– У тебя опять зуб болит? – невозмутимо интересуется Джон.

– Нет, – ухмыляется в ответ Шерлок.

– Тогда чего так скривился?

– Изображаю презрение.

– Плохо изображаешь. Давай еще раз.

Пару минут Холмс на разные лады склоняет сакраментальную фразу, и к концу «репетиции» Джон неудержимо хохочет, чуть ли не сваливаясь со стула.

Друг утирает выступившие от смеха слезы, а Шерлок смотрит на него и думает, как же могло так случиться, что он раньше не знал, насколько это удивительно приятно – просто заставлять Джона смеяться.

– Ладно… – откашлявшись, терпеливо предлагает тот, – давай по-другому. Понимаешь, глупость – это то, что вызывало у него… отвращение. Скажи, у тебя что-нибудь вызывает отвращение?

Сейчас, когда Джон так близко – только руку протяни, и детектив мог бы дотронуться, прикоснуться к мягкому хлопку рубашки, почувствовать через нее тепло кожи, – и смотрит на него без неприязни, с участием, почти ласково, у Шерлока решительно ничего не может вызвать отвращения. Он так и говорит:

– Нет.

– Неужели совсем ничего? – посмеивается Уотсон.

Шерлок старательно задумывается, сознание методично перебирает факты, элементы картотеки под грифом «отвратительно», но состояние его души таково, что даже Андерсон воспринимается милейшим человеком.

– Вареный лук? – внезапно вопрошает Джон. – Вчера миссис Хадсон сварила нам луковый суп...

Воспоминания о мерзком сладковатом вкусе, наполнившем его рот с первой же ложкой классического французского блюда, тут же отражаются на лице детектива, и Джон радостно щелкает пальцами:

– Вот оно! Думай «луковый суп», а говори: «Ты идиот!»...

– Идиотский суп... – морщится Шерлок, вызывая у друга очередной приступ хохота, и, не выдержав, смеется вместе с ним...

*

В тот день, когда Шерлок застал его в ванной, Джон вернулся с работы неожиданно рано. Заслышав его шаги на лестнице, детектив поспешил укрыться в своей спальне и за весь вечер так больше из нее и не вышел.

*

– Ян?.. – Джон стучит в запертую дверь. – Ужинать будешь?..

Шерлок кутается в одеяло, ощущая во всем теле противную мелкую дрожь. Он все еще не пришел в себя после сделанного утром открытия и точно не готов смотреть другу в лицо.

– Ян? С тобой все в порядке? – в тоне Джона явно проскальзывает беспокойство, что лишь усиливает нервозное состояние Шерлока. – Открой дверь...

– Я заболел! – хрипло выпаливает Холмс и тут же понимает, что это плохая идея.

– Заболел? – Джон перестает дергать ручку двери. – Что у тебя болит?

Мысли Шерлока мечутся, пытаясь выбрать часть тела, которая не потребовала бы профессионального внимания Джона, и, наконец, его осеняет:

– Зуб.

– Зуб?.. – переспрашивая, друг явно улыбается, и детектив очень четко представляет себе, как от его глаз при этом разбегаются крохотные морщинки. – Выпей таблетку, и пусть Майкрофт сведет тебя к своему стоматологу.

Джон еще некоторое время гремит посудой на кухне, а потом поднимается в свою комнату, а на следующее утро, крадучись выбравшись из спальни, Шерлок обнаруживает на кухонном столе записку: «Выходные проведу у сестры. ДУ».

*

Итак, он чувствует физическое влечение к Джону.

На то, чтобы смириться с этим фактом, Шерлок тратит два дня и две ночи. Два дня и две ночи тщательного самоанализа и многочисленных перепроверок полученных данных.

Изображения обнаженного Джона старательно маркируются и помещаются на особо секретную полку чертогов, откуда периодически достаются с целью экспериментального подтверждения результата. К концу первой ночи неизменность этого результата позволяет сделать неутешительный вывод – эрекция не была случайным, одиночным явлением, Шерлок действительно воспринимает Джона как потенциальный сексуальный объект.

Очередная трещина в основательно просевшем фундаменте его прежнего существования на целый день вводит Шерлока в ступор. Он не встает с постели, не ест и не пьет, не отвечает на звонки старшего брата и робкие увещевания квартирной хозяйки.

