У одного из «коллег» никак не бродило вино, потому что он всыпал в него слишком много сахару.
— Человеческая ненасытность, — добродушно говорил он, — ведь знаешь, нет ей ни конца, ни края…
Неожиданно на небе, похожее на рыжий огромный гриб, выросло солнце, и в машине стало светлее и теплее. Андрей даже пожалел, что они так быстро приехали.
В половине десятого в кафе судебной палаты у него была назначена встреча с сестрой Боневой. Маленькое помещение пустовало. Обыкновенно здесь собирались адвокаты и их клиенты. Пахло судом и коньяком. За одним из столиков возле окон Андрей увидел сестру Боневу с мужем, который был в том же полосатом костюме и нелепом пятнистом галстуке. Напротив пустого стула рядом с сестрой Боневой дымилась чашечка турецкого кофе, и Андрей усмехнулся про себя.
Он наблюдал за Юлией и ощутил прилив нежности. Она беспокоилась, он видел часть ее профиля, то место, где шея сливалась с густыми смолисто-черными волосами. В глубине души он на мгновение почувствовал, что эта женщина для него не только «любовница»…
Он заметил в ее глазах радость, когда вежливо поздоровался с супругами. Ее муж высказал несколько «остроумных» замечаний, но явно трусил.
— Очень важно, чтобы вы держались спокойно, — уверенно заговорил Андрей, легонько прикоснувшись к ее запястью. — Ни в коем случае не следует демонстрировать нахальной самоуверенности, это предоставьте мне. И в то же время не следует выглядеть и смущенной. Если судья станет шутить, улыбнитесь. Отвечайте коротко и четко…
Они заранее условились, что на первый неизменный вопрос: «Признаете ли вы себя виновной?» — сестра Бонева должна ответить, что действительно вместо физиологического раствора принесла из перевязочной ампулу с пирамидоном. Андрей был уверен, что для судьи этого будет достаточно и что на подробности он внимания не обратит. Таким образом, незаметно для суда сестра Бонева виновной себя не признает.
Минут пятнадцать они молчали. Энергия Андрея как бы незаметно передалась даже мужу сестры Боневой. Его состояние напоминало состояние человека, недавно перенесшего сильную головную боль. Андрей допил кофе, и они отправились в зал судебных заседаний. Весенний костюм «миди» отлично сидел на Юлии и подчеркивал изящество ее стройной фигуры, обещая произвести на суд хорошее впечатление.
Зал был переполнен. В коридоре Андрей заметил свидетелей и молча поклонился доктору Цочеву, который покраснел, как мальчишка.
Зал оказался просторным, со стенами, по последней моде обшитыми светлой панелью под дуб. Чем-то он напоминал Андрею некоторые из «новых» аудиторий университета, и на мгновение ему показалось, что он пришел на очередную лекцию по уголовному праву.
Он прошел к своему месту и стоя ожидал суда. Дело обещало быть затяжным и изнурительным, но Андрей остался стоять, ибо чувствовал себя неприлично самоуверенным…
Но дело двинулось вперед неожиданно споро… Судьей был мужчина в годах, с посеребренными усиками. Он обладал быстрой ориентировкой и требовал, чтобы свидетели отвечали ясно и конкретно. Все подчеркивали именно то, чего и хотел от них Андрей: что не видели, как сестра Бонева включала систему. Андрей почти не задавал им вопросов, а противная сторона, двое его коллег, настолько были уверены в успехе, что не давали себе труда уяснить подробности решающего характера. Из-за их спин Андрей наблюдал за бабушкой и родителями ребенка. Они были одеты во все черное и вызывали острое сочувствие публики. К ним он испытывал полную тревоги симпатию…
Слово взял прокурор, он все время размахивал правой рукой, спрятав левую за спину. Как юрист он был явно слаб. Минут за десять он пришел к выводу, что сестра Бонева абсолютно виновна, и остановился на общественной стороне дела. Он потребовал весьма тяжелой меры наказания — семи лет лишения свободы.
Андрей увидел, как сестра Бонева слегка побледнела, и почувствовал, что ей становится дурно от напряжения. Мало кто из присутствующих точно знал, что означает пункт такой-то… параграф такой-то… уголовного кодекса, но в ответ на убедительные слова прокурора зал одобрительно зашумел. Реакцией зала город выражал свое мнение, и гул перешептывания, словно стена, встал между Андреем и судьей.
