— Ты лжец! Ты внушаешь людям, что они больны, что все мы больны, что, кроме тебя, на улице нет здорового человека.
— Почему вы отворачиваетесь от счастья, которое у вас в руках?
— Сын презренной! Будь проклято счастье, которое приносят такие, как ты!
— Почему люди ненавидят меня, а я ни к кому не питаю ненависти?
— Тебе не удастся одурачить нас, как ты одурачил простаков с нашей улицы. Запомни, моим приказам не прекословят! И благодари Господа за то, что находишься в моем доме, иначе бы ты так просто не отделался!
Испытывая чувство отчаяния, Рифаа поднялся и, простившись с обоими, вышел, а Ханфас сказал:
— Оставь его мне!
— У этого сумасшедшего слишком много сторонников, а я не хочу побоища!
— возразил Бейюми.
57.
Из дома Бейюми Рифаа направился прямо к себе. Небо по–осеннему хмурилось, дул ветер. Люди толпились вокруг продавцов лимонов. Наступил сезон, когда маринуют овощи, и на улице было оживленно, как в праздник. Повсюду слышны были разговоры и смех, мальчишки затеяли драку, швыряя друг в друга комьями грязи. Люди приветливо здоровались с Рифаа, но случайно в него угодил комок глины. Отряхивая грязь с плеча и с головной повязки, он вошел в свой дом, где его ждали Заки, Али, Хусейн и Керим. Как всегда, они крепко обнялись, и Рифаа принялся рассказывать им и присоединившейся к мужчинам Ясмине о том, что произошло в доме Бейюми. Все с беспокойством и вниманием слушали его рассказ. Когда Рифаа закончил, все лица омрачились. Ясмина тревожно думала о том, чем закончится эта история и можно ли найти такой выход, чтобы не дать погибнуть этому доброму человеку и не навлечь несчастье на собственную голову. Рифаа сидел, в изнеможении прислонившись к стене. В глазах его друзей был написан немой вопрос. Ясмина сказала:
— Нельзя пренебрегать приказом Бейюми. Самый вспыльчивый из всех, Али, воскликнул:
— У Рифаа есть друзья, которые не испугались Батыху, и тот убрался с улицы.
— Бейюми не Батыха! — нахмурившись, возразила Ясмина. — Если вы бросите вызов ему, вам не поздоровится!
Хусейн повернулся к Рифаа.
— Сначала послушаем, что скажет учитель. Рифаа, не открывая глаз, проговорил:
— Оставьте мысли о драке. Тот, кто вознамерится сделать людей счастливыми, не может допустить кровопролития. При этих словах лицо Ясмины осветилось радостью. Ей совсем не хотелось стать вдовой. Она боялась, что неизбежные в этом случае толки и пересуды помешают ей встречаться с ее суровым возлюбленным.
— Побереги себя, — посоветовала она Рифаа.
— Мы не откажемся от нашего дела! — запротестовал Заки. — Лучше нам уйти с этой улицы.
Сердце Ясмины сжалось при мысли о том, что ей придется покинуть улицу и жить вдали от Бейюми.
— Тогда мы превратимся в безродных чужаков! — резко сказала она.
Все посмотрели на Рифаа, а он, медленно поднимая голову, промолвил:
— Я не хочу покидать нашу улицу.
Вдруг в дверь нетерпеливо постучали, и Ясмина пошла открывать. Собравшиеся услышали голоса дядюшки Шафеи и Абды, которые спрашивали о сыне. Рифаа поднялся и, подойдя к родителям, обнял их. Затем все снова сели. Лица родителей ясно говорили, что они принесли тревожные вести. Оба тяжело дышали от быстрой ходьбы. Отдышавшись, Шафеи сообщил:
— Сынок, Ханфас отступился от тебя, и жизнь твоя в опасности. Мои друзья видели, как подручные футувв окружили твой дом.
Абда вытерла покрасневшие от слез глаза.
— Не следовало нам возвращаться на эту улицу, где человеческая жизнь ничего не стоит, — вздохнула она.
— Не бойся, госпожа, — решительно произнес Али, — все жители квартала — наши друзья. Они любят нас.
А Рифаа горестно воскликнул:
— В чем наша вина?! За что грозит нам кара?
— Ты из квартала Габаль, — объяснил Шафеи, — а они ненавидят этот род. Сердце мое затрепетало от страха, когда с языка твоего сорвалось имя владельца поместья.
— Странно! С Габалем они боролись, так как он требовал вернуть его роду права на поместье, а на меня обрушились за то, что я равнодушен к нему.
