Лицо Арафы помрачнело. Значит, он превратился в пленника! В заложника злобы и мести! Кадри понял, о чем он думает, и успокоил его:
— Не бойся. Мои люди будут всегда рядом. Наслаждайся жизнью, как тебе угодно, и в своем, и в моем доме. Что ты теряешь, кроме пустыни и развалюх? Не забывай: люди на улице упорно твердят о том, что Саадалла был убит тем же оружием, что и Аджадж, и что убийца проник в дом Саадаллы тем же способом, каким раньше он проник в Большой дом, а следовательно, убийца Аджаджа, Саадаллы и Габалауи один и тот же человек — волшебник Арафа!
Содрогнувшись, Арафа воскликнул:
— Проклятие пало на мою голову!
— Тебе нечего опасаться, пока ты под моей защитой и под охраной моих людей.
О негодяй, засадивший меня в клетку! Я учился волшебству лишь ради того, чтобы уничтожить тебя и твоих слуг. А сегодня меня ненавидят те, кого я люблю и кого хочу освободить. Быть может, я даже буду убит рукою одного из них. Арафа предложил управляющему:
— Назначь футуввами людей, которые угодны и тебе, и жителям нашей улицы.
— Зачем же тогда мы расправились со всеми футуввами? — усмехнулся Кадри.
Смерив Арафу жестким взглядом, он добавил:
— Ты ищешь способ расположить их к себе! Оставь это занятие! Привыкай лучше, как и я, к тому, что тебя ненавидят. И не забывай, что единственное прибежище — это я и мое хорошее отношение к тебе.
— Я был и остаюсь к твоим услугам, — угрюмо пробормотал Арафа.
Управляющий поднял глаза к потолку, словно любуясь цветными росписями на нем, потом снова перевел взгляд на Арафу.
— Я хочу, чтобы удовольствия новой жизни не отвлекали тебя от дела, — наставительно заметил он.
Арафа склонил голову в знак согласия, а управляющий продолжал:
— И чтобы ты изготовил как можно больше волшебных бутылок!
— Того, что есть, вполне достаточно, — осторожно сказал Арафа.
Управляющему такой ответ не понравился, но он скрыл недовольство и, притворно улыбнувшись, спросил:
— Разве не разумно сделать запас? Арафа ничего не ответил. В глубине души он испытывал отчаяние. Неужели пришел его черед? И так быстро?! Он предпринял последнюю попытку.
— Господин управляющий! Если я стесняю тебя, разреши мне уйти куда глаза глядят.
Управляющий сделал вид, что очень обеспокоен его словами.
— Что это ты говоришь! — воскликнул он. Арафа решил быть до конца откровенным.
— Я знаю, что жизнь моя зависит от того, насколько я тебе нужен. Управляющий невесело усмехнулся.
— Не думай, что я недооцениваю твой ум. Ты, конечно, рассуждаешь правильно. Но ты ошибаешься, полагая, что мне нужны лишь твои бутылки. Ты ведь наверняка способен изобрести нечто еще более удивительное?! Но Арафа продолжал настаивать на своем.
— Я не сомневаюсь в том, что это твои люди разнесли слухи об услугах, которые я тебе оказал. Но не забывай и ты, что твоя жизнь нуждается в…
Кадри предостерегающе нахмурился, но Арафа не обратил на это внимания.
— Сейчас у тебя нет футувв. И вся твоя сила заключается в бутылках. Пока их достаточно, ты в безопасности. Но если я умру сегодня, то завтра или через день настанет твоя очередь.
Управляющего эти слова разъярили так, что он схватил Арафу за горло и чуть не задушил его. Но, быстро опомнившись, разжал руки, хитро улыбнулся и сказал:
— Видишь, до чего довел меня твой непотребный язык! А ведь у нас нет причин для вражды, и мы можем жить спокойно и пожинать плоды нашей победы.
Арафа тяжело переводил дыхание, а управляющий продолжал:
— А за свою жизнь не бойся, я буду оберегать ее, как и свою. Наслаждайся радостями мира, но не забывай и свое волшебство, его возможности нам так важны. Знай: тот из нас, кто предаст другого, предаст самого себя!
Вернувшись к Аватыф и Ханашу, Арафа пересказал им свой разговор с Кадри, и они опечалились еще больше. Видно, всем троим придется несладко в этой новой жизни. Но во время ужина, оказавшись за столом, который ломился от вкусных яств и тонких вин, они забыли о своих тревогах. Впервые Арафа громко смеялся, а Ханаш хохотал так, что все его тощее тело сотрясалось.
Оба они отдались на волю судьбы. Стали вместе работать в комнате, которую сами приспособили для занятий волшебством. Все новые открытия Арафа усердно записывал в тетрадь с помощью условных знаков, о которых они с Xанашем договорились заранее и которых не знал никто, кроме них двоих. Однажды во время работы Ханаш громко вздохнул:
— Мы словно узники!
— Потише! У этих стен есть уши, — остановил его Арафа. Ханаш негодующим взором обвел дверь и стены, потом, понизив голос, продолжал:
— Неужели мы не можем тайно создать новое оружие и с его помощью уничтожить нашего тюремщика?!
В окружении всех этих слуг мы не сможем испытать его тайно. Управляющему известно все, что мы делаем. Да если бы нам и удалось убить его, спасения не будет, потому что с нами расправятся жители улицы, которые жаждут отомстить нам.
— Зачем же ты тогда работаешь с таким усердием?
— Потому что ничего другого мне не остается, — грустно ответил Арафа.
Вечерами Арафа стал наведываться в дом управляющего, где они вместе выпивали и беседовали. К ночи он возвращался домой, где Ханаш готовил к его приходу в саду или на балконе кальян, и они принимались курить гашиш. Раньше Арафа никогда не увлекался гашишем. Теперь, когда тоска преследовала его, он пристрастился к нему. Даже Аватыф стала привыкать к этим вещам. Им надо было во что бы то ни стало заглушить скуку и страх, отчаяние и удручающее ощущение вины, забыть все прошлые мечты. У мужчин все же была работа, а Аватыф совсем нечем было заняться. Она ела, пока ей не опротивела еда, спала, пока ей не прискучил сон, проводила долгие часы в саду, наслаждаясь его красотами. Тут–то она вспомнила, как раньше мечтала о жизни, в тоске по которой умер Адхам. Как же она тяжела, подобная жизнь! Как можно к ней стремиться и мечтать о ней?! Быть может, Аватыф чувствовала бы себя иначе, если бы не жила узницей, если бы ее не окружали вражда и ненависть. Но она находилась в тюрьме, из которой был один выход — гашиш.
Однажды Арафа задержался в доме управляющего дольше обычного, и Аватыф решила дождаться его в саду. Караван ночи приближался, ведомый проводником — луной. Аватыф сидела, вдыхая аромат цветов и слушая кваканье лягушек. Вдруг ее внимание привлек звук открывающейся двери. Она поднялась было навстречу мужу, однако шелест платья со стороны подвала удержал ее на месте. Аватыф заметила служанку, которая шла к двери, не подозревая о ее присутствии. В двери появился Арафа, шагающий нетвердой походкой. Служанка направилась к стене саламлика, и он последовал за ней. Аватыф увидела, как они обняли друг друга, и тень от стены поглотила их фигуры.
108.
Аватыф взорвалась, как взорвалась бы на ее месте любая женщина с улицы Габалауи. Она львицей кинулась на влюбленных и что было силы ударила Арафу по голове. От неожиданности он попятился и, не удержав равновесия, упал. А Аватыф тем временем вцепилась в горло служанке и принялась трясти ее так, что та закричала на весь дом. Арафа поднялся на ноги, но не решался вмешаться в драку женщин. Прибежал Ханаш, а за ним несколько слуг. Но когда Ханаш понял, в чем дело, он отослал слуг назад. Ловко и осторожно разнял дерущихся женщин и уговорил Аватыф вернуться в дом, хотя она не переставала браниться и сыпать проклятиями. Арафа, качаясь, прошел па балкон, выходивший на пустыню, и свалился на лежавший там тюфяк. В полузабытьи он вытянулся во весь пост, а головой уперся в стену. Вскоре к нему пришел Ханаш и молча уселся возле жаровни с потухшими углями. Время от времени он взглядывал на Арафу, потом опять отводил глаза. Через некоторое время он все же не выдержал.
— Рано или поздно это должно было случиться.
Арафа поднял на Xанаша виноватые глаза и быстро проговорил:
— Зажги огонь!
— До самого утра они курили на балконе.
Служанка покинула дом, на ее место взяли другую. Но Аватыф все равно казалось, что самый воздух в доме пропитан соблазнами. Она стала следить за каждым шагом мужа, без конца подозревала его, и жизнь ее превратилась в ад. Она потеряла единственную радость, которая помогала ей выносить тяготы заключения. И дом этот — не ее дом. И муж стал чужим. Днем дом был тюрьмой, а ночью — притоном. Где тот Арафа, которого она так любила? Арафа, который бросил вызов Сантури, женившись на ней, который несколько раз рисковал жизнью ради счастья улицы Габалауи. Ведь она считала его одним из тех, о которых складывают легенды. А он превратился в такого же негодяя, как и Кадри, каким был Саадалла. Жить рядом с ним стало мучением и ужасом. Однажды, поздно возвратившись домой от управляющего, Арафа не нашел Аватыф. Бавваб сказал ему, что она покинула дом вечером и до сих пор не возвращалась. Арафа, от которого сильно пахло вином, спросил Ханаша:
