— Чёрствый ты. Всё-таки здесь не самая плохая тюрьма.

— Скажи это остальным служащим. Сегодня они закатят грандиозную вечеринку в честь твоего отъезда.

— Зато как долго они будут меня помнить, — рассмеялась Гольдхаген.

— Можешь не сомневаться, будут помнить до последних дней и ещё внукам расскажут.

Когда вдали около рощи показалась фигура Сарваша, полковник произнёс:

— Вот он, твой горячий поклонник и спаситель.

— В каком смысле, спаситель?

— Сама его спросишь. Если он захочет, расскажет.

— Ну, надо же, какие секреты. Ты лучше скажи мне, с чего ты в прошлый раз взял, что он вообще хотел меня забрать? Нет, правда, всё не могу понять, откуда он узнал, что я здесь.

— Я сказал.

— А зачем?

— У нас была договоренность.

— Да? И давно.

Гольдхаген уже успела надоесть полковнику со своими расспросами, и потому он предпочел честно ответить.

— Лет одиннадцать как.

Если она не совсем дура и умеет считать, стало быть, всё поймет и отстанет. Но не тут-то было.

— Это что же, сразу после нашей с ним эпичной встречи в компании Народного фронта освобождения Палестины?

— Его самого.

— И что, Сарваш после этого сразу рассказал об этом тебе?

— Нам об этом много кто рассказал. Альвары могут быть не только преступниками и пострадавшими, но и свидетелями. Между прочим, Сарваш тебя защищал.

— Да ну? — Гольдхаген сделала вид, что удивлена.

— Ты совсем, что ли не понимаешь, как он к тебе относится? Радовалась бы, что хоть кому-то не всё равно, сядешь ты в тюрьму или нет.

— А он что в 1975 году так и сказал, боюсь, как бы Александра не села в тюрьму? — насмешливо произнесла.

Впервые полковнику стало обидно за Сарваша, который только что уплатил заоблачный выкуп за абсолютно дрянную и неблагодарную бабёнку, которая не то что маломальскую симпатию не может выразить, но ещё и потешается.

— Слушай, бестолочь неблагодарная, — воззрился он на Гольдхаген, — Сарваш ещё одиннадцать лет назад попросил заступиться за тебя в случае ареста. Понимаешь ты, что ради тебя он пошёл с прошением в Фортвудс, на что не каждый альвар решится. А для тебя решились только твоя сестра и Сарваш.

— Так зачем он пришел к вам?

— Да предупредить, что ты можешь влипнуть в историю, и нам, вернее моему отделу, придётся тебя вытаскивать из заварухи, где ты, собственно и очутилась.

— Так он знал, что меня могут арестовать в Британии?

— Не знаю, что ты о нём думаешь, но он далеко не дурак, догадаться было не сложно, что ты из ИРА.

— ВИРА, — поправила она.

— Не всё ли равно?

За время этой беседы Сарваш уже успел подойти к ним. Гольдхаген мило улыбнулась, он улыбнулся в ответ.

— Привет, — произнесла она, — неужели ты ждал меня одиннадцать лет?

Сарваш на миг задумался:

— Если вы о том приключении в Швейцарии, то да.

— Как ты узнал, что я из ВИРА?

Он пожал плечами:

— Просто цепочка логических предположений.

— Да? И ты всё понял?

— Почти.

— А помнишь ту романтическую ночь четыре года назад, — мечтательно улыбалась она, — ты, я, плеск Темзы и труп Роберто Кальви под мостом Чёрных Братьев? Я ведь прочитала утренние газеты.

— Господи… — пробурчал полковник, слушая их со стороны.

— Да, — рассмеялась Гольдхаген, — а мы при нормальных обстоятельствах не встречаемся.

— Можно подумать, что у тебя в жизни бывают нормальные обстоятельства. — Посмотрев на часы, полковник решил поторопить парочку. — Время идёт. Вы собираетесь отсюда уезжать?

— Только один вопрос и всё, — произнесла Гольдхаген и обратилась к Сарвашу. — Четыре года назад, когда я сказала тебе, что никуда с тобой не поеду, что ты сделал потом?

В глазах Сарваша мелькнула неуверенность — крайне нехарактерная для него черта:

— В каком смысле?

— Ты ведь поехал в Фортвудс сообщить, что я в Лондоне, так?

— Точнее сказать, позвонил.

