— Вы называете это усмирением? — с иронией переспросил Охеда, усаживаясь в кресло, хотя губернатор так и не предложил ему сесть. — Странное слово для подобных действий, вы не находите?

— Позвольте напомнить, что именно пленение вождя Каноабо принесло вам славу.

— Никоим образом! Не путайте одно с другим. В то время мы воевали с Каонабо, убившим десятки наших соотечественников, и вам прекрасно известно, что я проник в его лагерь, затащил его на свою лошадь и увез на глазах полусотни его воинов, вооруженных до зубов.

— У Анакаоны тоже были воины.

— Но они не собирались сражаться с вами. А Анакаона — беспомощная женщина, пригласившая вас в качестве посла дружественной державы. Вы совершили предательство.

— Придержите язык.

— Я охотно придержу его, если вы поклянетесь, что непричастны к этой истории, — Охеда выдержал короткую паузу. — Однако наши споры никого не интересуют, — он снова помолчал, собираясь закрыть эту тему и приступить к основной цели разговора. — Собственно говоря, я пришел для того, чтобы узнать, каковы ваши намерения относительно Анакаоны. Именно от этого будут зависеть мои дальнейшие действия.

— Уж не собираетесь ли вы снова стать ее любовником? — ехидно осведомился губернатор.

— Позвольте вам напомнить, что принцесса никогда не была любовницей губернатора Кокибакоа, которого вы имеете честь лицезреть.

— Ну что ж, понятно, — глумливо протянул Овандо. — Непонятно другое: мне сказали, что вы вконец разорены; так зачем вам понадобилось ввязываться в это дело, если сейчас вас и принцессу ничего не связывает?

— Разорение — это мое личное дело. Я и прежде не раз оказывался в бедственном положении, а вскоре уже снова вел в бой войска и армады. Что же касается принцессы, то именно от ее судьбы будет зависеть отношение к нам жителей Кокибакоа.

— А как связано одно с другим? — удивился губернатор Эспаньолы. — Я даже не представляю, что это за место и где оно находится.

— К югу отсюда, на «Твердой Земле». И позвольте вам напомнить, что многие туземцы, бежавшие с острова, разнесли повсюду слухи о том, какой кошмар вы здесь устроили. Если же к этому добавится еще и ваше вероломство в мирное время и трагическая смерть принцессы, то можете не сомневаться, что ни у одного жителя Нового Света не останется к нам ни капли добрых чувств. И куда бы мы теперь ни направились, нас везде встретят как врагов.

— Я получил приказ усмирить жителей Эспаньолы, — последовал краткий ответ. — Я это сделал, и не считаю, что должен загружать свою голову проблемами, которые меня не касаются, тем более, речь идет о вещах слишком далеких и маловероятных. К тому же не забывайте, для того чтобы вы и подобные вам имели возможность завоевывать новые территории, необходимо создать надежную базу здесь, на острове. Так что я всего лишь выполняю свою работу.

— Как и в случае катастрофы большой флотилии? — поддел его Охеда. — Позвольте вам напомнить, что тогда вы тоже исполняли приказ, однако, если бы вы послушались людей более опытных, никто бы не погиб.

Казалось, губернатор Николас де Овандо вот-вот потеряет терпение и позвонит в колокольчик, чтобы секретарь поскорее выпроводил наглого коротышку, но события последних дней научили его сдерживать чувства и тщательно обдумывать все принимаемые решения. Ему уже не раз приходилось убеждаться, что приступ внезапной гордости может сослужить дурную службу.

Слава капитана Алонсо де Охеды продолжала портить ему настроение. Капитан сидел в кресле напротив, с его пояса свисала шпага, убившая не один десяток человек на полях сражений и готовая убить еще многих. Это заставило Овандо успокоиться. Он приложил немалые усилия, чтобы по его голосу нельзя было понять, до какой степень его раздражал этот мерзкий коротышка.

— Полагаю, не вам об этом судить, — ответил он с ледяным спокойствием. — Это право лишь их величеств. Точно так же и я не вправе судить, как именно вы собираетесь завоевывать свою провинцию, — тут он замолчал и поднялся, давая понять, что разговор окончен. — И я буду принимать те решения, которые сочту необходимыми. Конечно, мне жаль, если вас что-то не устраивает, но я ничего не могу поделать.

