– Ну, молодец! – хозяин потрепал собаку по лобастой голове.

Андрей разделал зайца, часть отдал собаке, а часть, как бы противно это ни было, сырой съел сам. Еда добавила сил. Можно было идти дальше.

Бежал день за днем. Дружбан часто кормил своего хозяина. Очередной дележ добычи навел его на мысль: «А что, если самому попробовать охотиться? Птица подпускает меня довольно близко. Иногда ее можно достать и с соседнего дерева». Для этой цели он выбрал тонкий длинный стволик какого-то молодняка. Обрезал ветки, заострил конец, получилось… копье. С первого раза он удачно метнул это копье и добыл птицу. Это был огромный глухарь, который, увлекшись еловой шишкой, не заметил своего врага. Копье, брошенное изо всех сил, пронзило его насквозь. Птица была сильной, она даже попыталась улететь, да палка помешала ей это сделать.

Но он все же чувствовал, что силы его таяли, что-то надо было делать. А что? Выйти на какое-нибудь жилье? Но ничего не попадалось на пути. Не было никаких намеков. Как бы он обрадовался, увидев спиленное дерево.

И вот, когда казалось, что больше сил нет, он вдруг почувствовал запах дыма. Андрей вмиг преобразился. Откуда-то взялись силы, и он чем-то стал походить на Дружбана, когда тот цепенел, прежде чем броситься на жертву. Да, обоняние его не обмануло. И он пошел на этот запах, как собака по следу.

И чем ближе он подходил, тем сильнее его ощущал. В какое-то время Андрей почувствовал, что жилье где-то рядом. Но разглядеть не мог. Густой лес не пропускал даже скупые солнечные лучи. И внизу виделся один полумрак. Белый снег и никаких следов. Тогда он подумал, что это все ему просто показалось. И его охватило отчаяние. Тело его вдруг потяжелело, ноги налились свинцом. Он сделал еще несколько шагов и, запнувшись за корень огромного поваленного дерева, упал. Попытался подняться, но силы покинули его. На беду, куда-то запропастился и Дружбан.

Поднялся ветер. Он сдувал с ветвей снег. А наползшие свинцовые тучи стали обильно посыпать землю снегом. Снег шел сутки, прежде чем тучи покинули это место. Когда на следующий день солнце озарило землю, то место, где лежал Андрей, превратилось в еле видимый бугорок.

Московский князь Иван Данилович сидел в одрине за большим дубовым столом. Хотя на дворе стояла весенняя пора, но погода была не по времени. Промозглость лезла в каждую щель, принося холод и сырость. А князь любил тепло и одет был соответственно: на ногах – катанки с короткими голенищами, порты из верблюжьей шерсти – подарок знакомого купца; на плечах – потертое корзно; на лобастой голове, прикрывая густые вьющиеся волосы, колпак. Он сидел спиной к очагу, в котором потрескивала поленница дров, играя пляшущим пламенем. Она отдавала живительное тепло, прогревая побаливавшую поясницу князя.

Он был не один. Сбоку примостился его сочтат. Ибо казначеем был сам князь. Сочтат был худенький, средних лет мужичонка, в кафтане, из-под которого выглядывала не первой свежести рубаха. У него большие, навыкате, глаза. Такие ничего не упустят. Впалые щеки резко обостряли скулы. Поражал его нос: большой, с горбинкой, отчего тень на стене от его головы чем-то напоминала орлиную, придавая фигуре хищное выражение.

Но вот его прозвище – Миняй – никак не шло к его виду. Прозвал его так сам князь. Это прозвище так присохло к нему, что все забыли его истинное имя. А заработал он его тем, что был ловким менялой, мог облапошить любого. Говорят, он сумел на спор так обвести одного смерда, что тот обменял своего рабочего коня на его полудохлую слепую корову. К тому же был хитер и дюже сообразителен по денежным делам. Знал грамоту. Не было среди купцов человека, который бы не хотел переманить его к себе. Но побаивались боярина Кочеву, у которого тот нес службу.

