© Москалев В.В., 2014

© ООО «Издательство «Вече», 2014

Времена, о которых я хочу поведать, многие историки называют темными, иные – смутными. Третьи и вовсе утверждают, что Х века попросту не существовало в истории Франции, настолько он не представляет никакого интереса. Прочитав кое-какие материалы по этому вопросу, я стал в оппозицию, и мне захотелось рассказать о воцарении новой династии франкских королей, которая сменила Каролингов. Тут я подумал: коли историки такого предосудительного мнения об этом столетии, то сколь же ничтожными должны быть представления о нем у читателя? Поэтому я решил дать совсем краткую оценку событиям, предшествовавшим вступлению на престол династии Капетингов, последняя ветвь которой погибла под ударом гильотины 1793 года.

После Верденского договора 843 года империя Карла Великого была поделена между сыновьями Людовика Благочестивого на три части – Западно-Франкское королевство, Восточно-Франкское королевство и Италия. Первая часть досталась Карлу Лысому, внуку Карла Великого. Эта доля, в отличие от других, никогда не делилась, хотя отдельные княжества и не признавали власти над ними короля.

Правление Карла Лысого ознаменовалось бесконечными войнами с маврами, норманнами и бретонцами. Императором – мечта всей его жизни – ему удалось побыть всего два года, и после его смерти во Франкии замелькал калейдоскоп королей, которых называли корольками и не без оснований давали этим вырождающимся монархам уничижительные прозвища: Толстый, Лысый, Заика, Горбатый, Простоватый. А ведь были у франков и иные: Великий, Благочестивый, Смелый. Причина проста: короли были припадочными и дебилами. Как могли такие управлять государством?

Людовик Заика, сын Карла Лысого, первым сошел в мир иной через два года после коронования. Как и отец, он продолжал противостоять набегам норманнов и сарацин, но династия уже шла к вырождению, о чем и было сказано в свое время Людовику Третьему, сыну Заики: «Посмотри на тех, кто был до тебя! Каждый из них жил все меньше. Отец твой и вовсе умер в расцвете сил, а ты умрешь, будучи моложе его». Так и вышло. Людовик умер в двадцатилетнем возрасте, за ним – Карломан, второй сын Заики. На этого смотрели как на дебила и ждали: сколько ему еще – год, два?.. Получилось – два. Бедняга погиб на охоте. Следующий – Карл, сразу же получивший прозвище Толстяк. Он был эпилептиком. И тоже стали ожидать, когда же этот… и что дальше? «Этот» правил только три года и был свергнут феодалами за неспособность к правлению, неумение противостоять норманнам, все чаще осаждавшим Францию – герцогство в сердце Западно-Франкского королевства со столицей Париж.

Итак, за восемь лет – четыре Каролинга! Есть повод к прогнозам.

На поприще защитника королевства выдвинулся граф Эд, сын Роберта Сильного, первого графа Парижского. Он и стал королем – первым Робертином – и был им ни много ни мало десять лет. Едва он умер, на престоле снова Каролинг по прозвищу Простак. Ни любви, ни уважения в народе и среди знати этот не снискал, хотя и пробыл королем целых двадцать четыре года. В стране царил голод, разруха, досаждали норманны. Устав откупаться от них, король заключил договор с вождем Хрольфом Пешеходом и выдал за него свою дочь. Вождь был крещен, переименован в Роллона и стал первым герцогом огромного края к западу от Парижа – Нормандии.

После очередного поражения в битве Карл Простак был смещен. На престоле снова Робертин – Роберт, младший брат Эда. Этого любили, как и первого. Но Каролинги, не желая уступать, устроили заговор и убили беднягу ровно через год. Следующим на трон сел, выбранный знатью, герцог Бургундский Рауль. Все тринадцать лет правления он боролся с феодалами, которым не смог угодить всем сразу, и умер от заразной болезни в 936 году.

