Судя по всему, он не обращал внимания на крики людей из того измерения. А для меня это стало пыткой. Я непросто слышала эти вопли, я их чувствовала. Чувствовала, как рвется плоть и ломаются кости. В воздухе пахло сожженными волосами и гниющими ранами. Во рту стоял привкус крови и свежей желчи. Это место не создавали для человеческих душ. И этих людей не отправляли туда за поступки, которые они совершали при жизни. Все они оказались там потому, что так решил один законченный кретин.
Изо всех сил я вцепилась в стул, и ногти начали обламываться. В меня волнами врезались страдания запертых в аду душ, пока я не начала чувствовать себя комком сплошных оголенных нервов. Я должна, просто обязана освободить всех этих людей!
Я поискала все того же призрака, но в глазах плыло, а мир по краям стал темнеть. Призрак повернулся ко мне, присел, словно собирался выиграть какой забег, и неслышно проговорил:
- Сейчас.
А потом он побежал. Прямо ко мне. И я внезапно поняла, что он задумал. Он хотел перейти. По-моему, сейчас было не самое подходящее время, но призрак продолжал бежать теперь зигзагами, уклоняясь от тех, кто пытался его остановить. Где-то он уворачивался от рук, где-то перепрыгивал через вытянутые ноги, а потом, заглянув мне напоследок в глаза, нырнул прям внутрь меня.
Джеймс уставился на нас, но, судя по всему, был скорее сбит с толку, чем взволнован. А потом воцарилась тишина.
Поначалу я услышала только непрерывный громкий писк и сразу поняла, что ничего хорошего он не предвещает. Я посмотрела на человека в больничной форме, который, сгорбившись, сидел на табуретке. Его плечи тряслись от горя.
Секунду спустя я оказалась у него на руках, и он мне улыбнулся. Несмотря на боль, которую я ощущала с головы до ног, несмотря на чувство страшной утраты, этот мужчина сумел мне улыбнуться.
- Похоже, нас теперь осталось трое, - проговорил он, и на него накатила очередная волна боли, эхом отразившейся во мне.
Этим мужчиной был тот самый призрак. Мой отец. Он пожертвовал нашим будущим общением, только чтобы я смогла, черт возьми, все вспомнить. Чтобы я наконец пришла в себя, чтобы вспомнила, кто я такая. Перед глазами мелькала вся моя жизнь, словно кто-то поставил фильм на быструю перемотку вперед. В одну роковую ночь мой отец потерял жену и обрел дочь. В его воспоминаниях я видела себя его же глазами. Видела, как я росла, какими обладала способностями, сколько сделала добра, помогая ему раскрывать преступления, когда он служил детективом, и садить за решетку всяких козлов. Я видела каждую его ошибку и все то, что он сделал очень, очень правильно.
Он показал мне, как учил меня кататься на велосипеде, притворяясь, будто я еду сама, а на самом деле он придерживал велосипед за сиденье и бежал рядом, подбадривая меня изо всех сил.
Показал, как обнимал меня в тот день, когда я проплакала несколько часов. Мальчик, с которым я дружила, перешел через меня, и я увидела, как его убил отчим. Не просто увидела, но и почувствовала. Еще несколько недель я ощущала боль от кулаков того ужасного человека. От ударов ногами. Вместе с папой мы посадили его за решетку, но тот случай стал важным уроком для моего отца. Он понял, через что мне приходится проходить, когда я помогаю ему с делами. Увидел, что со мной могут сделать чужие воспоминания.
Он показал мне, как часто жалел о том, что женился на женщине, которая, как ни старалась, не смогла меня полюбить. Несмотря ни на что я росла нормальным ребенком. Не идеальным, конечно, но папа бесконечно меня любил.
А потом, в один страшный день, он умер. Его убили. И тогда он впервые увидел ту часть меня, что не имеет с человеком ничего общего. Мой свет его заворожил. Я сияла, будто меня сделали из кристально чистого стекла, чтобы однажды я стала ослепительным маяком надежды.
Ни о чем таком папа даже не подозревал. Знал, конечно, что у меня есть какие-то таланты, но теперь все стало по-другому. Весь мир навсегда для него изменился.