Кто-то из купцов очень нахвалил Миняя Ивану Даниловичу. Князю такой человек потребовался в связи с тем, что ему удалось добиться у хана Узбека права на сбор дани для Орды. Однажды в разговоре с боярином князь спросил о нем. Голова боярина работала хорошо. Он сразу понял, почему князь о нем спросил, и не стал ничего скрывать. Прошел небольшой срок после этого разговора, и князь попросил прислать его, чтобы помочь разобраться кое в каких делах. Тот сразу показал свои знания и ум, чем очень понравился князю. Но, чтобы допустить его к своим денежным делам, он решил его проверить. Ему подбрасывалась деньга. То он находил золотой в своем кармане, то, идя по проходу, видел блестящую монету на полу. Другой бы положил себе в карман и поминай, как звали. Мало ли пройдет здесь народу! А Миняй нет, принесет ее и отдаст князю. Наконец Иван Данилович решил привлечь его к своей главной работе.

И вот однажды Миняй был приглашен в княжескую одрину. Он увидел князя за столом, на котором лежала куча денег. Глаза у Миняя заблестели. Князь понял помощника и пояснил:

– Не мои, ханские.

– Дань? – уточнил тот.

Князь кивнул. Миняй сощурил глазища и проговорил, поглядывая на холщовые мешочки, куда надо было раскладывать деньгу:

– Сюда класть?

Князь опять кивнул. Миняй присел и начал отсчет. Дойдя до двухсот, князь, внимательно следивший за счетом, положил руку на его пальцы. Тот понял, что этот мешочек заполнен. Миняй посмотрел на Ивана Даниловича и спросил:

– Князь, это первая дань, которую ты повезешь в Орду?

– Да. А что?

– Предлагаю бросить по одной лишней монетке.

Князь мгновенно уловил его мысль.

– Недаром о тебе говорят, что ты ловкач!

С той поры так и делали. В Орде клюнули на эту миняевскую хитрость. Хан расценил ее как сильное желание московского князя быть верным сборщиком его дани. А если хан думает так, кто мог думать в Орде по-другому?

Вот и сегодня Миняй выполнял свою обычную работу. Опять перед ним огромная куча монет, давно знакомые холщовые мешочки. На прежнем месте и связка ключей от тайника, где князь хранил свое богатство. Ключи князь никому никогда не отдавал. Двери хранилища открывал только сам. Даже если бы был сильно хворым.

– Ну, начинай! – произнес в какой раз князь, перекрестясь, и посмотрел на Миняя.

– Ага, – ответил тот, подвигая свой ослон ближе к столу.

Он отгреб монеты и, взяв мешочек, стал кидать по одной. Дойдя до двухсот, взял еще одну монету и по привычке посмотрел на князя. Князь, как обычно, кивнул. Когда Миняй протянул руку за очередным мешочком, князь произнес:

– Подожди!

Тот отдернул руку и вопросительно посмотрел на князя.

Иван Данилович усталым движением потер глаза, потом повернулся к Миняю.

– Повременим, – сказал он и добавил: – просвети лучше, о чем народ говорит.

Его пристальный взгляд заставил Миняя вздрогнуть. Уж не один год он рядом с князем, но никак не мог привыкнуть к его взгляду: недоверчивому, сверлящему, так и лезущему в душу. Он поежился и покосился на князя.

– Да… обо всем.

Князь взгляда не отвел. Миняй еще сильнее сжался и сказал:

– Говаривают, младшенький Стародубцев чуть не пожог своих братьев.

Князь покачал головой.

– И этому молокососу власть нужна, – грубо произнес он и отвел наконец взгляд от помощника и посмотрел в окно. Там кружила стая ворон, что-то высматривая в холодном свинцовом небе. – Никак падаль выглядели, – произнес он, чем сильно удивил Миняя, который ждал от него вопроса.

Миняй посмотрел в окно и, увидев ворон, догадался, чем в это мгновение были заняты мысли князя.

– Все жрать хотят, – произнес Миняй.

Князь посмотрел на него. Уголки губ его задрожали. Но он сдержал улыбку.

– Ты сказал, что сын Стародубцева хотел убить своих братьев? – несколько суровым тоном спросил князь.

– Пожечь, – поправил тот.

– От кого слышал?

– Да сам Васька Стародубцев сидит у тя в сенцах. Все и расскажет.

– Зови.

Митяй мотнул головой князю и шустро выскользнул за дверь.

Иван Данилович хорошо знал старшего Стародубцева – Федора – и его сестру Варвару. Они были рослыми, могучими людьми. И у князя как-то ненароком мелькнула мысль: «Надо же, такой крепкий дубок, а слег…»