Слушая профессора Лю, я думал о том, что такие «культурные обмены» и есть следствие стремления к объединению только на политической основе. Но мне захотелось его хоть как-то утешить, и потому я сказал:

— Ну, не всё сразу. Нельзя ожидать результата прямо сейчас, нужно много усилий. И потом, знаете, ведь если бы встретились люди совершенно различные по убеждениям, то к чему бы это привело? По-моему, только к конфликту.

Я утешал его, но у меня самого на сердце было тяжело. На самом деле, говоря это, я думал только о брате. А что, если и мы с ним окажемся полными противоположностями?

Моя тревога ещё больше усилилась тем же вечером, когда позвонил господин Ким:

— Он здесь! Ваш брат приехал! Только что. Переночует у пригласившего «дяди», а завтра утром будет у вас в отеле.

Я уже знал, что официально мой брат приезжает якобы по приглашению дяди со стороны матери, но то, что он поехал к этому «дяде», вместо того чтобы кинуться ко мне, подсказывало мне, что он не очень-то горит желанием меня видеть.

Брат пришёл на следующий день — раньше, чем я ожидал. Точное время не было назначено, но я предполагал, что он появится около десяти утра. Поэтому я не спешил: проснулся в восемь, а в ванну отправился только к девяти. Я уже собрался спуститься вниз к завтраку, как услышал стук в дверь.

Я уже говорил о том, что никак не мог заранее решить, как следует себя вести при этой встрече. Я должен был увидеть брата впервые в жизни, и, кроме того, я понимал, что у сводных братьев всегда есть основание для неприязни. Что ему сказать? И как сказать? Я даже не был уверен, что сумею обращаться к нему на «ты».

Он уверенно вошёл в комнату вслед за господином Кимом. Едва я взглянул ему в лицо, как понял, что все мои сомнения были беспочвенны. Это лицо показалось мне давно знакомым, потому что разительно напоминало лицо отца. Отцовский образ давно подёрнулся дымкой в моей памяти, но сохранились несколько старых фотографий. И ещё он был очень похож на другого моего брата, который родился уже после побега отца на Север и потом рано умер. А фигурой он напоминал моего старшего сына: гордая осанка и тонкая кость — примета всего нашего клана. Единственное, что казалось в нём чужим, — это строгий официальный костюм, пошитый по моде двадцатилетней давности.

Брат разглядывал меня тоже не без удивления. Вошёл он с каменным лицом, но потом черты его стали смягчаться — видимо, оттого, что он тоже узнавал во мне что-то знакомое.

— Ваш брат старше вас больше чем на десять лет, — сказал ему господин Ким, видя, что он не знает, что делать. — Так что, думаю, вам первому следует поклониться.

Эта фраза разрядила моё напряжение: теперь заговорить было бы гораздо легче.

Брат поклонился мне в пояс, я отдал полупоклон, и после этого обращаться к нему на «ты» стало вполне естественным. Один из первых вопросов, который я задал, был такой:

— Скажи мне, как ты пишешь своё имя?

Я имел в виду — какой китайский иероглиф он использует при написании своего имени? Мне давно хотелось об этом спросить. Когда я услышал, как звучит его имя, я подумал, что отец должен был дать ему иероглиф, которым отмечались представители мужской ветви моего поколения в нашем клане. Я сам не ожидал, что с первого слова заговорю об этом, но так уж получилось.

Брат, похоже, не понял: он решил, что я просто спрашиваю, как его зовут:

— Меня зовут Хёк. Ли Хёк.

— Я знаю, как тебя зовут. Не говоря уж о нашей фамилии Ли. Я спрашиваю о значении иероглифа, которым обозначается твоё имя. Он значит «красный»? Корень со значением огня и два значка «чжок»?

— Да, точно.

— У тебя имя из одного слога. У твоих братьев и сестёр тоже так?

— Нет, у них — по два слога в имени.

— Ага. Тогда в их именах должны звучать слоги «хи» и «соп», так?

— Да, так. Старшую сестру зовут Мун Хи, а младшего брата — Му Соп.

