Империи познали много зол:

Так Англия сдалась мечу норманна,

Твоя отчизна покорилась хану;

Днесь новый Гарольд взводит на престол

Александрóвну.

В извечной круговерти перемен,

Как щепки в море, нации и троны,

Однако ведомо сердцам влюбленным:

Одна Любовь — бессмертный сюзерен,

Мари-Александрóвна!

В краю мужей суровых, вдалеке

От родины ты обрела супруга.

Державы улыбаются друг другу,

С любимым ты стоишь рука в руке,

Александрóвна!

И Запад осчастливишь ты стократ:

Ты славилась деяньями благими,

Твое в лачугах восславляли имя,

И здесь, Мари, его благословят,

Мари-Александрóвна!

Ужель вновь вспыхнут ненависть и страх?

Или с приходом царственной принцессы

Проглянет синь небес сквозь туч завесу,

Надежда оживет в людских сердцах,

Александрóвна?

Пускай союз ваш крепнет год от года,

Душа в душе пусть обретет покой;

И как бы ни вращался шар земной,

Пусть мир связует ваши два народа,

Альфред-Александрóвна!

Перевод Светланы Лихачевой

Данте Габриэль Россетти (1828–1882)

Царь Александр II (13 марта 1881 г.)

Он сорока мильонам крепостных,

Имевшим прежде лишь клочок земли

Размером с гроб, дал пашен, чтоб могли

Они кормиться; ныне вопли их

Несутся ввысь: «Прибежище благих!

Пока слезами мы не изошли,

Виновникам те казни ниспошли,

Что царь отверг во имя малых сих».

Он удержал свирепствовавший кнут;

Впервые рядом с жертвою своей,

В крови лежащей, мертвым пал злодей.

Растерзан тот, кто всем дал равный суд,

И Бога, вопреки делам иуд,

Он ныне просит за своих людей.

Перевод Валентины Сергеевой

Эндрю Лэнг (1844–1912)

Полковник Бернаби^[5]

Ты смерть искал в полях и облаках,

Ей страшен был в азарте боевом;

Как царственно земле свой отдал прах,

Сражен в песках кочевника копьем!

Тебе бы, скажет Англия, не в том

Бою ничтожном пасть, а лютый страх

Внушать врагам в афганских злых горах,

Где близкой битвы нарастает гром.

Ты встал бы, как Аякс у кораблей,

Остановил, собрал бегущих прочь,

Прикрыл щитом надёжнее скалы,

Чтоб кровью тёк Гельменд среди полей,

И в свой промозглый край, где правит ночь,

Теряя перья, унеслись Орлы.

Перевод Алексея Круглова

Женский лирический портрет

Джон Китс (1795–1821)

Акростих: Джорджина Августа Китс^[6]

Друг нежный, я в заглавных буквах дам

Жизнь всем твоим блестящим именам.

От сна очнувшись, дивный Аполлон

Решит, чтоб впредь я блюл его закон,

Душой к тебе лишь и к стихам влеком.

Ждет эмпирей того, кому знаком

Из всех даров — не виртуозный слог,

Не золотой Поэзии чертог,

А братская любовь, что греет нас.

Антропофаги (Мавра дивный сказ),

Волшебный пояс, что носил Улисс,

Горят сияньем Муз, но первый приз —

Удел не их; в честь Девяти сестер

Сияя, снищет лавровый убор

Творенье не тщеславного пера,

А скромный дар тебе, моя сестра.

Как возвещает третье из имен,

Им наш с тобой, сестра, союз скреплен:

Тебе сулит оно как добрый знак

Сынков, и дочек, и без счету благ.

Перевод Светланы Лихачевой

Альфред Теннисон

Кэт

Не позабыть мне злых гримас,

Волос, как смоль, и черных глаз

Той, чей смешок колюч и дик,

Как дятла дробь в тиши, — и вас

Не пощадит ее язык —

Кэт скажет правду напрямик.

Тот язычок неукротим,

А голосок звенит струной;

Как пламя, бьется в сердце жар.

Нрав пышет кипятком крутым,

И ум искрится озорной,

Острее сабли янычар.