Как и следовало ожидать, Сок Дэ вернулся на свое место, немного поразмыслил, а потом достал из кармана зажигалку и направился к Пёнг Джо.

— Твой отец ведь сегодня возвращается? Ну, так на, верни ему эту штуку, — сказал он, протягивая зажигалку Пёнг Джо. Потом он добавил погромче: — Я взял её у тебя, чтобы ты не наделал пожара, понял? Нельзя детям играть с такими вещами.

Он сказал это так, чтобы слышал весь класс. Пёнг Джо сначала растерялся, но потом его лицо просияло.

Минут через пять в класс вошёл учитель. Лицо у него было ещё мрачнее, чем обычно.

— Ом Сок Дэ! — возгласил он, едва взойдя на кафедру.

Сок Дэ отозвался и встал с совершенно спокойным видом. Учитель протянул к нему руку:

— Дай сюда зажигалку.

— Какую зажигалку?

— Дай сюда зажигалку, которая принадлежит отцу Юн Пёнг Джо.

Не дрогнув ни одним мускулом, Сок Дэ отвечал:

— Я уже вернул её Пёнг Джо. Я просто позаботился о том, чтобы он ничего не поджёг.

— Что?!

Учитель метнул в мою сторону гневный взгляд, но тем не менее вызвал ещё и Юн Пёнг Джо, чтобы получить подтверждение.

— Правду говорит Ом Сок Дэ? Где зажигалка?

— Да, правду, она у меня, — живо ответил Пёнг Джо.

Я был совершенно уничтожен. Я чувствовал себя полным идиотом, не зная, с чего начать объяснения. Учитель вызвал меня:

— Хан Пёнг Тэ, что здесь происходит?!

Это был даже не вопрос. Это было начало выговора. Я вскочил на ноги и закричал:

— Он отдал её только сегодня утром… пять минут назад!

Мой голос дрожал, я чувствовал, что учитель мне не верит.

— Придержи язык! — оборвал меня учитель. — Ты тут устроил шум на пустом месте.

Теперь я не мог даже рассказать ему, что курьер предупредил Сок Дэ. И кроме того, у меня не было никаких доказательств, что курьер говорил именно об этом деле.

Учитель отвернулся от меня и обратился к классу.

— Скажите, правда ли то, что Ом Сок Дэ не даёт вам жить? — спросил он. — Есть ли среди вас кто-нибудь, кого он обидел?

В его голосе звучало: теперь, когда инцидент исчерпан, можно внести окончательную ясность, разрядить обстановку. Лица ребят сразу странным образом застыли. Учитель видел это и продолжал потише, разыгрывая настоящую заинтересованность:

— Вы можете говорить совершенно свободно, всё что хотите. Не бойтесь Ом Сок Дэ. Высказывайтесь. У кого он что отнял, кого ударил ни за что… говорите, не бойтесь. Есть среди вас такие?

Никто не поднял руку и не встал. Никто даже не пошевельнулся. Чувствуя, что классом владеет странное чувство облегчения, учитель смотрел на ребят ещё некоторое время.

— Значит, нет таких? — спросил он ещё раз. — Насколько мне известно, таких должно быть совсем немного.

— Никого!

Это выкрикнула чуть ли не половина класса — те, кто сидел поближе к Сок Дэ. Лицо учителя прояснилось. Воодушевлённый, он повторил вопрос:

— Вы уверены? Действительно никого?

— Никого!

На этот раз уже все ребята прокричали это хором — кроме меня и самого Сок Дэ.

— Ну, тогда ладно. Начинаем урок.

И учитель, отделавшись от неприятностей — как будто он с самого начала знал, что так и будет, — открыл классный журнал. К счастью, он не вызвал меня и не поставил лицом к лицу со всеми: ему было достаточно заверений Сок Дэ и всего класса, и он решил не продолжать дело.

Итак, урок начался, но я, оглушённый этой внезапной сумасшедшей переменой обстоятельств, уже не слышал ничего из того, что говорил учитель. У меня в голове словно жужжал голос Сок Дэ, который на ходу ловил вопросы учителя и тут же отвечал на них. В этом голосе звучали нотки небывалого триумфа. Урок закончился, и тут я услышал свое имя.

— Хан Пёнг Тэ, — сказал учитель, направляясь к выходу, — зайди-ка на минутку в учительскую.

