Сейчас уже о всех председателях и не напишешь, упущено время. Ограничимся колхозом «Забе». По нему все волны прокатывались. Кто только не стоял во главе хозяйства! Люди-легенды и личности, явившиеся прямехонько из анекдота. Одних преждевременно уносила смерть, другие попадали в тюрьму.

Когда старого председателя уже нет, а новый еще только-только присматривается, часть колхозников охватывает апатия, другие стараются себе чего-нибудь урвать. Хозяйство в это время либо топчется на месте, либо катится назад.

У Ария Ака был диплом, была и хватка. И все равно пришлось покинуть кресло, вернуть печать. Как же так? Неужто из-за дурацкого случая с собакой? Может, он слишком круто взял, перетянул вожжи? Может, у него уровень мышления был не тот? Не дотянул, как говорится, до мировых стандартов? Или вся беда в том, что надо было завоевать сторонников, а он, как нарочно, множил врагов?

Арий Ака принял колхоз в те годы, когда в природе нарушилось равновесие. На пчел напал клещик. Рожь рожала розоватые зерна. Море выбрасывало на берег миллионы божьих коровок. Черемуху облепила тля. Раки в речке Забе передохли уже давно, теперь кверху брюхом стали всплывать рыбы.

Спустя месяц после того, как Арий стал председателем, на него наложили денежный штраф. За то, что морит рыбу. Механизаторы, мол, сливают в речку жидкий аммиак. Ака не мог взять в толк, где они это проделывают. Взял в помощники несколько человек, стал обшаривать речные берега. И нашел виновных. Оказалось, школьники бухают в омут ядовитую жидкость, станут чуть пониже течения и поджидают с полиэтиленовыми мешочками. Собирают снулых щук, как поленья.

Улов приносили домой, дарили учителям. Никто не спрашивал, откуда у ребят такая прорва рыбы. Кидали на сковороды, обжаривали в масле, варили уху.

Гнев председателя обрушился одновременно на школьников, родителей и учителей. Но больше всего его возмущало, что взрослые обращаются с ядами ничуть не лучше проштрафившихся юнцов-рыболовов.

Зайцы, спасаясь от распыленных химикатов, пытались бежать, но, попрыгав недолго, падали замертво. Навозная жижа из переполненного хранилища выливалась в озеро. В лесу то тут, то там попадались задранные собаками косули.

Терпению Ария пришел конец. Он договорился с охотниками и организовал поход. Перестреляли всех непривязанных собак и всех котов, что бродили по опушкам и охотились в рощах на зверюшек. Акция вызвала бурю негодования. Где это видано, чтобы в деревне заставляли держать взаперти собак. Арий пытался объяснить, что многие песики и милашки кошечки из домашних животных переквалифицировались в разбойников и дерут почем зря всякую лесную тварь. Не помогло. Слишком велика была обида.

Следующей заботой председателя стал навоз. Он хотел, чтобы народ в корне изменил к нему отношение.

— Вы мне ответите не только за каждую тонну — за килограмм!

Чтобы навести порядок, надо было начинать с хранилищ. За долгие годы службы они пришли в запустение и превратились в адские хляби. Источник плодородия, накопившись в огромных количествах, растекался во все стороны и мало-помалу затопил окрестность фермы. Техника не могла подъехать. Тонула и большая, и малая. О том, что хозяйству необходимо приличное хранилище, где можно было бы заготовить компост, никто никогда не думал. А если и думал, то неопределенно — дескать, вот хорошо было бы, если б вдруг поднесли на блюдечке. Арий не стал ждать, собрал бригаду, и та бойко взялась за дело. Вымостила хранилища обычным серым булыжником. Раньше навоз не имел цены. Взвешивали на глазок. Каждый брал сколько хотел. Арий Ака поставил на этом крест. Колхозники, не имевшие своего скота, отныне должны были оплачивать счет в конторе. За навоз и за транспорт.

— Тысячи ни с кого не дерем, но порядок должен быть. Если поймаю, что машина с грузом или трактор с прицепом укатили в город, накажем. Урежем привилегии колхозников.

Горожане хотели вести дела в рамках закона, но Ака ни на какие уговоры не поддавался.