На вторую ночь он вдруг понимает, что упустил из виду одну очень существенную деталь. Резко садится на постели, хватает телефон, ищет в Интернете фотографии обнаженных мужчин и женщин. Пытливо рассматривает, прислушиваясь к реакциям тела.

Безрезультатно.

Он вновь откидывается на подушки и в отчаянии закрывает глаза. Похоже, его так некстати проснувшееся либидо все-таки умудрилось сосредоточиться только на одном человеке.

На Джоне.

Весь второй день уходит на то, чтобы свыкнуться с этой мыслью и решить, как вести себя дальше…

*

Джон возвращается вечером в воскресенье. Проходит в гостиную, бросает небольшую спортивную сумку рядом с диваном.

– Как зуб?

Сидящему в кресле Шерлоку достаточно одного взгляда, чтобы уловить произошедшую с ним перемену. Стали свободней движения, меньше напряжения в линии плеч, даже лицо словно разгладилось – как будто непосильный груз, который друг нес все это время, возможно, и не исчез совсем, но определенно стал значительно легче.

– Все прошло, – он прикусывает губу, потому что видеть Джона вживую и не думать о том, как он выглядит без одежды, оказывается неожиданно трудным.

– Ян... – Джон присаживается на журнальный столик. – Я тут подумал...

Шерлок Холмс обязательно бы съязвил по поводу сказанного, но Ян Сигерсон не ощущает никакого желания насмехаться.

– Ты же не виноват. Это твоя работа... – друг смотрит так, как будто все уже объяснил, и Шерлок понимает, что опала закончилась и что Яну Сигерсону больше не вменяется в вину то, что он позаимствовал на время место Шерлока Холмса...

*

Звук льющейся воды – самый возбуждающий на свете звук. Шерлок откидывает одеяло, слегка разводит колени, мягко поглаживает ладонью пах.

Наверху Джон принимает душ.

Рука ныряет под резинку штанов, обхватывает горячий, туго налившийся кровью член, ненавязчиво скользит, едва касаясь, пока еще только обещая удовольствие. Детектив запрокидывает голову, приоткрывает рот, позволяя воздуху свободно циркулировать между губами, пристально смотрит в белеющий в полумраке потолок, но видит не его, а Джона, голого и мокрого.

Брюки мешаются, и Шерлок, приподняв зад, приспускает их левой рукой.

Теперь он мастурбирует каждое утро и всегда одновременно с водными процедурами Уотсона. Предпочитая подходить к решению проблем вдумчиво и детально, детектив и к сеансам самоудовлетворения подходит так же.

Единственный сексуально окрашенный опыт общения с другом связан у него с ванной, а потому Шерлок в течение ночи гасит возбуждение усилием воли, дожидаясь того мгновения, когда Джон проснется и пойдет в душ. Мысль о том, что как раз в данный момент друг выглядит именно так, как его навсегда зафиксировало в то знаменательное утро сознание детектива, создает у Шерлока призрачное ощущение обоюдности, иллюзорной взаимности, делает его неразделенное желание менее унизительным.

И Шерлок дрочит, жадно прислушиваясь к шуму воды. Он бы и сам очень хотел стать этой водою, что с силой вырывается сейчас из лейки, горячим каскадом падает на плечи Джона, лаская и раззадоривая, заставляя краснеть светлую кожу, а потом скользит вниз по спине, по бокам, добирается до ягодиц, обтекает их, слегка забираясь в ложбинку…

В его воображении Джон всегда повернут к нему спиной.

Теперь Шерлок почти зол на себя за то, что не решился оглядеть Джона спереди. Ограниченное количество данных нервирует, заставляя совершать сомнительные в своей разумности действия, вроде того, чтобы провести несколько часов, исследуя правомерность найденного в Интернете совета: «Как определить размер пениса по размеру ноги».

Джон плещется в ванной недолго, примерно десять минут, но измученному добровольным воздержанием Холмсу хватает. Под конец он лихорадочно толкается в ладонь, до боли в мышцах напрягая ноги, едва слышно постанывая сквозь стиснутые зубы, и кончает в тот миг, когда Джон выключает воду.