– Хочу попотчевать вас с дороги, – и поглядел на Ивана Даниловича и Елену.

Те переглянулись, и княгиня ответила:

– Князь Александр, я устала с дороги, давай отложим до утра.

Ее поддержал и муж. Князь как-то сник. Иван Данилович с улыбкой, дружески хлопая хозяина по плечу, сказал:

– Не печалься, друг мой, завтра догоним. А Елена, – он кивнул на жену, – правду сказала. Давай все начнем, как ты задумал, с утра. Только прошу тебя – не выноси это со двора.

– Ладно, – согласился Александр. – Петр, – позвал он зевавшего дворского, – покажи людям князя их покои.

Когда князь развел дорогих гостей по их опочивальням, он зашел к женушке. Та не спала. Она сидела перед зеркалом и расчесывала роскошные волосы.

– Ты? – удивилась она, видя на пороге супруга, и вопросительно посмотрела на него.

– Прибыли! – сообщил князь.

– С женой?

– Да. Но кто его сопровождает!

– Что, много народу?

– Да что ты, все наоборот. Выглядит, как бедный боярин. Интересно, – добавил он, вспомнив свои подарки, – что он нам привез?

– Многие говорят, что он жадоба, – рассмеялась княгиня, – и страшный. На козла похож.

– Утром увидим, – философски заметил муж, сбрасывая корзно.

Насчет подарков тверской князь беспокоился зря. После возвращения с той непредвиденной охоты, на другой день Иван Данилович с Миняем поехали в Кузнецкую слободу к Петрухе, лучшему кузнецу на всю слободу. Оставив за оградой коня, князь и Миняй вошли во двор. Навстречу им бросился большой черно-белый кобель.

– Пшел! – Миняй бросился защищать князя.

В это время, услышав остервенелый лай, в дверях показался здоровый мужик. Нагнув голову, он вышел наружу.

– Никак княже! – удивился он и заорал на кобеля, да так, что тот, поджав хвост, убежал за угол.

Хозяин пригласил нежданных гостей зайти в светлицу. Вдоль окон стоял тяжелый, грубой работы, дубовый стол с такими же ослонами. В углу находился небольшой иконник с лампадой. У тыльной стены стояло несколько кряжистых, украшенных коваными узорами, сундуков, да на стене висели полки с посудой.

– Дело есть, Петруха, – сказал он.

Петр послушно отставил сосуд и, глядя на князя, стал теребить густую, черную бороду в ожидании, что он скажет.

– Я приглашен к одному князю и хочу ему подарить меч. Но чтобы он был не как все, а смог бы показать величие Московского княжества.

Петр усмехнулся, покачал мохнатой головой. Толстыми заскорузлыми пальцами почесал грудь. Он явно обдумывал, что сказать князю. Тот терпеливо ждал, в душе радуясь серьезности этого мастера.

– Ну что, княже, – загудел он, – надоть, такмо скуем. Но токмо басу навесть, тута никак фрязин потребуется, – кузнец виновато опустил голову и исподлобья взглянул на князя, – нужен будет и кожевник.

Князь понял – надо сделать и ножны.

– Кого назовешь? – промолвил князь.

– Миколу, – прогудел Петр, – а из кожевников – Ивана.

Сделка состоялась. Меч князю очень понравился. Каменья фрязин умело расположил как на рукояти, так и на ножнах. Подобрал Иван Данилович к нему и пояс сердоничный с золотой оковкой. Да шубу соболью. Царский подарок. Пусть знают. Анастасии – монисто из дорогих каменьев, где посредине горел алмаз, величиной с голубиное яйцо, он один перевесит все подарки тверского князя.

Утром княжеские отроки, разодетые, как павлины, постучали в дверь гостевых опочивален. И вот идут по переходу московские гости, князь, княжна и боярин Кочева с подарками, в сопровождении отроков. Ожидавшие их слуги распахивают двери, и перед очами гостей предстает тверской князь с княгиней. Она держит поднос с кутырем и солью. Взор Ивана Даниловича уставился на поднос: такое он видит впервые. Что же ему с этим делать? Хорошо, рядом Елена, которая шепнула: «Отломи кусочек, помокни в соль и надкуси». Он быстро это проделал и посмотрел в глаза княжны. Взгляды их встретились. Усилием воли он отвел взгляд, как будто что-то неведомое его обожгло. Такой женской красоты он еще не встречал. Склонила голову и Анастасия. От Александра не ускользнул этот момент, и он отреагировал на это гордой улыбкой за свою жену. А женское сердце Елены сжалось от плохого предчувствия. Скоро все вошло в нормальное русло, и московский князь вручил подарки.

