— Высадился? — еще больше удивился Колумб. — А вы часом не с того корабля, который мы видели сегодня вечером на горизонте?

— Совершенно верно, ваше превосходительство. Мы постарались уйти подальше, увидев вас, чтобы не давать людям ложных надежд. Мы не можем забрать отсюда всех, но хотим доставить вас и еще с десяток человек на соседний остров Эспаньолу.

— Как вы сказали? — спросил ошеломленный дон Христофор Колумб, вице-король Индий, адмирал моря-океана. — Как вам могло прийти в голову, что я брошу людей, которые доверили мне свою жизнь? Да вы с ума сошли!

— Однажды вы уже сделали это, ваше превосходительство, — напомнил Сьенфуэгос. — В форте Рождества.

— Откуда вы можете знать, что там произошло?

— Я это знаю, потому что сам был там. Помните рыжего юнгу, который встал к штурвалу в ту роковую ночь кораблекрушения? Так вот, это был я.

— Ах, вот оно что! — пробормотал адмирал. — Я что-то слышал о единственном выжившем в той трагедии, но никогда и представить не мог, что однажды он явится навестить меня посреди ночи, — он бессильно развел руками. — Так чего же вы хотите? Мести?

— Вовсе нет, — спокойно повторил канарец. — Я лишь хочу вам помочь.

— Послушайте, — прошептал Колумб, склоняясь к самому его уху, словно желал поведать какую-то великую тайну. — Одиночество, болезни, безысходность довели меня до того, что в последнее время меня одолевают странные видения; порой я даже не могу отличить порождения моего ума от реальности, — он ненадолго замолчал. — Возможно, я сошел с ума; возможно, впал в детство, а быть может, всему виной эти проклятые комары, которые не дают ни на минуты покоя. Не знаю. Я знаю лишь одно: неважно, кто вы, реальный человек или плод моей фантазии, но вам не удастся заставить меня бросить всех тех, кто мне доверился. Я уеду с этого острова лишь после того, как его покинет последний из моих людей. А теперь ступайте! — приказал он непререкаемым тоном. — Ступайте и не возвращайтесь.

Сьенфуэгос долго молчал, сочувственно глядя на человека, которого он когда-то встретил на вершине славы, а теперь он оказался на грани краха и выглядел настоящей тенью — возможно, виной тому было истощение или тяжкий груз пережитых невзгод.

Глаза Колумба покраснели от бессонницы, под ними залегли огромные лиловые круги, а во взгляде читалась безнадежная усталость, словно в глубине души он мечтал о том, чтобы поскорее явился убийца и освободил его от этих мук. Когда же он вновь взял книгу и погрузился в чтение, канарец понял, что ему больше нечего здесь делать, и любая попытка убедить адмирала будет лишь напрасной потерей времени.

— В дальнем конце пляжа я оставил для вас кое-какие припасы, — сказал он. — Их не так много, но это все, что я мог для вас сделать, — он печально улыбнулся. — Возможно, при свете дня вы поймете, что я не призрак из прошлого, а всего лишь старый друг, который старается сделать для вас хоть что-то. Да благословит вас Господь!

С этими словами он покинул хижину дона Христофора Колумба, вице-короля Индий и адмирала моря-океана, который даже не соизволил поднять взгляд от книги, которую держал в руках.

Диего де Сальседо по прозвищу Мыловар стал одним из богатейших людей в Санто-Доминго — благодаря тому, что дон Христофор Колумб, вице-король Индий, еще в те времена, когда занимал пост губернатора Эспаньолы, предоставил ему монополию на производство и продажу мыла на всех землях по эту сторону Сумеречного океана.

Нельзя сказать, что жители Санто-Доминго готовы были тратить много денег на его товар — квадратный, грубый и зловонный, производимый самым допотопным способом, но за неимением конкуренции на его грязном прилавке громоздились монеты, и со временем этот нелюдимый человек накопил приличное состояние и вложил его в другие предприятия, в том числе во всегда прибыльное ростовщичество.

