*

Утренний оргазм помогает держать себя в узде целый день.

Шерлок не допускает даже мысли, чтобы хоть как-то обнаружить свое влечение перед Джоном. Оно неуместно в принципе, с учетом гетеросексуальной ориентации Уотсона, и более чем опасно сейчас – когда любой неловкий жест способен разрушить установившуюся между ними хрупкую симпатию…

Их вечера теперь проходят совсем по-другому.

Джон старается вернуться с работы пораньше. Шерлок старается подготовиться к его возвращению. С помощью миссис Хадсон накрывает на стол, помогая ей принести снизу кастрюльки и сковородки. Домовладелица так рада воцарившемуся в квартире покою, что каждый раз стряпает на ужин что-то особенное, но ее крайне тревожит ложное положение Холмса.

– Шерлок, скажи ему, он поймет… – она смотрит почти умоляюще, искренне веря в возможность благополучного разрешения ситуации.

– Нет, – упрямо качает головой детектив.

Он еще не готов. Джон еще не готов. Они оба еще не готовы…

*

– У тебя отлично получается копировать жесты… – Джон домывает последнюю тарелку и, завернув краны, оборачивается. – Но мне кажется, тебе не хватает настроя.

С настроем у Шерлока точно проблемы, особенно сейчас, когда Джон, присев на стол, скрещивает лодыжки, отчего ширинка на джинсах у него слегка оттопыривается, ненавязчиво подчеркивая то, что скрывается под ее защитой.

– В смысле? – с досадой уточняет детектив, крайне недовольный низким уровнем собственного самообладания.

– Я говорю об уверенности в себе.

В гостиной натоплено, в камине весело пляшет огонь, и Джон расстегивает рубашку, а потом и вовсе снимает ее и аккуратно вешает на спинку стула, оставаясь только в белой футболке. В горле у Шерлока пересыхает, когда его взгляд натыкается на просвечивающие сквозь тонкую трикотажную ткань пятнышки сосков.

– Он был очень уверен в себе, я бы даже сказал, очень самоуверен… – Джон на секунду опускает глаза, на его лицо набегает тень, но тут же исчезает, стоит ему снова посмотреть на Шерлока. – Эта уверенность чувствовалась во всем, что бы он ни делал или говорил, в каждом движении, в каждом слове… А ты двигаешься так, словно… – он пожимает плечами, глядя на детектива с мягкой улыбкой, – …словно боишься что-то разбить…

*

К концу недели Холмсу начинает казаться, что Джон почти совсем оттаял.

«Уроки» все больше увлекают обоих. Копируя самого себя, Шерлок тщательно дозирует похожесть и непохожесть, стараясь не переигрывать, наслаждаясь каждый раз, когда ему удается вызвать у Джона смех…

*

– Что ж, надо будет сказать миссис Хадсон, чтобы она больше не варила нам луковый суп… – отсмеявшись, Джон поднимается из-за стола. – Ян, ты не против, если мы на сегодня закончим?..

Закончим?.. Они же еще только начали…

Шерлок хмурится, ощущая, как настроение стремительно падает.

– Что-то не так?

– Нет, просто я обещал Майку Стэмфорду выбраться с ним в бар.

В бар. Навалившееся чувство обиды так похоже на то, что он испытывал прежде, когда Джона не оказывалось под рукой в тот момент, когда он был особенно нужен, что Шерлок едва удерживается от того, чтобы презрительно фыркнуть.

В бар…

Уотсон поднимается к себе, чтобы собраться, а детектив размышляет о том, что сегодня пятница, и, следовательно, бары полны ищущих развлечения женщин. Сердце тревожно сжимается, нарушая кровоснабжение кожных покровов, и Шерлок бледнеет, не справляясь с приступом ревности.

– Не скучай… – прежде чем совсем уйти, Джон заглядывает в гостиную, и его плохо выбритый подбородок слегка облегчает Холмсу душевные муки.

Джон явно не собирается заводить интрижку.

Однако все может случиться спонтанно.

Пока друг развлекается в баре, Шерлок валяется на диване и с достойным мазохиста упорством представляет, каково это будет – лежать в одиночестве в своей постели и знать, что Джон у себя с кем-то занимается сексом.