Еще папа впервые по-настоящему тогда разглядел Рейеса. Заметил бесконечную тьму. Страшную угрозу. Но к тому времени уже достаточно знал обо мне и моем мире, чтобы увидеть в Рейесе защитника. Воина, который ради меня готов пожертвовать собственной жизнью. И наконец моего мужа.
А еще, с расстояния в световые годы, папа видел, как родилась Пип.
Пип…
Я замерла и мысленно поставила калейдоскоп воспоминаний на паузу.
Пип. У меня есть ребенок! У нас с Рейесом есть дочь, созданная из звездной пыли, света и тепла. Из-за меня и моего света, из-за того, кто я такая и из чего меня сделали, нам пришлось расстаться с дочерью и отправить ее к хорошим людям. Потому что на нее открыли охоту, и мой свет может привести охотников прямо к ней.
Папа показал мне, как я сломалась, когда увозили Пип. Он был рядом, когда мои силы скопились в один ядерный сгусток, и я, взорвавшись, исчезла, чтобы потом очнуться в Сонной Лощине. Теперь я знала почему.
Эрл Джеймс Уокер, или Куур, отыскал божественное стекло и знал, как им пользоваться. Монахи собирались доплыть до другой стороны мира и сбросить там ящик на дно океана, но их корабли затонули у берегов того, что позже станет огромным городом под названием Нью-Йорк. Не отчаиваясь, монахи спасли ящик и вышли на берег, где долгие часы и дни пытались забраться как можно глубже в леса, но истощение и болезни взяли верх. Целый месяц монахи копали ящику могилу в одном крошечном местечке над рекой Гудзон.
Папа поклялся сделать все, что в его силах, чтобы помочь нам уберечь Пип. До последней секунды оставаясь копом в душе, он тайно пробрался в ряды армии Сатаны и стал по крупицам собирать информацию. И сейчас передавал все, что узнал, мне калейдоскопом красок и образов.
Рейес поручил ему выслеживать эмиссаров, и папа пытался выяснить, где находятся все двенадцать. Но он пожертвовал собой, своей миссией и временем, которое мы могли бы провести вместе, чтобы я все вспомнила, спасла себя, а потом и Пип. Моей дочери суждено уничтожить самого Сатану. И ее, это крошечное создание, эмиссары Люцифера прозвали Разрушительницей.
А я назвала ее Элвин.
Элвин Александра.
Казалось, мое сердце вот-вот лопнет от переполняющих меня эмоций. Когда Элвин увозили, я не смогла этого вынести. Мы с Рейесом через столько прошли, столько препятствий преодолели, но разлука с дочерью стала последней каплей. Той самой, что привела меня в этот городок и не оставила ни единого воспоминания.
Фильм подошел к концу, а я сидела на том же стуле и постепенно осознавала реальность. Я больше никогда не увижу папу. Он столько для меня сделал, для всех нас, а теперь… его больше нет.
Джеймс недоуменно уставился на меня, не понимая, почему этот призрак ни с того, ни с сего решил перейти, а потом кивнул своим подчиненным. Нехотя они продолжили свое дело, которое заключалось в основном в том, чтобы держать меня за руку, чтобы Джеймс мог добыть мою кровь. Сделать оставалось всего ничего. Капнуть кровью на кулон, произнести имя несчастного, и душа отправится в ад на вечные муки.
Пристально посмотрев на меня, Джеймс решил, что его прихвостни держат меня достаточно крепко и опустил кулон. Один из подчиненных разрезал мне палец. Мгновение спустя я выдернула руку и треснула Джеймса по лицу, расцарапав ему щеку.
- Я сказал, держите ее! – рявкнул он, перекрикивая шум и впервые за весь вечер по-настоящему разозлившись.
Прихвостни вывернули мне руку, а Джеймс выдавил из моего пальца каплю крови на кулон. Стекло полыхнуло молнией, но я даже не шелохнулась.
На лице Джеймса тревога сменилась ликованием. Он поднял медальон к небу и произнес мое имя:
- Эль-Рин-Алитхиа.
Естественно, ему пришлось использовать мое неземное имя. И произнес он его мягко, словно с любовью. А потом стал ждать.
Однако ничего не произошло.
Взглянув на кровь на стекле, Джеймс повторил мое имя, на этот раз громче:
- Эль-Рин-Алитхиа!
И опять ничего не изменилось.
