Сави сообщил, что какой–то человек несколько раз спрашивал его по телефону, кажется, тот самый, что звонил утром. Вновь вспыхнула надежда. Значит, все–таки неправильно расслышал. Этот человек, очевидно, ждал его с нетерпением, раз так настойчиво названивает.

— Удалось, слава Богу? — тихо спросил дядюшка Халиль.

— Кажется, я на верном пути, — ответил Сабир, пытаясь изобразить радость.

Поймал на себе взгляд женщины. Обессиленный и опустошенный, он упал в кресло. Подкралась грусть осеннего вечера. Зажглись лампы. Женщина ушла, и стало совсем тоскливо. Но этот человек наверняка еще позвонит. И вот уже Сави машет ему трубкой. Бегом рванулся к нему.

— Алло!

— Сабир? Уже вечер, а вы так и не пришли.

— Я не нашел улицы!

— А вы ее действительно искали?

— Да, весь день… Тальбана, двадцать пять, Шубра.

— Ну, тогда ты настоящий осел!

Хохот был раскатистым и долгим, прежде чем связь оборвалась. Сабир положил трубку на аппарат и вышел из гостиницы. Долго не мог прийти в себя от ярости. Шутник попался. Сволочь! Мразь!.. Отброшен назад, и без проблеска надежды.

Зашел в бакалейную лавку с вывеской «Свобода» на улице Клот–бек, купил бутылку коньяку. Хозяин лавки наскоро сготовил ему рыбный ужин. Что ж, день шуток и отчаяния стоило завершить сумасшедшей гулянкой. Пил много, залпом, не обращая внимания на то, сколько тратит денег. Как в дни Святого Даниила, когда мать говорила: «Мир прекрасен, а ты — его цветок». В Александрии все ему было доступно, а здесь, в этом городе, он не нашел ничего, кроме страдания. И каждый проведенный в нем час приближает его к страшной развязке. Что ждет его после всего этого ожидания, погони за неведомым во мраке? Если он решится избрать профессию своей матери, то станет орудием в руках людей ночного бизнеса. Кулак, который в свое время умел их воспитывать, теперь просто перейдет к ним на службу. Возможно, телефонный шутник был один из вас. Ну, тогда берегитесь! Женщина в отеле сулит наслаждение, которого он жаждет еще со времен Анфуши. Ильхам — чистый цветок. Но чего все это стоит, пока он не нашел отца? Он хмельно улыбался, шагая под сенью аркады. Очень хотелось потанцевать в ночном клубе «Каннар». Он опять затосковал по серым улицам, умытым дождем, по воздуху, напоенному запахом морского прибоя и покрывающему тело солоноватым налетом. В крови снова закипело то животное безумие, которое овладело им в ночь погони. Его мать курила кальян и рассуждала о мужчинах с видом королевы. «Делай, что хочешь, только не транжирь денег. Нет злее врага, чем бедность». Говорила: «Влюбляйся каждый день в новую женщину, но не позволяй ни одной из них властвовать над тобой». И он пошел по жизни куда глаза глядят, как бык в ночи. В заведении «Каннар» руки под столами затевали бесстыдную игру.

Но где же все–таки Сайед Сайед Рахими?

— Рахими! — неожиданно крикнул он во весь голос.

Потом принялся напевать александрийскую песенку «Забудь свою беду, присоединяйся к нам». Коньяк подхлестнул воображение: он представил себе, как будет раздевать жену Халиля, а потом жестоко надругается над ней.

Вернулся в гостиницу в полночь. Здание было погружено в сон. Выкурил сигарету в своей антикварно–обветшалой комнате и лег спать.

Проснулся с тревожным чувством пробуждения от какого–то постороннего звука. Открыл глаза. Глубокий мрак. Даже от окна не исходило никакого света. И тут услышал отрывистые постукивания в дверь. Сел на постели, напрягая слух. Осторожный, легкий стук повторился. Сабир нашарил рукой кнопку выключателя, и вспыхнула голая, без абажура, лампочка. Подошел к двери и, приоткрыв ее, увидел в проеме женскую тень. Впустив ее, быстро прикрыл дверь. Сон как рукой сняло. Некоторое время он бессмысленно таращил на нее глаза, потом в хмельной растерянности пробормотал:

— Ты?!

С наигранным удивлением она осмотрелась вокруг, словно не могла сообразить, как оказалась здесь.