Из Англии привезли нового короля – Людовика, сына Карла Простоватого. Его правление тоже можно назвать фиктивным, ибо главной фигурой был Гуго Великий, сын Роберта и первый герцог франков. Вот кому надлежало быть королем по власти, уму, по праву рождения, наконец. Однако реальные полномочия больше устраивали герцога. Людовик в союзе с Оттоном начал войну против Гуго за Лан, Реймс, земли от Сены до Луары. Вскоре герцог франков под угрозой анафемы изъявил покорность королю, а четыре года спустя Людовик, погнавшись на охоте за волком, упал с лошади и получил сильное сотрясение мозга, приведшее к смерти. Ему наследовал сын Лотарь. Этот король довольно долго воевал с нормандским герцогом Ричардом, потом с графом Фландрским и, наконец, с Оттоном. Последний должен был вернуть франкскому королю родовые земли его предков. Война затянулась. Оттон внезапно умер, и Лотарь мечтал уже владеть всей Лотарингией, но этому помешала его скоропостижная смерть.

На престол взошел сын Лотаря – Людовик Пятый.

В апреле 987 года по дороге из Санлиса в Брюссель, близ границы Лотарингии с графством Верман дуа, шел человек. Было не жарко, порывами налетал пронизывающий ветер. Не мешало бы путнику надеть плащ или куртку, хотя бы верхнюю тунику да еще штаны. Ничего этого путник не имел, лишь башмаки с повязками на ногах были на нём да лёгкая, тонкого полотна, нижняя туника до колен.

Должно быть, прохожий был нищим: какой-нибудь крестьянин, разорившийся вконец, и притом телом тощ и духом слаб, так что еле ноги волочил. Но приглядимся к нему и тотчас поймём, что это не так. Человек оказался вовсе не тщедушным, напротив, этот крепкий, широкоплечий мужчина двадцати трех лет отроду выглядел вполне бодрым и упитанным и был высок: любой смертный едва доставал бы ему до плеча. Одним словом, облик путника выдавал в нем уверенного в себе человека, великана и силача.

Однако временами брови этого странника грозно сходились к переносице, лоб бороздили морщины. Чувствовалось, он на что-то зол. Видимо, продрог на ветру. Оно и немудрено в нижнем белье. Одно хорошо, хоть не босой, потому и шагал быстро, согреваясь на ходу.

У этого гиганта были светлые волосы, голубые глаза, крупные черты лица. Ни усов, ни бороды. Шагая, он неотрывно смотрел перед собой; взгляд недобрый, губы плотно сжаты, кажется, вот-вот с них сорвётся проклятие.

Неожиданно путник замедлил шаги. Ноздри его широко раздулись, в глазах заплясали огоньки, рот искривила недобрая усмешка. Он повёл плечами и остановился. Причиной тому был всадник, скачущий ему навстречу. Расстояние быстро сокращалось. Вот уже между ними каких-нибудь десять-двенадцать туазов[1]! Казалось бы, путнику тотчас следует отойти в сторону, иначе налетит на него воин в кожаных доспехах и с мечом, раздавит конём. Но не тут-то было. Словно издеваясь над судьбой либо совсем уже ни в грош не ставя свою жизнь, странник упрямо, набычившись, стоял прямо посреди дороги, глядя исподлобья и уперев одну руку в бок. И не объехать его стороной, слишком узок тракт.

– Прочь, деревенщина! – еще издали закричал всадник. – Убирайся, раздавлю!

– Кого? Меня? – и великан, не двинувшись с места, громко захохотал, будто гром загремел.

– Болван! Не видишь разве, сеньор едет и ему нужна дорога!

– А мне нужен его конь!

– Что-о?! – всадник потащил из ножен меч. – Ты, виллан, смеешь дерзить мне? Прощайся же с жизнью!

Шагов пять уже оставалось от одного до другого. И всадник в предвкушении хорошего удара уже оскалил в улыбке рот, блеснув зубами. Но тут случилось невероятное. Едва он поднял руку с мечом, как путник, зорко следивший за каждым его движением, быстро подошел и своим громадным телом навалился на коня, упершись руками, будто двумя таранами, в шею и круп. Конь испуганно заржал и в следующее мгновение, не в силах устоять на ногах, рухнул вместе с седоком на бок, в придорожную грязь. Воздух сотрясли проклятия. Не понимая, как такое могло произойти, всадник, лёжа на боку и барахтаясь в чёрной жиже, проклинал всё на свете и в бессилии махал мечом, кроша слякоть вокруг себя.