Застигнутые в своем помещении волной матросы стали выскакивать наверх и со сконфуженными лицами озирались по сторонам.

– Держись, держись, молодцы! – слабо крикнул со своего места командир.

Мичман заглянул в носовой кубрик. Люди вышли оттуда. В углу, на рундуке, растопырив ноги, стоял Джек. Жучка вплавь перебиралась к нему с другого борта. Трюмный старшина проворно спустил воду в таранное отделение и привел в действие водоотливную донку.

– Владимир Николаевич, – позвал мичмана командир, – обойдите помещения и навестите гостя.

Вахтенный начальник еще раз заглянул в кубрик и стал пробираться на корму. Инженер-механик выглянул из люка.

– Ну что? – спросил он.

– Командир не повернет, – лаконически ответил мичман. Срываясь ногами со ступенек, он пустился вниз и заглянул в кают-компанию. Против входной двери был книжный шкаф. Книги и бумаги, сложенные в нем, выбили на качке фанерную дверцу и рассыпались по полу. Через разбитый при падении стеньги световой люк, в кают-компанию заплескивала вода. Мичман хотел было собрать размокшие книги, но не мог ничего сделать, так как обеими руками должен был держаться за стенки, чтобы не упасть.

Командир «Андрея Первозванного» лежал на диване, зацепившись одной ногой за шкаф и держась рукой за медный козырек под иллюминатором над его головой. При всем этом он казался спящим. Лицо было спокойно. Глаза закрыты.

Стол с оторванными ножками лежал опрокинутым вверх дном. Иллюминаторы поминутно уходили в воду, и кают-компания погружалась во тьму.

Вахтенный начальник повернул обратно. В уборной что-то страшно сопело. Под трапом он увидел распростертого среди осколков посуды вестового, стонавшего от мучительной икоты.

Чувствуя, что оставаться внизу дольше невозможно, мичман поспешил наверх. Он дошел до кормового помещения и заглянул в него. Сюда волны почти не попадали, и вся свободная от вахты команда собралась здесь, растянувшись вповалку на полу и на нарах. Кислый запах рвоты ударил мичману в лицо. Он повернулся и пошел на мостик.

– Все… в порядке… – доложил он.

– Течи нет?

– Течи нет, но почти всюду попадают волны.

– Ничего. Работают донки.

Командир замолчал. Мичман крепко обнял стойку дальномера и замер на своем месте. Миноносец по-прежнему валяло с боку на бок, но мичман ничего уже не чувствовал, ни о чем не думал, ничего не говорил. Под мостиком от качки разошлись фланцы вспомогательной паровой трубы. Стал сочиться пар. Как сквозь сон, слышал мичман стук зубила и ворчанье подвахтенного машиниста. Он изредка взглядывал на командира, и ему до слез радостно было, что вот бледный командир прочно стоит на своем месте, никуда не уйдет и никогда не отступит. И он понял, что теперь он сам никогда в жизни не сможет поступить иначе, что он сразу стал старше и сильнее.

– Вашсокродь! Вульфский знак слева по носу, – доложил сигнальщик.

– Смотри вехи по носу справа, – ответил командир.

Впереди показался берег. Но мичману было все равно. Ему казалось, что он может простоять так еще долго и что его никогда не оставят силы. Он начал искать вехи и быстро нашел их прямо по курсу. Они были повалены волной и временами пропадали за гребнями.

Миноносец переменил курс. Перед ним, как на дальней декорации, обозначились островерхие башни старого города. Белая полоска пены отметила деревянный мол гавани. На рейде, прервав сообщение с берегом, стояла бригада линейных кораблей. Миноносец поднял позывные, отдавая этим честь адмиралу.

– Идти в гавань, – ответил сигналом адмирал.

Миноносец уменьшил ход. Покрытые тиной срубы гавани то вздымались над волнами, то закрывались ими совершенно. Надо было попасть в ворота. Командир «Андрея» поднялся на мостик.

Огромные валы медленно катились мимо ворот. Перед командиром миноносца была труднейшая задача – войти в гавань на штормовой волне, не зацепив ворота. Видно было, как он колебался. Но, взяв поправку на неизбежный снос, он сразу дал полный ход. Падая носом в разверзавшиеся перед ним морские недра, миноносец, точно толчками, приближался к молу. Все стоявшие на мостике крепко впились в поручни руками. Инженер-механик по пояс высунулся из своего люка.