– Прими, друже князь, поделку московского мастера, – и передал меч Александру.

Если бы в гриднице не горело столько свечей, она все равно бы засверкала разными цветами от тех каменьев, которыми был украшен этот меч. Глаза князя Александра загорелись радостным огоньком.

– И еще, – Иван Данилович набросил шубу ему на плечи, сказав: – пусть она, – он провел рукой по атласной шерсти, – тебя всегда согреват.

Александр расплылся в улыбке.

– А это, – он взял шкатулку у боярина и подошел к княгине, – царица ты наша! Прими от… – он хотел сказать от раба твоего, но вовремя сдержался, – нас этот скромный подарок, – и достал из шкатулки монисто.

Алмаз в нем горел, как маленькое солнце. Все ахнули. Подавая подарок, рука князя невольно соприкоснулась с ее рукой. Ему показалось, что между ними проскочила искра. И в то же время этого мгновения хватило ему, чтобы ощутить шелковистую нежность ее кожи. И он почувствовал, что в его сердце зародилось какое-то, еще не понятное ему чувство. Не осталось это мгновение незамеченным и ею. Белоснежное ее лицо покрыл румянец, отчего она стала еще прекрасней. Муж, что-то уловив, посмотрев на нее молящим и в то же время расстроенным взглядом, отвернулся. Произошло какое-то замешательство. Но Александр быстро нашелся, пригласив гостей к столу.

Не зря тверской князь столько времени готовился к встрече с московским князем. Убранство одного стола чего стоило. Нет здесь привычных кубков, кружек. А стоят, как вои на страже, хрустальные бокалы из тонкого стекла, за которые боязно браться руками. А каких только бутылиц нет: и плоские, и раздутые. А сколько фруктовой заморской диковины: и ананасы, и бананы, и финики, и апельсины… Не пить, не есть их надо, а смотреть, словно перед вами волшебная картина. А о русском богатстве и говорить нечего. Какие тут осетры да белуги, стерляди, но это уже не в диковинку. И все говорило о том, что хозяин хотел показать гостю свое расположение. Да и разговор он завел о том, что не надо вспоминать прошлое, а надо помнить одно: корень-то у них один. И жить надо по-родственному. А если им объединиться, то они любому шею сломают! Ухмыльнулся московит, спросил:

– Кому же ты хочешь ее сломать? Уж не о… ты помышляешь? – назвать кого, не захотел, ибо тут сидели разные люди, еще и донести могут, но большим пальцем показал через плечо на юг.

Александр его понял. Взбодренный не то выпитым, не то чтобы показать соседу свою храбрость, вызывающе сказал:

– Да хоть его.

Но тут зазвучал серебряный голосок Анастасии.

– Милый, – она повернулась к мужу, – хватит мужских разговоров, повеселим лучше гостей дорогих, – и взглядом приказала дворскому позвать толпившихся за дверьми скоморохов, дударей.

В огромной гриднице есть где разгуляться веселой публике, и она заполнила помещение. Иван Данилович поощрительным взглядом посмотрел на Анастасию, оценив ее ум. Та ему только улыбнулась. «Какая прелесть!» – чуть не сорвалось у него с губ. Он вдруг почувствовал себя семнадцатилетним юношей, и ему захотелось вместе с этой смешной публикой выкинуть коленце, да не одно. Елена еле удержала загоревшегося мужа, поняв вовремя его желание.

Застолье продолжалось до самого вечера. Но оставаться на ночь москвич не захотел, ссылаясь на то, что у него срывается полюдье, и ему надо вернуться в Москву. Попросив князя не беспокоиться с проводами, глубокой ночью он отбыл домой.

То, что Алим назвал «куренью», была полуземлянка. Два тусклых оконца создавали в ней полумрак. У оконцев – дубовый лежак со шкурами. В углу над головой – иконка с ликом Божьей Матери. У тыльной стены находился очаг, пред ним стоял стол с ослонами, на северной стене – поставец да оружие всякое. У входа – вешало с одеждой.