— Общественность взволнованна, — категорически и надменно закончил прокурор, выпятив грудь и убрав за спину и правую руку, — это дает мне основание требовать столь строгой, но справедливой меры наказания…
По сути дела, прокурор повторил все, что было сказано свидетелями. Андрей решил, что ему следует держаться менее эффектно, но использовать то, что упустил прокурор. Он отлично помнил советы своего отца, который остроумно утверждал, что адвокат должен говорить чуть больше глухонемого и чуть меньше женщины из очереди, но обязан говорить только то, что может доказать.
Взяв слово, Андрей до неприличия был уверен в успехе. Он заговорил умышленно медленно и почувствовал, как тишина приблизилась к нему. Он боялся только одного — чтобы не расплакалась мать ребенка. Судья продолжал что-то рисовать на листочке бумаги, лишь краем глаза глянув на Андрея, чтобы увидеть его бакенбарды и серый костюм.
Андрей коротко и точно описал ход операции до того момента, когда сестра Бонева отправилась в перевязочную, чтобы взять вторую ампулу с физиологическим раствором. Вопреки тому, что голос его звучал спокойно, он чувствовал, как в нем нарастает ожесточение и смешивается с какой-то странной мстительностью.
— Товарищ прокурор, — певуче продолжал он, — правильно отметил, что в советской фармакопее, которой руководствуются и медики нашей страны, не указывается, что лекарства группы А (то есть сильнодействующие яды) непременно следует отмечать красными этикетками, а препараты группы Б (слабодействующие яды) — этикетками черного или какого-либо иного цвета, однако он безосновательно упустил одно из главных ее требований. А именно: названия различных медикаментов на этикетках должны быть напечатаны на машинке латинским шрифтом.
Андрей подошел к судейскому столу и положил книгу по фармакопее, раскрытую на той странице, где нужный абзац был подчеркнут красными чернилами его ручки.
— Названия медикаментов были написаны от руки и весьма нечетким почерком, что нарушает это важное требование. Сестра Бонева была уверенна, что в правой половине шкафа (как подтвердили и свидетели) стоят только неядовитые препараты; кроме того, все свое внимание она сосредоточила прежде всего на соответствующей дате, чтобы, согласно указаниям доктора Цочева, подобрать наиболее свежий раствор. Моя подзащитная могла легко ошибиться, ибо ее ввело в заблуждение визуальное сходство написаний — Solucio Pyramidoni и Serum Physiologi. Так что сестра Бонева несет определенную вину за ошибочный выбор лекарства, но в данном случае мы сталкиваемся с нарушением правил фармакопеи, что ставит «абсолютную» виновность моей подзащитной под сомнение.
Андрей почувствовал, что судья перестал рисовать и принялся внимательно слушать. За его спиной несколько раз переглянулись судебные заседатели, прокурор нервно тарабанил по столу шариковой ручкой.
— И самое важное. — Андрей на секунду задумался, но затем — приходилось рисковать — смело продолжал: — Фактическая обстановка, представленная нам следователем и так полно обрисованная товарищем прокурором, сама по себе остается весьма неясной. Ни один из свидетелей не видел, как сестра Бонева включала ампулу с пирамидоном (это было подчеркнуто ими); более того, их показания единодушно указывают на то, что она занималась другим: искала на столике аспирин, а затем ей надо было наполнить стакан водой и отнести его доктору Цочеву. До этого момента система оставалась невключенной. А когда доктор Цочев поставил стакан (как он сам подтвердил), система уже функционировала.
— В это время она и могла включить ее, — нервно оборвал его прокурор, видимо сообразив, куда гнет Андрей.
— Не только система была включена, но и капли были отрегулированы. Эта процедура занимает не менее десяти-пятнадцати секунд. Следовательно, мы не имеем категорических доказательств, что именно сестра Бонева включила систему. Мы не можем считать за убийцу, — совсем тихо продолжал Андрей, — человека, который подал нож тому, кто убил, вне зависимости от того, что на нем тоже лежит определенная правовая вина.