У него не было ни жены, ни друзей, ни родных, никто не знал его достоинств или слабостей помимо необычайной работоспособности и жизнестойкости. Поговаривали, что раз в месяц он посещает заведение Леонор Бандерас и расплачивается за услуги огромной корзиной мыла.

И потому неудивительно, что однажды преданный Диего Мендес явился к Мыловару. Тот немедленно сообщил ему хрипловатым и еле слышным голосом, что готов понести все расходы на спасательную экспедицию за людьми Колумба и вернуть их в Испанию.

— Но почему? — недоверчиво спросил в ответ на столь неожиданное предложение Мендес.

— По личным причинам, — уклончиво ответил этот скромный человек.

Деньги и упорство способны свернуть горы. То, что другим не удалось за целых одиннадцать месяцев, Сальседо провернул за считанные недели; он даже купил для Диего Мендеса право проезда на каравелле, идущей в Севилью, чтобы он мог лично доставить монархам письмо Колумба.

Итак, в июне 1504 года, спустя несколько дней после того как верные сподвижники Колумба разгромили мятежников, примкнувших к предателю Франсиско де Поррасу, бывшему капитану одного из кораблей вице-короля, адмирал наблюдал, как корабли Диего де Сальседо причаливают к острову, а он сам сошел на берег и, встав на колено перед Колумбом, почтительно склонил перед ним голову.

— Вот и я, сеньор, — сказал он. — Как всегда к вашим услугам и снова готов предложить вам все, чем располагаю.

Вице-король, чье зрение с каждым днем ухудшалось всё сильнее, а память постоянно блуждала в далеком прошлом, попытался встать с постели, куда его уложила подагра, но приступ нестерпимой боли заставил его снова лечь.

— Кто ты такой? — спросил он наконец.

— Диего де Сальседо, больше известный как Мыловар, — ответил тот, нисколько не обиженный, что его не узнали. — Тот, кто обязан вам всем, и теперь я пришел, чтобы вернуть долг.

Адмирал, казалось, пытался примириться с существованием человека, умеющего быть благодарным, и после долгого молчания, которое никто не решился нарушить, хрипло пробормотал:

— Как забавно, что человеку, раздавшему страны и состояния и не получившему ничего взамен, приходит на помощь тот, кому он предложил одну лишь возможность честно зарабатывать на жизнь. Поднимись! — добавил он. — И сядь рядом со мной.

— Ни за что на свете, сеньор! — возразил обескураженный Мыловар. — Я прекрасно знаю свое место.

— Твое место — здесь, в моем сердце, среди полудюжины самых дорогих мне людей, — адмирал снова закашлялся; казалось, с каждым приступом кашля жизнь безнадежно уходит из его истощенного тела. Когда же адмиралу удалось наконец немного прийти в себя, он устало продолжил: — Сейчас, когда я вижу тебя, прибывшего к нам на помощь, я чувствую себя намного счастливее, чем в тот день, когда меня провозгласили губернатором под звуки фанфар и барабанов.

Вот такая история произошла с одним из самых серых и неприметных людей того времени — скрягой, который ни разу не подал нищему медного гроша и не дал ему даже куска мыла, чтобы смыть грязь. Никому так и не удалось узнать, почему он совершил столь великодушный поступок, столь несвойственный его натуре.

По возвращении в Санто-Доминго Сальседо решительно отказался взять у адмирала деньги на возмещение расходов; отказался он также от титулов и привилегий. Более того, в скором времени он продал свое дело, приносившее хорошую прибыль, и вновь сделался тем же серым и безликим человеком, каким был всегда. До сих пор не известно, окончил ли он свои дни на острове или вернулся в Испанию.

Возможно, умение быть благодарным было его единственной добродетелью, а может, он просто покупал себе место в истории, но каковы бы ни были его мотивы, их оказалось достаточно, и больше он никогда не упоминал о своем поступке, который считал справедливым.

Путешествие на Эспаньолу по неспокойному морю и при встречном ветре оказалось тяжелым и заняло три недели — то же расстояние Сьенфуэгос преодолел за восемь дней. Но по прибытию в столицу адмирал с удивлением обнаружил, что губернатор Овандо, так его оскорбивший, принимает гостя с распростертыми объятьями и положенными вице-королю почестями.