— У нас есть агропромышленное объединение. Пусть начальники договорятся, чем и как удобрять сады горожан. Пока не будет разработанной системы, до тех пор навоз, найденный в борозде не у членов колхоза, будем считать ворованным.

Арий все же допускал исключения. Нужные хозяйству люди свою долю получали. Только за чуть бо́льшую плату. Удостаивались права обеспечить городских родственников также и те, кто хорошо работал. Справка требовалась в любом случае — независимо от того, везли навоз с фермы или с индивидуального хлевка. Один из таких документов попал в редакцию районной газеты и увидел свет на странице юмора и сатиры.

«Разрешаю колхознику А. К. (имя и фамилия сокращены. — Прим. ред.) отвезти свой персональный навоз (подчеркнуто нами. — Прим. ред.) в районный центр родственникам для нужд огорода.

Арий Ака,

председатель правления».

Публикация была что бальзам для тех, кто за битвой новенького наблюдал со смешками и злорадством.

Арий стоял горой за натуральность. За естество! Начисто отрицал все, что связано с химией. Не признавал и погоню за рекордными удоями. Стоило только заговорить о перспективах хозяйства, как между председателем агропромышленного объединения Гедертом Паном и Арием вспыхивала вольтова дуга.

— Кому нужны искусственно раздутое зерно и искусственно раздутая картошка?

— Ты не раздувай, а уравновешивай.

— Знаю я твое равновесие — лишь бы в сводках стояла цифра покрупнее. А что треть картошки приходится выбрасывать, хозяйки ругаются, выковыривая из клубней черноту, это тебя не волнует?

— Скажи мне, ты картошку чистым навозом поливаешь?

— Таких дураков нет.

— Точно так же нужно разбавлять и химию.

— Чем?

— Человеческим отношением.

— Яд — это яд. Я верю, люди в конце концов опомнятся, мир обойдется без войн. Но такие, как ты — кто умно рассуждает об урожаях и надоях, — вы-то его и доконаете: зальете, засыпете ядами.

— А ты как в стену уперся: с латвийской бурой четыре тысячи — и точка. Ладно, в перспективе твое хозяйство этот рубеж возьмет. А другие тем временем, глядишь, снова тебя обскочат. Неужели ты думаешь: те, кто сегодня в среднем доят по шесть тысяч и мечтают о семи, дураки?

— А ты подсчитывал, насколько быстрее изнашивается вымя у такой искусственно распертой коровы? Шоры у тебя на глазах, что ли, не видишь: сверхпродуктивный скот не доживает и половины своего века?

— Естественно, что с шеститысячными больше хлопот. Уход должен быть получше. Нельзя с ними шаляй-валяй.

— Если коровы-четырехтысячницы живут нормальный коровий век, а твои рекордистки хорошо если треть его, то где она, эта выгода?

— Мы должны думать о выгоде завтрашнего дня. А ты словно глину месишь, все на одном месте топчешься.

— А ты, значит, движешься вперед — под боком у комплексов-гигантов до сих пор стоят малые фермы, чтобы было откуда пополнить ряды рекордисток! На этих твоих потайных резервных хлевках и держится престиж животноводческих комплексов.

Спор не затихал. Руководство агропромышленного объединения называло Ария не иначе как упрямцем. Всерьез обе стороны схватились на совете объединения, когда решался вопрос о межколхозном летном поле. Специалисты выбрали место для него в «Забе». Арий, как услышал, подскочил:

— Я вообще против сельскохозяйственной авиации в Латвии! Нашим рощицам, речкам, озерам да перелескам распыление с воздуха противопоказано. Кстати, пчелы нам теперь уже совсем не нужны?

Его пытались посадить на место:

— Поля сегодняшней Латвии немыслимы без авиации. Ты закоснел, привык копошиться по старинке, только почву машинами утрамбовываешь. В то время как самолетами все можно быстрее и не в пример эффективнее. Нужно только распылять с умом, аккуратно.

— Ладно, не буду отнимать время, я голосую против.

Пресса отразила спор следующим оригинальным сообщением:

«Арий Ака на все смотрит с узкой точки зрения своего хозяйства. Отрыв от общего дела объединению пользы не приносит. Вместо того чтобы поднимать уровень образования механизаторов, Арий Ака неустанно прививает им мысль, что абсолютно все можно взять с помощью навоза и тщательно возделанной почвы».