— Говори что хочешь, — махнул рукой Шафеи, — ничего уже не изменишь. Если ты покинешь свой дом, ты погиб, но, если и останешься здесь, в безопасности не будешь.
Страх проник в сердце Керима, но усилием воли он подавил его и сказал Рифаа:
— Они караулят тебя снаружи. Но медлить нельзя, иначе они придут сюда. Надо по крышам перебраться в мой дом, а там мы подумаем, что делать дальше.
— А ночью вам надо бежать с улицы, — поддержал его Шафеи.
— А как же дело, начатое мною! — сокрушенно спросил Рифаа.
Слезы потекли из глаз Абды, она взмолилась:
— Поступай так, как тебе советуют, пожалей свою мать!
— Ты можешь продолжить свое дело и в другом месте, если захочешь, — сердито произнес Шафеи.
Тут Керим предложил:
— Давайте договоримся так: муаллим Шафеи с супругой побудут здесь еще немного и вернутся к себе, как обычно делают, навестив сына, а Ясмина пойдет в Гамалийю, будто бы за покупками, а на обратном пути незаметно зайдет в мой дом. Это ей будет легче, чем бегать по крышам.
Шафеи одобрил план, а Керим продолжал:
— Но нельзя терять ни минуты. Я сейчас же пойду осмотрю крыши! — И с этими словами вышел из комнаты.
Шафеи поднялся, держа сына за руку, а Абда велела Ясмине собрать узел с вещами, что та и принялась делать с тяжелым сердцем и с омраченной душой. Глядя на сына заплаканными глазами, Абда принялась целовать его, а Рифаа все раздумывал над тем, почему он очутился в таком положении. Он так любил людей и желал им счастья, а сам страдает от их ненависти. Неужели Габалауи допустит, чтобы он потерпел поражение?
Вернулся Керим и сказал Рифаа и его друзьям:
— Пошли!
— Мы разыщем тебя, где бы ты ни был, — проговорила сквозь слезы Абда.
— Ну, с богом, сынок! — сказал Шафеи, который тоже едва сдерживал слезы.
Рифаа обнял родителей и обернулся к Ясмине.
— Закутайся поплотнее в малайю и опусти чадру, чтобы никто тебя не узнал. — И, склонившись к самому ее уху, добавил: — Я не перенесу, если с тобой что–нибудь случится.
58.
Закутанная во все черное, Ясмина вышла из дома. В ушах ее еще звучал голос Абды, которая сказала ей на прощание: «До свидания, доченька. Да защитит вас Господь! Рифаа не даст тебя в обиду, а я буду денно и нощно молиться за вас».
Сумерки уже сгустились, и в кофейнях стали зажигаться огни. Зажглись фонари и на ручных тележках, возле которых мальчишки играли в свои обычные игры. На мусорных кучах, как всегда в это время суток, дрались кошки с собаками. Ясмина шла к Гамалийе, и в ее пылающем страстью сердце не было места жалости. Она нисколько не колебалась, но ей было страшно, так как казалось, что все вокруг смотрят на нее. Она немного успокоилась, только когда, пройдя Даррасу, свернула в пустыню. Но полностью успокоилась лишь в доме Бейюми, в его объятиях. Когда она сняла чадру, Бейюми внимательно оглядел ее и спросил:
— Боишься?
— Да! — часто дыша, ответила Ясмина.
— Нет, ты не из трусливых. Ну–ка расскажи, в чем дело.
— Они пробрались по крышам в дом Керима, а на рассвете собираются покинуть улицу, — призналась Ясмина еле слышно.
Бейюми стукнул кулаком.
— На рассвете! Сукины дети!
— Они убедили его бежать. Почему бы тебе не дать ему уйти?
— Когда–то, — иронически усмехнулся Бейюми, — Габаль покинул улицу. А потом вернулся. Этих насекомых надо давить.
— Он не знает жизни, — растерянно произнесла Ясмина, — но и смерти не заслужил.
— На нашей улице хватает сумасшедших, — презрительно скривил губы Бейюми. Ясмина умоляюще взглянула на него и опустила глаза, прошептав, словно самой себе:
— Когда–то он спас меня от смерти. Бейюми грубо захохотал.
— А ты отдаешь его в руки смерти, и, таким образом, вы квиты, но начавший проигрывает!
Ясмина почувствовала острую боль в сердце.
— Я сделала это потому, что ты для меня дороже жизни! — с упреком сказала она.