У меня дрогнуло сердце от радости. Отец — коммунист, настолько преданный своим идеям, что он бросил ради них жену и трёх детей в горящем городе, — всё-таки не пренебрёг традициями нашего клана, когда давал имена своим новым детям.

— А у вас, в Северной Корее, когда дают имена, следуют традиции каждое поколение рода отмечать особым именем?

Брат молчал. Судя по его взгляду, он не понимал и вообще был в полном недоумении от этого странного интереса к именам. Я тоже смотрел на него, не зная, как прервать молчание. Господин Ким пришёл нам на помощь:

— Ну, вы знаете, раньше на Севере тоже старались, чтобы у братьев часть имен совпадала. Но сейчас этого уже никто не придерживается.

— Ну да, не придерживается, — подтвердил брат. — Зачем всё это?

Стараясь говорить спокойно, я объяснил ему древний обычай, по которому члены одного рода, принадлежащие к одному поколению, получали одинаковые иероглифы как часть имён.

— Это не значит, что у всех детей в семье одинаковые имена. Показатели поколения следуют определенному порядку пяти основных элементов мироздания. И у каждого клана свой порядок. Мы в нашем клане называем детей в порядке земля — металл — вода — дерево — огонь. Поэтому в последних пяти поколениях имена в нашем роде были Гю — поколение земли, Хён — поколение металла, Хо — вода, Бёнг — дерево и, наконец, Соп или Хи — огонь. Но можно обойтись и без этих слогов. Например, члены нашего клана, принадлежащие к моему поколению, обычно имеют в имени слоги «Соп» или «Хи», обозначающие огонь. Но если кому-то дают имя из одного слога, то оно обозначается китайским иероглифом, означающим «огонь». Так что и ты, и твои брат с сестрой — у вас всех есть в именах знак принадлежности к одному поколению огня. И я уверен, что, если бы отец давал имена твоим детям, у них был бы слог «Гю» в двусложных именах или иероглиф «земля» в односложных.

Тут я заметил, что не только брат, но даже господин Ким совершенно ошарашен этой лекцией, и решил переменить тему:

— Прости, мне следовало, конечно, заговорить о другом. Скажи, от чего умер отец?

— От рака желудка. Он умер в Народной больнице в городе Кимчхек.

Голос брата дрогнул, и я тоже почувствовал подступающие слёзы — в первый раз с тех пор, как услышал о смерти отца.

— Он умер… без мучений?

— Да, — глухо ответил брат. — О нём позаботился дядя Кён Хо — тот, что сбежал вместе с ним с Юга. Он врач в этой больнице, и он сделал всё, что мог. В последние дни отец был без сознания, но он не мучился, как многие там.

Мне застили глаза слёзы, но всё же настоящей скорби я не чувствовал. Меня даже удивляло, как брат спустя почти год может так остро переживать горе при одном упоминании о смерти отца. Мне было стыдно, что сам я потерял чувствительность. Я был настолько свободен от скорби, что даже успел удивиться, как это дядя Кён Хо, которого я хорошо помнил до его побега в качестве выпускника школы бизнеса и сотрудника банка, вдруг превратился в доктора.

— Я рад слышать, что он не страдал. Однако я хотел ещё спросить о дате смерти. Старший сын обязан отмечать каждую годовщину смерти отца специальными ритуалами.

— Ваш брат говорит о древних поминальных ритуалах, — вмешался господин Ким, словно он был нанят в качестве переводчика.

— 21 августа и 18 марта, — ответил брат.

Двух дат смерти, конечно, быть не могло. 18 марта — это был день рождения отца. По-видимому, на Севере поминальные ритуалы тоже совершались дважды — в день рождения и в день смерти.

Взаимное непонимание вновь возникло, когда мы стали обсуждать подробности ритуала. Брат не имел ни малейшего понятия о таких вещах, как ниша для духа умершего, поминальная табличка, конец периода траура^[17]. Похоже, что на Севере, как это ни странно, поминальный ритуал был больше похож на христианскую панихиду, чем на традиционные конфуцианские церемонии.

— Ну что ж, — решил я, — если вы не делаете там ниши и таблички, то будет лучше, если об этом позабочусь я. Я буду совершать поминальные ритуалы в каждую годовщину, а также первого и пятнадцатого числа каждого месяца.