Он старался держаться спокойно, но, глядя ему в спину, я почувствовал, как он сердит. Не чуя ног, я поднялся и поплёлся за ним. Выходя из класса, я услышал злобный шепот:

— Чёртов секки, он ещё и стучит…

Учитель жадно затягивался сигаретой — видимо, для того, чтобы успокоить нервы. Как только я вошёл, он приступил к нотации:

— Нехорошо получилось. Значит, всё, что ты тут наговорил, — это ложь, наговор.

Я молчал в оцепенении, и он, видимо, решил, что я признаю свою вину, потому что добавил:

— Я возлагал на тебя большие надежды, Пёнг Тэ. Думал: вот, приехал из Сеула, хороший ученик… Но ты эти надежды обманул. Я веду этот класс два года, и ничего подобного до сих пор не было. Боюсь, что ты плохо повлияешь на детей, все станут такими, как ты!

Я был уже достаточно взвинчен из-за злобных насмешек, которыми меня проводили из класса, а теперь слова учителя с их окончательной оценкой заставили меня чуть не расплакаться. Но эмоции подавило сознание: ситуация непоправима, так тому и быть. Дойдя до предела отчаяния, я заговорил:

— Этот парень, что работает курьером, он сказал Сок Дэ, что я сказал вам, и когда Сок Дэ понял, как раз перед тем, как вы пришли…

Я пытался нащупать слова, которые мне не удалось сказать в классе.

— А как же остальные? Что же, все шестьдесят договорились, что ничего не скажут? — спросил учитель, а в голосе его звучало: «Не хочешь признавать свою вину». Но мне было всё равно, я был в ярости.

— Остальные боятся Сок Дэ!

— Вот поэтому я и задал свой вопрос несколько раз.

— Но это же было при нём, при Ом Сок Дэ!

— Ты хочешь сказать, что они боятся Сок Дэ больше, чем меня?

И тут мне в голову пришла хорошая мысль.

— Спросите у них один на один, когда Сок Дэ нет рядом. Или попросите их написать всё и не подписывать фамилий. Вот тогда все дела Сок Дэ выйдут наружу, я уверен!

Я был так переполнен этой уверенностью, что проорал эти слова чуть ли не во всю глотку. Другие учителя стали коситься на нас: происходило нечто странное.

Уверенность моя была основана на том, что в Сеуле мне приходилось видеть, как учителя время от времени используют этот метод для решения проблем, которые иначе не решишь. Например, когда что-нибудь пропало и никто не знает, когда и где это произошло.

— Значит, ты хочешь, чтобы все шестьдесят учеников стали доносчиками, — сказал он и со вздохом повернулся к другим учителям, всем своим видом показывая, что он просто не знает, что сказать.

Учитель, сидевший неподалёку, посмотрел на меня неодобрительно и заметил:

— Да, эти сеульские учителя явно делают с детьми не то, что следует.

Я так за всю свою жизнь и не понял, почему тот метод, который я предложил, может вызвать такую реакцию. Они все были на стороне Сок Дэ, и я был совершенно вне себя оттого, что они меня так поняли. Я вдруг почувствовал, что задыхаюсь, из глаз хлынули слёзы. И это подействовало самым неожиданным образом. Пока я стоял, всхлипывая и размазывая слёзы, учитель смотрел на меня с удивлением. Потом он затушил свою сигарету о край парты и сказал тихо:

— Ну ладно, Хан Пёнг Тэ, мы попробуем сделать по-твоему. Иди в класс.

По его лицу было видно, что он наконец-то понял, насколько серьёзно дело.

Не желая терять лицо перед одноклассниками, я тщательно промыл глаза. Когда я вернулся в класс, атмосфера там была странная. Была перемена, и им вроде бы полагалось ходить на голове. Но вместо этого стояла тишина, как на показательном уроке. Я взглянул на учительскую кафедру, куда все смотрели, и увидел там Ом Сок Дэ. Не знаю, что он перед этим говорил, но, когда я вошёл в класс, он только смотрел на ребят и грозил им кулаком. «Поняли, нет?» — вот что выражал его жест.

Сразу после звонка учитель быстро вошёл в класс. В руках у него была кипа бумаги, форматом с экзаменационные листы, как будто он решил устроить контрольную. Ом Сок Дэ крикнул: «Встать!» И сразу после приветствия учитель вызвал Сок Дэ:

— Староста, отправляйтесь в учительскую. Там на моём столе лежит ведомость — закончите её за меня. То есть она почти закончена, надо только обвести все линии красным.

Когда Сок Дэ вышел, учитель заговорил с ребятами голосом, совсем не похожим на тот, которым он говорил на предыдущем уроке: