– К нам пребывает тверское посольство.

Сказав, опять поочередно посмотрел на приглашенных. Осип заерзал на месте. Князь усмехнулся.

– Что, гостям не рад? – и добавил: – Я и сам не рад. Но… – и пожал плечами.

Помолчав некоторое время, снова заговорил:

– Ты, – он показал пальцем на Василия, – едешь встречать гостей. Привезешь их завтра к ночи. Въезжать будешь через западные ворота. Ты, – князь поглядел на Никиту, – уведоми баскака, что завтра выезжаем на соколиную охоту. Скажи ему, что я подарю ему лучшего сокола.

Плещей улыбнулся:

– Он любит это!

Улыбнулся и князь:

– Кто не любит! Возьмешь шатры, – голос князя посуровел.

– Надолго едем-то? – спросил Плещей.

– Пока гости не уедут, – ответил князь. – А ты, Осип, сделай так, чтобы они из стен не выходили.

Всем было ясно, что князь не хочет, чтобы баскак знал о прибытии тверичан. Только они не понимали одного: баскак без князя не поедет. А как же гости? Ивана Даниловича трудно провести. Он понял, что их мучит.

– Осип, – сказал князь, – сходишь к митрополиту и возьмешь у его дворского траву, которой преподобный освобождает желудок.

Все поняли намерения князя и заулыбались. Но взгляд князя был строг.

– Василий, ты споймал… стародубского сыночка? – неожиданно спросил князь.

– Нет, – ответил тот, опустив голову, – ищем, но он как в воду канул.

– Ищи. Мы на нем покажем другим не замышлять подобные поступки.

На другой день, спозаранок, из кремля выехал небольшой отряд. Редкие путники, встречая его, отмечали про себя: «Князь едет на охоту». Об этом они догадывались по сокольничим, которые держали на руках хищных птиц. Князь ехал рядом с баскаком. Тот был рад такой неожиданной поездке. Засиделся в хоромах, душа просила простора. Баскак рассказывал князю, как он в детстве в далеких монгольских степях охотился с отцом. Князь слушал, но весь его вид говорил, что он о чем-то сосредоточенно думал.

И вдруг князь сморщился, схватился за живот. Потом, стегнув коня, ускакал в ближайший лес. Когда вернулся, его лицо было болезненно искривлено. Немного проехав, он опять помчался в лес. На этот раз, вернувшись, сказал, что он их догонит, надо подлечиться дома, и, подмигнув Плещею, повернул коня. Баскак несдержанно рассмеялся и что-то бросил вслед князю. Иван Данилович обернулся и шутливо погрозил плетью.

А в княжеских хоромах готовились к встрече нежданных гостей. Обоз прибыл в Кремль около полуночи. Посланцев пришлось вытаскивать из кибиток, настолько они были пьяны. Пока растаскивали их по одринам, князь все это время смеялся.

– Скажи, Василий, – спросил он, – как тебе удалось так их напоить?

Улыбнулся и боярин. Хитро сощурив глаза, ответил:

– Да попался Потап Сурожанин, а он же тожить частый гость в Твери. Купчина-то знатный. Он к себе-то их и зазвал. Те было заупрямились, мол, срочно к князю надоть. Да я пособил. К нему и свернули. От него я-то их в Заяузье завез к гончарам да кожевникам. Те окружили дорогих гостей… – он глянул на Ивана Даниловича.

Тот зевнул. Ему стало понятно.

– А как ты, князь, вернулся?

Иван Данилович вспомнил возвращение. Рассказывать не стал, только ответил:

– У Плещея спросишь! – и хохотнул. – Почивать пошли, завтра тяжел день будет.

Не успели гости проснуться, как их тут же позвали к князю. Он встречал их в гриднице за накрытым столом. Представления не получилось. Князь тут же усадил их за стол. Кошка все же успел сказать, что молодой князь Александр и его жена Анастасия приглашают князя Ивана Даниловича и княгиню на Благовещение к ним в Тверь. Князь, прежде чем ответить, прикинул, что свой отъезд мог обозначить для баскака как выезд на полюдье. Кочева с интересом посмотрел на него.

– Хорошо! – ответил князь. – Будем! А пока, дорогие гости, попотчивайтесь с дальней дороги.

И отроки тотчас налили тверичанам в кубки заморские вина. Гости переглянулись. Их лица выражали удовлетворение. Еще бы! Согласие получено! Вот только как быть с подарками? Хотелось как-то прилюдно их вручить. Александр Романович, грузный, представительный мужчина, попытался прояснить это дело. Но его перебил князь:

– Этим пусть займется Миняй!

Бояре много слышали о нем, главном княжеском казначее, и перечить не стали. Иван Данилович поднял кубок:

– Выпьем-ка за вашего князя!

И пошло, и поехало. После третьего кубка, когда в душе появилось горячее желание высказаться, поднялся Александр Романович. Пухлыми пальцами он отбросил назад волосы и заговорил грудным басом:

– Князь! Дозволь слово молвить.

Князь испытующе посмотрел на него. Но кроме довольства на его лице ничего не заметил и кивнул головой.

– Великий князь! – боярин льстил хозяину, назвав его так. При этих словах он даже подобрался. – Я понимаю, почему ты так охотно откликнулся на приглашение. Вот проехал я по твоему городу и увидел, как много тут строится, растут твои слободы. Тебе нужен мир, – он поднял кубок. – Да будет мир между нами. Твое здоровье, князь! – и, пошатываясь, пошел целоваться с князем.

Гостей опять угостили так, что они не заметили, как исчез князь. Главным их переговорщиком стал Кочева.

А Иван Данилович мчался к баскаку. Ему очень не хотелось, чтобы тот его в чем-то заподозрил. Увлеченный охотой, Ахмыл встретил появление князя с радостным возбуждением. Переполненный гордостью, он схватил князя за руку и со словами: «Ти смотреть моя добыч!» потащил его к шатру, где складывались охотничьи трофеи.

– Мой добыч! – показал он на кучу сваленных лис, зайцев, куропаток.

С его широкого татарского лица не сходила улыбка. Соболья шуба, подарок князя, была распахнута, открывая русскую луду, златом вытканную. Тоже – княжий подарок. Он был чуть ниже среднего роста, но крепкий, кряжистый мужик.

– Молодец! – князь потрепал его по плечу.

По блестящим глазам можно было видеть, что похвала оказалась весьма приятна баскаку.

Князь посмотрел на Плещея:

– И нам пора?

Тот кивнул. Оседланные лошади уже ожидали их. А в сторонке толклись сокольничие, ожидая команды. Конюх подвел князю коня, гнедого жеребца. В скупых зимних лучах его шерсть горела серебром. Он так и норовил вырвать узду, но твердая рука князя осаживала разыгравшегося жеребца. Вставив ногу в стремя, он легко вскочил в седло. У татарина конь «родной», меньше княжеского, но мало в чем уступает тому.

– Ахмыл, на ауку пойдем? – спросил князь, глядя сверху вниз на татарина.

Лицо того расплылось в улыбке, как же: князь по-татарски назвал бирюка.

– Лядно, – ответил баскак.

Князь и баскак едут впереди. Сокольничие с птицами поодаль. Бескрайнее поле лежало перед ними, раскинувшись белоснежной скатертью. Искрящийся снег резал глаза, заставляя надвигать на лоб косматые шапки. Приложив ладонь над глазами козырьком, князь стал оглядывать местность. Заметив небольшой холм, он направил к нему коня.

Глаза баскака оказались зорче.

– Князь! – воскликнул он, – тама! – и показал куда-то в сторону.

Иван Данилович прищурил глаза и увидел едва заметные точки. Они двигались поперек поля.

– Да, Ахмыл, ты прав. Там стая бирюков!

Князь стегнул коня, и все сорвались с места.

Вот он, охотничий азарт, который вспыхивает внутри и, забыв обо всем на свете, заставляет нестись вперед сломя голову. «Лишь бы не ушли», – бьется мысль у каждого охотника. Кони шли галопом, выбиваясь из сил. Но их седоки в азарте нещадно работали плетьми. Маленький юркий татарский конек не уступал княжескому. Его ноги мелькали так часто, что порой, когда взбивался снег, казалось, будто он летит по воздуху.

Наконец, охотники приблизились настолько, что серых можно было рассмотреть. Они шли не спеша, опасности еще не заметили. Впереди здоровый, матерый волчище. Сразу можно было догадаться, что это вожак. Всадники остановились. Князю и баскаку посадили на рукавники птиц. Звери почувствовали что-то неладное, и стая, как по команде, вдруг остановилась. Вожак отбежал в сторону и поднял вверх голову. А затем неожиданно рванулся вперед, за ним вся стая. Стало ясно, вожак учуял опасность и повел стаю за собой. Впереди, у горизонта, виднелась темная полоса. Это был лес.