— Ну как же, у него проект объединения! Болтает, вот что он делает. Болтает, болтает и болтает. А что он ещё может? Сегодня утром он дважды принимал посетителей и оба раза произносил речи на манер кандидата перед выборами. Обе стороны должны преодолеть идеологические разногласия во имя единства крови и нации — и всё такое прочее.

— А что за люди к нему приходили?

— Ну, похоже, что это люди заметные здесь, в Яньцзи. Профессора, наверное, или писатели. Нашего Объединителя они видели в первый раз, но уже встречались с другими деятелями из его организации. Да, забавно было на него смотреть. Говорит так, как будто обращается к правительству в изгнании. И при этом риторика как у северокорейского радио: надо, мол, сбросить иго неоколониализма, чтобы достичь подлинной независимости, изгнать национал-предателей, чтобы ускорить объединение. Я боюсь, как бы мне потом не пришлось рассказывать о его делах суду. И всё потому, что я с ним жил в одной комнате два дня!

Разговаривать с бизнесменом было легко: я незаметно направлял разговор, не выказывая слишком большого интереса.

— Ну, я полагаю, что всё это действительно необходимо, если учесть, как ведут себя США после распада Советского Союза…

— Может быть, это и так, но только наш друг зря распылялся. Тем, кто к нему ходит, не нужно никакого объединения. Вы же знаете, чего они все хотят: завести знакомство, чтобы потом получить приглашение в Южную Корею, а если получится — устроить совместное предприятие. Вот они и поддакивают Объединителю. И вы знаете, меня беспокоит его доброта.

— То есть в каком смысле?

— Ну, он уже пообещал двоим прислать приглашение. И кучу книг обещал прислать для их организации. И даже договорился до того, что найдёт деньги, чтобы построить тут здание школьной библиотеки. Мне кажется, что он всё это сделать не может. Наобещает, а потом получится, что он обманул их доверие.

Если бизнесмен говорил об Объединителе только для того, чтобы отвлечь моё внимание от самого себя, то он делал это не очень умело. Очень скоро он приоткрыл свои собственные мысли:

— Послушайте, вам не кажется странным, что если люди заговаривают об объединении, то имеют в виду только единство нации, национальную идею и всё такое? Вы тоже из таких, профессор?

Как я ни маскировался, он, видимо, почувствовал во мне книжного человека. Иначе почему бы ему обращаться ко мне «профессор», если я сказал ему, что я бизнесмен?

— Ну хорошо, а вы о чём думаете при слове «объединение»?

— Я думаю о том, как нам накормить двадцать миллионов голодных людей. И ещё о том, как сделать, чтобы Север хоть отдалённо напоминал Юг.

— Да, но мне кажется, что большой бизнес может с этим справиться. Он ведь получит массу дешёвой рабочей силы плюс доступ к природным ресурсам прямо тут, под рукой.

— На самом деле это зависит от того, как на это посмотреть. У меня вот есть клиент — генеральный директор крупной фирмы, мы с ним недавно об этом разговаривали. Так он говорит так: «Я, конечно, могу платить гроши работягам, которые приезжают из Бангладеша, Пакистана или Филиппин. Но с северными корейцами этого делать ни в коем случае нельзя. Иначе начнётся конфликт внутри страны, похлеще, чем между Западом и Востоком»^[14]. А кроме того, он говорит: «Подумай, какая у них квалификация там, на Севере? Это же социалистический пролетариат, „мы идём своим путём“ и всё такое. Они же понятия не имеют о современном производстве! Годы и годы пройдут, пока они приспособятся. А на сегодняшний день как рабочие они даже хуже филиппинцев, но изволь платить им, как нашим, потому что мы с ними одной крови». И возникает вопрос: многие ли захотят их нанимать? А если все они будут делать чёрную работу, то получится, что Северная Корея для нас не выгода, а бремя. Дальше. Вот вы говорите — природные ресурсы. А этот мой знакомый отвечает так: да, на севере полезных ископаемых больше, чем у нас на Юге. Но высококачественного сырья, по международным стандартам, там почти нет. А выйдет так, что мы должны будем покупать дорогое и некачественное сырье на севере Кореи — только потому, что оно наше, корейское. Вот и получается, что сырьё тоже — вместо выгоды только бремя.

— Ну, я думаю, что всё это учитывается в графе «расходы на объединение». Есть ведь люди, которые всерьёз готовятся к объединению и подсчитывают его цену — я имею в виду экономические затраты. Экономика важна, но мне кажется, что надо вести и политическую подготовку вроде той, которой занят наш друг. Если мы заранее не учтём политические и идеологические различия между Севером и Югом, нам не избежать кровавой гражданской войны.

— На этот счёт у моего знакомого есть такая теория. Он говорит, что максимум вероятности того, что в объединённой Корее победят коммунисты, придётся на третий год после объединения. К тому времени многие южане окажутся за чертой бедности, потому что экономика не выдержит расходов на объединение. А северяне будут страдать от чувства неполноценности. Так что получится, что в целом по стране тех, кто захочет радикальных перемен, окажется больше, чем тех, кто захочет всё сохранить по-старому. Народ будет готов к социалистической революции. Ну, как бы там ни было — я бизнесмен и потому считаю экономическую подготовку самой важной. Посмотрите на то, что случилось с Советским Союзом, — разве не ясно, что идеология определяется экономическими условиями? Этот их марксистский закон — что базис определяет надстройку, — он, по-моему, правильный.

Он снова назвал себя бизнесменом, и это опять возбудило моё любопытство. Чем больше я говорил с ним, тем больше мне казалось, что передо мной не просто бизнесмен.

— Вот вы говорите, что у вас есть клиент — генеральный директор крупной фирмы… — начал я, хотя и чувствовал, что он постарается уйти от ответа. — И похоже, что вы знаете гораздо больше, чем мы, простые смертные. А позвольте вас спросить — каким именно бизнесом вы занимаетесь?

По его лицу пробежала тень сомнения, он, видимо, решал — отвечать или нет. Но в конце концов он решил обойти мой вопрос:

— Да так, ничего особенного, зарабатываю потихоньку на хлеб.

Тут он заметил, что в кафе входит человек с большим пластиковым пакетом, вскочил с места и стал махать ему рукой, как потерпевший кораблекрушение — спасателю.

Когда я впервые побывал в Яньцзи (это было в 1988-м, в год сеульской Олимпиады), этот город имел вполне социалистический вид. Тот вид, который имеет старый радиоприёмник: сделан крепко, на века, но уже давно просится на помойку. Когда я приехал сюда во второй раз — год назад, внешне всё было почти так же, но то там, то здесь замечались перемены. Город входил в рыночную экономику.

И вот прошло ещё полтора года. Я вышел на проспект Дружбы с видом ревизора, прибывшего инспектировать реформы. Правда, я выбрал этот центральный проспект не только потому, что здесь перемены были заметнее, но и потому, что на нём в каждом доме были корейские рестораны, а я хотел пообедать.

Перемены в большом городе не измеришь никакой линейкой. К тому же мне в мои пятьдесят было уже не под силу галопом обежать весь город, как раньше. Я скоро устал от разглядывания жилых домов и контор, которые выглядели вроде бы такими же, как в прошлый приезд, но в то же время вроде бы и другими. Не пройдя и двух кварталов, я свернул в кафе, над которым красовалась вывеска «Река Хан». Надпись была по-корейски — явно для удобства туристов, а под ней ещё было выведено полукругом по-английски: «café/restaurant». Такие вывески в Сеуле можно увидеть почти на каждой улице. Интерьер кафе тоже напоминал недорогие сеульские забегаловки. Хозяев заведения не было видно. Судя по тому, что время подходило к двенадцати, а на обед сюда никто не спешил, это место, видимо, было всё-таки не рестораном, а кафе. Ну, раз так, решил я, то и я тоже поищу что-нибудь другое.

— Здравствуйте! — услышал я в этот момент женский голос откуда-то из тёмного угла. Судя по выговору, она была не местная. Я уселся за столик, и ко мне подошла женщина лет тридцати.