— А если я попрошу вас по дружбе ничего не предпринимать против принцессы, пока не получите ответа от их величеств?

— Хорошо, я подожду, но ничего не обещаю.

— Казнь такой женщины, как Анакаона, никоим образом не будет способствовать блеску короны, — заметил Охеда.

— Но ничто так не затмевает его, как явные враги, — парировал губернатор. — А она как раз и есть такой враг.

— Даже если и так, — уступил Охеда. — Что решают эти несколько месяцев?

— Многое решают, если ее люди надумают поднять восстание, чтобы ее освободить, — ответил губернатор. — Зато покойники безопасны и никому не причиняют хлопот.

Когда спустя полчаса Алонсо де Охеда встретился с Нуньесом де Бальбоа и Сьенфуэгосом в таверне «Четыре ветра», он даже не пытался скрыть своего отчаяния. Ему пришлось выпить залпом два стакана вина, прежде чем он смог рассказать друзьям о неудачной беседе с губернатором.

— Он ее убьет, — таково было его мрачное заключение. — И мы ничего не можем с этим поделать.

— А Кастрехе? — спросил Бальбоа.

— Я прощупал его еще в алькасаре. Этот тип и пальцем не шевельнет, если ему не заплатить, и много заплатить.

Он подозвал жестом трактирного слугу и велел принести еще кувшин вина; едва слуга успел поставить вино на стол, как над их головами прогремел чей-то хриплый голос:

— Сдавайтесь!

Четыре пары глаз уставились на офицера, который стоял перед ними, держа руку на эфесе шпаги.

— Что случилось, Педраса? — раздраженно спросил Бальбоа. — Производство в капитаны лишило вас последних мозгов?

Педраса зло ткнул пальцем в Сьенфуэгоса.

— Его изгнали с острова, и наказание за ослушание — виселица.

— Боже, ну что за мания: вешать людей! — аж застонал Охеда. — Они же не окорока, в конце-то концов! — Он приблизился к Педрасе, который по-прежнему стоял как истукан: — Или вы не видите, что этот человек со мной?

— Какое это имеет значение? — спросил тот. — Закон есть закон.

— А шпага есть шпага, — прорычал в ответ Охеда. — Так что уберите руку со своей, если не хотите стать покойником.

Все прекрасно знали, что Алонсо де Охеда никогда не грозится зря, и если уж он обнажал оружие, неизбежно проливалась кровь. А потому неудивительно, что капитан Педраса весь побелел и шарахнулся, подняв кверху руки, показывая, что вовсе не собирался злить опасного коротышку. Тем не менее он все же решился высказать свое мнение, пусть даже тихим дрожащим голосом:

— Не к лицу вам защищать тех, кто скрывается от правосудия. А человек, над чей головой висит приговор об изгнании, не может вот так нагло распивать вино в столичной таверне только потому, что он ваш друг.

— Ну что ж, вы совершенно правы, — ответил Охеда самым миролюбивым тоном. И даю вам слово, что впредь это не повторится. Если вы будете столь любезны, что закроете глаза на это маленькое нарушение, даю вам слово, что мой друг немедленно покинет город, а при первой возможности и остров.

— Слово кабальеро?

— Слово Алонсо де Охеды, что значит много больше, чем просто слово кабальеро.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что капитан Педраса мечтал о том, как бы выйти из этой щекотливой и опасной ситуации, не уронив своего достоинства, а потому предложенный Охедой компромисс показался ему наилучшим выходом.

— Ну что ж, согласен! — заявил он тоном человека, решившего великодушно подарить жизнь поверженному противнику. — Даю вам срок до заката.

— Что взять с дуболома! — презрительно бросил Охеда, едва Педраса удалился. — Полный дуболом и блюдолиз к тому же, но, к сожалению, он в своем праве, а спорить с губернатором не могу даже я. — С этими словами он повернулся к Сьенфуэгосу. — Увы, мой друг, вам придется покинуть город, если не хотите, чтобы вас повесили.

— Я не могу бросить принцессу, — возразил канарец.