— Где я? Ошиблась комнатой?

Запахнула потуже халат на полуобнаженной груди, прикусила губу, чтобы сдержать улыбку. Он притянул ее к себе, стиснул в объятиях с силой, соответствующей его долгому, мучительному воздержанию.

— А я… я жду тебя сто лет.

Так, не разжимая объятий, они подошли к кровати. По пути он выключил свет.

— Добралась без приключений?

— Да…

Она свое дело знает, а ему все равно.

— Я даже не знаю твоего имени.

— Керима[37].

Прошептал ей в самое ухо жарким шепотом:

— Наконец–то!

Итак, ты, оказывается, безрассудная натура. Не распознал я тебя — умеешь хитрить. Видно, уж чего пожелаешь, от того тебя никакая сила не свернет. Как сладостна любовь в темноте! Безумная мечта свершилась в трясине вязкого оцепенения. Рассудок плавился в костре страсти, волна пламени плыла в кромешном мраке. Наступило мгновение полного забытья, поглотившее прошлое, настоящее и будущее.

— Ах, какая ты щедрая!

— А ты?

Тонкий аромат навеял привычные воспоминания. Вот–вот послышится в ушах шум прибоя. Вздохи казались последними отзвуками прекрасно исполненной мелодии.

Открыл глаза — вокруг по–прежнему непроглядная тьма, но он уже воспринимал ее по–иному: с чувством утоленного голода и даже некоторого пресыщения.

— Есть в мире вещи, с которыми можно себя поздравить, — сказал он с певучей интонацией.

— Дай, пожалуйста, сигарету.

— А я думал, ты некурящая, — заметил он, давая ей прикурить.

— Я это делаю очень редко.

В слабом мерцанье огонька он стал разглядывать ее тело, но она задула спичку. Снова воцарился мрак, в воздухе остался легкий запах серы.

— До сих пор я чувствовал только противодействие с твоей стороны.

— Никакого противодействия. Я вообще ничего не выражала.

— А я с первого дня откровенно выражал тебе все. Она засмеялась.

— Когда я увидела тебя входящим в гостиницу десять дней назад, то сказала себе: это он.

— Ага! — победно воскликнул он. — Александрия?

— Да нет. При чем тут это? Я просто сказала себе: это — мой мужчина.

— А Александрия?

— Ты из пальца высасываешь какие–то истории.

— Серьезно?

— Ну зачем мне тебя обманывать?

— Неужели у тебя есть двойник?

— Не стоит зря терять время, а то как бы не вышла неприятность.

— Как ты сумела ускользнуть?

— Он принял снотворное и тут же заснул. Он очень устает за день.

— В одном ты разочаровала меня. Я загадал: если это та девушка из Александрии, значит, мои поиски будут успешными.

— Твоего отца?

— Да.

— А что это за история?

— Я вырос, считая своего отца мертвым. А потом мне признались, что он жив. Вот вкратце и все.

— Наверно, ради денег ищешь?

— Не только. Деньги — это еще не все. Сейчас меня больше волнует другое — хочу услышать от тебя: будешь приходить каждую ночь?

— Когда представится возможность. Поцелуй его был долгим и нежным.

— Каждый раз, когда мне захочется, — добавила она уже капризным тоном.

— Не отрицай Александрии, — просительно сказал он, вдыхая аромат ее волос.

— Ты прямо помешался на какой–то фантазии. Боюсь, то же самое и с историей об отце.

— Хотел бы я, чтобы это было так, — ответил он мрачно. Чтобы успокоиться и больше не обманываться иллюзиями.

— Да, забот у тебя больше, чем я думала.

— Это верно. А после этой ночи появилась еще одна: остаться здесь как можно дольше.

— А что тебе мешает?

— Если деньги кончатся до того, как я найду отца, мне придется вернуться в Александрию, — ответил он задумчиво.

— А когда ты снова приедешь сюда?

— Но мне ведь придется искать там работу. Она сжала его пальцы и прошептала:

— Нет… Почему бы тебе здесь не найти работу?

— Это невозможно.

— У тебя все сплошные тайны. А я тебе вот что скажу: деньги не проблема.

Сердце ёкнуло. Он сказал тоном завсегдатая «Каннара»:

— Похоже, ты миллионерша. Она ответила не без гордости: