Малур подозрительно косился на меня, будто подозревал в чём-то. Ну и пусть мучается сколько угодно -- чтобы исчезнуть отсюда, мне нужно просто проснуться.

- Так как, говоришь, тебя зовут? -- спросил генерал, поднимаясь из-за стола. Началось.

- Лютиен, -- спокойно ответила я, откидываясь на спинку стула. -- Мы ещё долго здесь гнить будем? Не хочу слечь с несварением... в общем, в этой дыре.

- Максимум пару дней. Подождём, вдруг кто посмелее найдётся.

Последующих расспросов удалось избежать, но меня повели на утихнувшие было визги принцессы. Малур даже пошутил, что королевна не в состоянии выдать таких высоких нот, как я, за что на автомате получил подзатыльник. Мне для этого пришлось прыгнуть на стул. Игнор.

Рядом с принцессой в одной из комнаты на втором этаже сидела прислужница. В королевстве таких называют лайлами. Она, как и все женщины королевства, с матовой бронзовой кожей, с мягкими чертами лица, волосы с жёлтым оттенком. Если встанет на ноги, то, должно быть, высокая -- на голову нынешней меня выше.

Сопровождающие генерала присутствовали в комнате в полном составе. Четверо воинов отдыхали, поглядывая на связанных пленниц. У той, что посимпатичнее и платье дороже -- кляп. Как только у Малура язык не отмер? Называть принцессу уродиной? Высокая, стройная, прекрасная, как лебедь, и розовощёкая принцесса вертела головой, пытаясь выплюнуть привязанный к голове кляп. Эльфийка покраснела от напряжения, но это несколько не портило её, а делало более милой. Невероятная красавица, я бы сказала.

А на меня уставилось шестеро эльфов: четыре воина, сопровождающих генерала, и две пленницы. Сам Малур развалился на свободной кровати и положил руки под голову, уставившись в потолок. Вряд ли кто-либо из присутствующих ожидал пополнение в недружной компании заклятых врагов: эльфиек из королевства и эльфов из империи.

Из выреза платья лайлы выглядывал знакомый древний кулон в виде клыка животного.

***

Две минуты ежедневного сна окончены. Меня резко выдернуло из эльфийского мира, но рука за эти две минуты онемела. Поднявшись из-за письменного стола, безуспешно попыталась оттереть с рук пролитые чернила, но лишь размазывала их ещё больше. Мелки, которые я просила, мне принесли. Не только тёмно-серые, но и цветные. Ещё дали бумагу и вместе с ней на столе лежал набор для письма: шесть цветов чернил в бутыльках, подписанных как "карминные", "пурпурные", "изумрудные", "кобальтовые", "янтарные", "стальные". К каждому прилагалось перо на подставке.

Злило всё, начиная от звуков местного языка и заканчивая каждым аборигеном в отдельности. Мало того, что существует юный Сальвер с его заскоками и лживой влюблённостью, так он оказался не таким уж и маленьким. Ему пять тысяч сколько лет? Если мои где-то шесть -- всего лишь перевод из реального возраста в здешний, то сам Реймун все эти пять с чем-то тысяч лет прожил. Но в голове не укладывается, как такой... такой... такой, как он, может быть старшим сыном лорда Гаусельма Сальвера? Такой вздорный и беспечный, кажется.

От моей ярости потрясывало стол, а размазавшиеся по рукам и по столу чернила расходились по цветам и вплывали в свои бутыльки. Всё происходящее в той или иной мере, но всегда толсто намекало, что пора подчинить магическую силу, а не импровизировать каждый раз. Ещё лучше -- выбраться из этого сумасшедшего сна как можно скорее. Даже не так -- немедленно. Если не получится, то больше ни в коем случае не углубляться в ненастоящую жизнь, а попытаться отстраниться от неё. Тогда точно найду выход в реальность. В здоровую реальность.

Спустившись на первый этаж, я оказалась в центре невероятного для поместья оживления -- и дурак поймёт, что ожидается великое торжество, а вот какое -- мне неизвестно. Быстрее всех летала счастливая младшенькая Сальвер, Маюрано, державшая одной рукой охапку парадно расшитых камнями разноцветных тулуз, а на вторую руку повесившая несколько массивных шейных украшений. Она промелькнула, не заметив меня. Притормозив одного из слуг, вроде бы знакомого по приезде, спросила о причине творившейся суматохи. Ответ до банальности прост -- Маюрано выдают замуж за какого-то власть имеющего при царском дворе мужчину.

Вчера наколдованных мною жаб убило моей же вспышкой ярости, но убирать мёртвые тельца принялись только через полчаса, как только убедились в отсутствии искр жизни в них. Ещё через полчаса блужданий по поместью, полукругом обойдя кухню, я нашла комнатушку врача, в которой находились двое. Совсем "юный" мальчишка, оказавшийся старшим сыном лорда и леди Сальвер, сидел на пуфике и стойко терпел мучения колдующей над его лицом матери. Из его пояса выглядывала рукоять стального тормаша. Случайно брошенная шутка о "поцелуе принца", который спасёт "заколдованную принцессу", то есть тормаш, была воспринята Реймуном на полном серьёзе.

-- Яд аг смертельно опасен, если попадает на слизистую или в кровь, -- с удовольствием пропела я, глядя на вытянувшееся от шока лицо леди Фламенко. -- Твоё счастье, что не имеешь привычки облизывать губы.

Реймун не шелохнулся и даже не передёрнул плечами. Потрясающая выдержка! Он сидел ко входу во врачевательскую спиной, и мне не видно его лица, но, могу поклясться, не дрогнул ни один мускул. После произошедшего в Приючье есть ли ему смысл бояться смерти? Он уже умирал один раз... по моему велению. А леди Сальвер, оторвавшись от своего дела, вглядывалась в черты моего лица, наверняка в поисках крупицы чего-нибудь человеческого. А зачем мне по-человечески относиться к тем, кого не существует? Так хоть злость сорву.

-- Ты не по-женски удивительна, -- ровно произнёс Реймун, поднимаясь на ноги и поворачиваясь ко мне лицом. На его губах расцвели ожоговые волдыри. -- Сколько ещё твоих проказ мне придётся спустить с рук?