Уж верно, замышляет что-нибудь;
Что требует он, громко негодуя,
Сниженья ренты, сам же с барышом
Ягнят сбывает от господских маток,
О нет! Зерцало чистое не льстит,
И Пахаря мне облик виден ясно,
Но лишь затем, что тяжким он трудом
Питает и монаха, и барона,
И вас, отцы святые, — дух его
На небеса взойдет, опережая
Скотов, что служат брюху своему,
О святости толкуя неустанно!
Перевод Марины Бородицкой
Томас Гарди (1840–1928)
Бывшие прелестницы
Вы, дамочки с поджатыми губами,
Увядшей кожей, —
Неужто впрямь мы бегали за вами,
Любя до дрожи.
В шелках созданья нежные, к кому мы
Припасть спешили
То в Бадмуте, то в тихих бухтах Фрума
У водной шири.
А как в лугах, обнявшись, мы плясали —
всё было мало,
покуда не задремлет в лунной шали
земля устало.
Нет, вспомнить ни себя, ни тех свиданий
они не в силах,
иначе бы огонь воспоминаний
преобразил их.
Перевод Марии Фаликман
Чарльз Косли (1917–2003)
Семейный альбом
Я терпеть не могу тетю Нору
И ее то ли вздох, то ли всхлип,
Поцелуй ее смачный, и взгляд ее мрачный,
И объятья, как клейкий полип.
Мне не нравится дядюшка Тоби,
Тот, что с трубкой в зубах и в пенсне.
Меня слушать достало в сотый раз все с начала,
Что он делал на прошлой войне.
Я не жалую тетушку Милли,
Ее брошки, сережки, табак,
И ружье для охоты, и армейские боты,
И ее невозможных собак.
Неприятен мне дядюшка Генри:
Он, гостей развлекая своих,
На ножах для салата исполняет кантату.
(Он, по-моему, тот еще псих.)
Что до Неллиных мерзких близняшек,
Слава Богу, их два, а не три!
Эти Гарри и Хетти — препротивные дети —
Могут только пускать пузыри.
Что до разных кузин и кузенов,
Им я тоже, признаться, не рад,
Как сойдутся в гостиной и пялятся чинно:
Ну ни дать и не взять зоосад!
Если кто-то со мной не согласен,
Пусть черкнет мне о том пару строк.
В том, что кровь не водица, я не прочь убедиться,
Но пока, к сожаленью, не смог.
Кабы родичей мы выбирали,
Как бы рады мы были родне!
И замечу в придачу на ушко: не иначе,
Наши чувства взаимны вполне.
Перевод Светланы Лихачевой
notes
Примечания
1
См., напр., G. Austen. Self-portraits and self-presentation in the work of George Gascoigne // Early Modern Literary Studies 14.1/Special Issue 18. (2008).
2
Джеймс Крэггс-младший (1686–1721) — британский государственный деятель, с 1717 г. занимал должность военного секретаря, а с 1718-го — государственного секретаря Южного департамента в кабинете министров правительства Великобритании. А. Поуп, будучи его другом, сочинил также эпитафию, высеченную на надгробии Дж. Крэггса в Вестминстерском аббатстве. (Здесь и далее — прим. переводчиков.)
3
Леди Мэри Уортли Монтегю (1689–1762) — путешественница и писательница, известная энциклопедической образованностью, одна из первых феминисток в Англии. Дочь герцога, супруга британского посла в Турции, откуда впервые привезла в Европу способ прививания оспы. «Мадам, если Вы желаете жить в памяти других, то в моем случае Ваше желание исполнено в высшем смысле этого слова. Нет такого дня, когда бы Ваш образ не являлся мне», — писал ей в 1717 г. влюбленный Александр Поуп. Упомянута Дж. Г. Байроном в поэме «Дон Жуан»: «Я эти страны пел уже когда-то: / Они уже пленяли, не таю, / Пленительную Мэри Монтегю». Перевод Т. Гнедич.
4
Великая княжна Мария Александровна (1853–1920), вторая дочь российского императора Александра II и императрицы Марии Александровны, сочеталась браком с принцем Альфредом, герцогом Эдинбургским, вторым сыном королевы Виктории и принца Альберта Саксен-Кобург-Готского, 23 января 1874 г. в Зимнем дворце в Санкт-Петербурге. Свадебные торжества прошли с подобающей пышностью. «Ничего нельзя представить более великолепного, чем этот торжественный банкет, — писал лорд Лофниус, британский посланник в Петербурге. — Блеск богатейших драгоценностей смешивался с блеском мундиров, золотых и серебряных блюд и роскошного севрского фарфора. Во время всего обеда пели талантливые артисты итальянской оперы — Патти, Альбани и Николинни, что придавало еще больше великолепия этой сцене несравненной красоты, которую трудно описать». Медовый месяц герцог и герцогиня Эдинбургские провели в Царском Селе, а 12 марта прибыли в Лондон. Вопреки радужным предсказаниям А. Теннисона, брак оказался несчастливым: гордая дочь русского императора и его любимица так и не поладила со свекровью, и новый дом оказался не слишком-то гостеприимен к «имперскому цветку», а титул «Ее Королевского Высочества», принятый после свадьбы, не шел ни в какое сравнение с титулом «Ее Императорского Высочества», принадлежащий ей по рождению. Впрочем, Мария Александровна родила в браке пятерых детей и на двадцать лет пережила мужа.