На лице Гольдхаген уже не было и тени улыбка. Она только понимающе кивнула и потупила взор:

— Ну, конечно, ты просто позвонил. А я потом думала, с чего вдруг полицейские как с цепи сорвались под конец мая, как раз когда всей нашей ячейке надо было готовиться к акции в Гайд-парке. Даже пришлось менять конспиративные квартиры, четырех людей уводить из-под удара. — И она подняла голову, чтобы посмотреть Сарвашу в глаза. — А это всего лишь ты позвонил в Фортвудс.

Напряжение повисло в воздухе. Сарваш успел сказать:

— Тогда я думал только о вас… — и получил с размаху удар сумкой в бок и еле успел заслониться рукой.

А у Гольдхаген разве что искры из глаз не сыпались, так она хотела накинуться на банкира:

— А о четырёх моих сослуживцах ты подумал, сволочь?!

Полковник кинулся оттаскивать Гольдхаген от Сарваша, когда она собиралась сомкнуть руки на его шее.

— Такая твоя благодарность? — продолжала кричать и извиваться она — за то, как я помогла тебе в 1975. Или ты мне 1945 припомнил? Да что я тебе там сделала?!

— Простите Александра, я… — он двинулся следом.

— Сарваш, — остановил его полковник, — стойте, где стоите, я разберусь.

Полковнику оказалось легче перекинуть Гольдхаген через плечо и унести в здание нового корпуса. Заперевшись в подсобке кухни, полковник приступил к воспитательной беседе:

— Ты что творишь, дура?!

— Да ты хоть понимаешь, как он меня подставил?! Да за такое я по законам военного времени должна убить осведомителя, чтобы искупить свою вину перед ВИРА.

— Добро пожаловать в мир альваров, — развёл руками полковник, — привыкай жить с обидчиками веками. Они не умрут по одному твоему желанию.

А Гольдхаген, не слыша его, продолжала злобно плеваться словами:

— В 1945 году за него словила вашу осиновую пулю, ни за что. В 1975 из-за него чуть не вылетела из РУМО, когда он своим бессмертием чуть не обломал мне всю акцию. А теперь оказывается, в 1982 он меня просто сдал через вас полиции. А ведь я по доброй воле похоронила его, а потом мучилась, откапывала, приводила в чувства…

— Это у вас семейное, с прадедом, — не выдержал и признался полковник. Уж ели открывать, по все карты.

— При чем тут прадедушка? — опешила она.

— Прадедушка? — повторил полковник и фыркнул. — Меня от одного воспоминания о нем передергивает, ты его так ласково… В общем твой прадед по молодости дважды присутствовал на кладбище, когда Сарваш восставал из могилы. Что ты так удивленно смотришь, знали они друг друга. Мир тесен, если ты не знала.

— Тесен? — с надрывом переспросила она, и вновь посуровела, — Нет, мир огромен. Пусть Сарваш катится подальше от меня, иначе… иначе я найду способ сделать его вечную жизнь невыносимой.

— Каким образом?

— Найду предлог и сдам в Гипогею!

— Сама туда не угоди.

— А ты не пугай меня!

Так на повышенных тонах и продолжался их разговор, пока полковник хлопнув дверью не покинул кухню и не поднялся на улицу к Сарвашу, который в задумчивости ходил кругами на одном месте.

— Она сказал, что не поедет с вами, — спешно сообщил полковник.

Сарваш только понимающе кивнул. Полковник продолжил:

— Дайте мне время, я приведу её в чувства, и она как миленькая уедет с вами ещё до заката.

— Разве это возможно? — смущенно улыбнулся тот. — Александра не из тех, кто поддается на угрозы и уговоры. Мне это стало понятно еще давно.

Самое скверное, что Сарваш был прав.

— Это я старый дурак, — в бессилии разорялся половник, — Она зацепилась за одно моё слово и тихо так, незаметно, стала раскручивать меня на подробности. Простите, Сарваш, простите.

— Ну что вы, господин полковник…

— В прошлый раз Лили объявилась не вовремя, на этот раз всё запорол я. Гольдхаген ещё не знает, что вы заплатили за неё деньги, не успел сказать.

— И не надо ей этого знать.

— Но вы же…

— Искал возможность избавиться от нежданно свалившихся на меня комиссионных, — с кислой улыбкой произнес банкир. — Сейчас не времена невольничьих рынков, людьми больше никто не торгует. А я… можно сказать, что я отплатил Александре за услугу, что она оказала мне в 1975 году, когда инсценировала перед палестинцами и Синдоной мою смерть.