые неожиданные фрагменты их жизни на Бейкер-стрит?