– Наддай, наддай! – украдкой покрикивал он в машину.

Миноносец поднялся носом почти над срезом стенки и влетел в ворота. Под ударами волн осталась корма. Ее бросило под ветер. Нос оказался перед крайней сваей.

– Отводи! – нервно бросил командир рулевому.

Нос слегка коснулся сваи, острие форштевня сейчас же загнулось вправо.

– Какой позор, – с волнением промолвил командир.

– Нет, нет, – быстро возразил командир «Андрея». – Поход выполнен образцово, я сочту долгом доложить об этом адмиралу. Форштевень вам выправят в полдня.

В гавани почти не было волны. Лишь ветер гудел в снастях и снопы брызг и пены летели через мол.

«Послушный» отдал якорь посреди гавани и подошел кормой к стенке. Подали сходни. Командира «Андрея» ждал баркас под парусами. Крепко пожав руку командиру миноносца, он сошел на стенку.

Команде было дано время обедать.

Вечерело. Мичман поднялся на мол и долго не мог оторвать взора от разбушевавшегося моря. Лишь когда совсем стемнело, он вернулся на миноносец. Проходя мимо кормового люка, заглянул вниз. В кубрике все было уже прибрано. Мокрое платье вынесено наверх. Утомленная походом команда спала. В глубине кубрика, на переборке, темной позолотой поблескивал образ Николая Чудотворца. Слабое мерцание лампады озаряло его строгий лик и благословляющую руку.

Неделю спустя после прибытия Миртова на миноносец ранним утром, когда завороженная природа в сладкой истоме пробуждалась и заря багряным золотом блистала на востоке, – флот снялся с якорей и корабли длинными четкими колоннами потянулись с рейда в море.

Мичман Миртов вышел наверх, неся футляр с картами под мышкой. Ему казалось, что все должно быть еще в глубоком оцепенении сна, что это лишь на его долю пришлось томительное раннее вставанье, когда каждый атом его тела жаждал сонной неги и покоя.

Но, поднявшись на верхний мостик миноносца, он увидел в движении весь рейд. Линейные корабли во главе с «Рюриком» уже вытянулись в кильватерную колонну. На мостике флагманского корабля весь штаб и сам адмирал, зорко наблюдающий съемку с якорей.

Покрытые комьями мокрой глины и залепленные илом якоря медленно подползали к своим клюзам, которые, как ноздри чудовищного зверя, зияли в носах кораблей. Струя воды, метко направленная из пипки, смывала ил и глину, и якоря очищенными втягивались в свою ноздрю.

На всех реях «Рюрика» поднялись сигналы.

– Шестому дивизиону миноносцев вступить в кильватер отряду заградителей, – доложил сигнальный старшина содержание сигнала.

Начальник дивизиона добродушно посматривал на свои миноносцы, видя, что с их стороны не будет задержки.

– Федор Иванович, – ласково картавя, обратился он к командиру, – ложитесь в кильватер «Енисею».

– Уже в кильватере, – ответил тот.

– Ну вот и хорошо. Я знаю, у нас все идет само собой, как заведенные часы, – благодушно продолжал начальник дивизиона, сознавая свою совершенную ненужность. Герой Японской войны, контуженный и обожженный взрывом, потерявший зрение на один глаз, он был всецело в зависимости от своих командиров, которые видели в нем не начальника, а кроткого, немешающего пассажира. Тем не менее дивизион отлично выполнял учебный план и получал призы, а начальник дивизиона – награды, поражавшие его неожиданностью. Он знал, что ровно ничем их не заслужил, но всему личному составу дивизиона доставляло огромное наслаждение уверять его в противном.

– Что это от вас, Владимир Николаевич, так хорошо пахнет? – шутливо спросил он Миртова.

– Вчера на вечере в Морском собрании одна дама подарила мне свой носовой платок.

– Сигнальщики! С «Енисея» семафорят! – крикнул командир.

Те уже видели это, но замешкались, высвобождая семафорные флажки, застрявшие между поручнями и обвесом. Секунду спустя они уже принимали семафор.