*

Джон вваливается в освещенную лишь камином гостиную ближе к полуночи. Он один и сильно не трезв.

– Твою мать! – наткнувшись в полумраке на журнальный столик, Уотсон сердито шипит, отпихивает ногой провинившуюся мебель и неловко наклоняется, потирая ушибленную лодыжку. – Ты почему еще не спишь?

Шерлок не отвечает, потому что сначала слишком занят считыванием Джона в поисках доказательств «особенно» хорошо проведенного времени, а потом потому, что склонившийся в три погибели Джон внезапно теряет равновесие и плюхается на диван.

Детектив едва успевает подвинуться, уберегая живот от раздавливания, и тут же застывает, потому что поясница друга сейчас тесно прижата к его боку, и это их первый физический контакт с тех пор, как Шерлок вернулся.

Джон смотрит на танцующее пламя, и он так близко, что дыхание Холмса неминуемо сбивается, и ему остается лишь надеяться, что в том состоянии, в котором находится Уотсон, тот ничего не заметит.

Они оба молчат. И эта пауза так невыносима, что Шерлок уже готов вскочить и спастись бегством, но тут Джон внезапно оборачивается и берет его за руки. Чертоги разума мгновенно окутывает туман, глазам становится горячо, а тело немеет.

Задумчиво улыбаясь, Джон складывает покорные ладони Шерлока вместе, прижимая их ребром к его груди, стискивает своими ладонями. Потом робко тянется к лицу, костяшки пальцев с нежностью скользят от скулы к подбородку.

– Так похож… Так похож… – шепчет он, продолжая поглаживать Шерлоку щеку.

Детективу кажется, что он сейчас умрет, и, наверное, поэтому он пропускает тот миг, когда губы Джона оказываются слишком близко от его собственных. Секунда, и их губы соединяются, а мир вокруг проваливается в тартарары, еще секунда – и Джон резко отстраняется, вскакивает с дивана, вновь наталкиваясь на многострадальный столик.

– Черт! Черт! – его трясет так, что Шерлок ощущает вибрации в воздухе. – Господи… – вцепившись обеими руками в волосы, он сгибается, словно пронзенный мучительной болью. – Прости меня, прости… Я не имел права… Что я наделал… Господи, какой же я идиот… Черт!!!

И Джон стремительно выбегает из комнаты, оставив Шерлока окончательно потерявшимся в затянутых непроглядным туманом чертогах…

====== Часть шестая ======

На следующий день Джон так долго не выходит из спальни, что Шерлок, словно запертый в бутылке джинн, успевает пережить несколько разнообразных периодов ожидания.

*

Фундамент прежнего существования бесповоротно разрушен, и, неловко балансируя на его живописных развалинах, детектив всю ночь занимается тем, что выводит над входом в чертоги яркую надпись: «Шерлок Холмс – самый идиотский идиот из всех идиотов».

Туман, застилавший сознание, постепенно рассеивается, и то, что еще сутки назад воспринималось совершенно немыслимым, теперь раздирает разум Холмса своей очевидностью. «Музей», фотография, идеализация, яростное неприятие «двойника», даже плохо выбритый подбородок доктора Уотсона – каждый факт находит свое место в системе, пазлы легко соединяются, складываясь в картинку, и при взгляде на нее Шерлоку становится так сладко и так страшно, что он едва может поверить в то, что видит.

Его картотека под названием «Джон Уотсон» определенно пополнилась новыми данными, в том числе и физиологического свойства, но позволить себе думать об этом сейчас означает лишиться остатков самообладания и здравомыслия. И Холмс изо всех сил старается задвинуть в дальний угол чертогов воспоминание о том, как целую тысячу миллисекунд рот Джона прижимался к его рту. О запахе кожи Джона и вкусе его губ.

Мягких, робких, слегка обветренных губ…

Шерлок вскакивает с кровати, мечется по спальне, едва сдерживая желание побиться головой об стену.

Дурак! Дурак! Слепой идиот!!!

Он распахивает окно, рискуя простудиться, жадно вдыхает стылый ночной воздух, старается успокоиться. Ему необходимо успокоиться, ему необходимо понять, когда именно он ошибся, умудрился проглядеть самое главное: после того, как вернулся, или же раньше, еще тогда – три года назад…