– Владимир Иванович, вы только послушайте: «Система управления городом-государством в Древней Греции – это агрегат из многих членов». Как на ваш взгляд, не правда ли, прелестно?
– Прекрасно! – отвечает изумлённый Владимир Иванович и, сверившись с оригиналом, восхищается точностью перевода и вместе с тем глубиной образа, который на русском языке, благодаря таланту Виктории Геннадьевны, звучит еще выразительней.
Слова дар божественный и странный…
Бездну смыслов в нём подозревать,
Видеть их затейливые переливы,
Строить так, чтоб те повиновались
С радостью, охотно раскрывая
Бесконечную природу душ своих…
О, не каждому дано такое счастье,
Госпожи моей волшебный дар и странный…
Вот так, путаясь и сбиваясь от переполняющих чувств, попытался выразить Владимир Иванович своё восхищение талантом Виктории Геннадьевны. Но, записав эти строчки в секретном блокноте, ей самой показывать пока не стал. Решил оставить на суд потомков.
* * *
Однажды Виктория Геннадьевна затеяла выкопать для себя в усадьбе пруд. Для этого она, натурально, призвала Владимира Ивановича и решительно протянула ему лопату.
– А какого объёма хотите вы пруд, а, Виктория Геннадьевна? – спросил Владимир Иванович.
Виктория Геннадьевна окинула взглядом территорию усадьбы, пошевелила губами, словно что-то подсчитывала, и заявила:
– Не менее девятисот лопатных сантиметров!
Владимир Иванович схватил лопату за черенок и с жаром принялся копать. И уже к вечеру пруд размером девятьсот лопатных сантиметров был готов!
Лопатный сантиметр, то много или мало?
Закрыв глаза, он шевелит мозгами,
Возвышенный и радостный поэт,
Затем хватает железную лопату
И роет вглубь, как некий дивный крот,
Сухую, неподатливую землю.
И вот уже чудесный, чистый пруд,
Наполненный живыми карасями,
Прекрасными цветами осенённый,
В тени мерцает тихой и прохладной!
Приходит ночь, и тут свою награду
Сполна получит утомлённый землекоп…
Такие стихи записал Владимир Иванович в свой секретный блокнот и терпеливо стал поджидать ночи.
* * *
Владимир Иванович очень любит жить в деревне. В деревне жить проще, чем в городе: во-первых, не надо готовить еды, потому что готовят ее, главным образом, родственники Виктории Геннадьевны; во-вторых, можно ходить на рыбалку сколько хочешь, хоть с самого утра и до позднего вечера, даже если никто и не клюёт; в-третьих, нет нужды обязательно носить чистую и выглаженную одежду: напялил, что попало под руку, и иди себе, никто и слова не скажет, кроме Виктории Геннадьевны, конечно. В общем, жизнь в деревне нравится Владимиру Ивановичу и, по его мнению, не пойдёт ни в какое сравнение с городской.
И вот однажды летом в деревне Виктории Геннадьевне пришла в голову фантазия устроить вокруг пруда, который выкопал для неё Владимир Иванович, весёленькую лужайку, чтобы над нею даже бабочки летали. Но для лужайки нужен хороший дёрн, а хороший дёрн обнаружился довольно далеко от дома Виктории Геннадьевны, на самом берегу речки Волмы. И возить его надо было на специальной тележке с бортами, чтобы дёрна умещалось как можно больше. Мечтательно глядя на Владимира Ивановича, Виктория Геннадьевна задумалась. «Интересно, а сколько в нём лошадиных сил?» – прикидывала она.
Пригласив Владимира Ивановича с собой на берег Волмы, Виктория Геннадьевна приказала ему нарезать дерна и нагрузить упомянутую тележку до самого верха. И Владимир Иванович, хотя и не без усилий, нарезал, нагрузил и эту тележку свёз! Справедливости ради надо, конечно, сказать, что в гору толкать тележку ему иногда помогала Виктория Геннадьевна, впрочем, совсем немного.
После этого Виктория Геннадьевна решила, что во Владимире Ивановиче не менее двух лошадиных сил, и что после окончания возки дёрна хорошо бы придумать для него ещё какую-нибудь достойную работу. А Владимир Иванович, как всегда, уединился, достал свой тайный блокнот и записал в нём такие вот строки:
Там, где Волма журчит, разливается,
Есть прекрасный, зелёный лужок.
Как схвачу я лопату тяжёлую
И туда на лужок побегу!
Если спросит летящая мимо сорока:
«Ты куда же тележку везёшь одиноко?»
Не скажу до поры, не открою ей тайны,
Сладострастный, но всё же немного печальный.
* * *
Живя с Владимиром Ивановичем в деревне, Виктория Геннадьевна очень полюбила ездить у него на шее. Вот и сейчас она вышла на крыльцо и говорит:
– Ну, Владимир Иванович, куда сегодня поедем?
И что бы вы думали? Владимир Иванович лишь высморкался посредством указательного пальца и сразу подставил ей шею!
Как некий Буцефал судьбе покорный,
Щастливый ощущать спиной и сердцем
Той стройной девы ножки и нести
Её, куда б она ни пожелала…
Записал он в свой секретный блокнот такие стихи и крепко задумался.
* * *
Однажды Владимир Иванович тащил тележку, нагруженную тяжёлым дёрном, в гору, а помогала ему, пихая сзади, Виктория Геннадьевна.
«Интересно, а сколько в Виктории Геннадьевне лошадиных сил?» – вдруг подумал Владимир Иванович. Он решил проверить и перестал тянуть тележку в гору, только сделал вид, что тянет. И удивительно! Тележка продолжала двигаться почти с такой же скоростью, как и раньше. «Не меньше четырёх, а может, и все пять, – решил Владимир Иванович, снова включаясь в работу. – Есть всё-таки, как некогда сказал поэт, есть ещё женщины в русских селеньях».
Тебя, красавица с тяжёлою телегой,
Пою у края обрывистого брега!
Сама, как тонкая тростинка,
Как лёгкая, воздушная пушинка,
Телегу за оглобли твёрдою рукой
Хватаешь и свободно тащишь за собой!
Такие стихи сложил восхищённый Владимир Иванович и, подвезя тележку к дому, сразу занёс их в свой секретный блокнот.
* * *
Виктория Геннадьевна прекрасно знает английский язык и ещё кое-какие наречия. Владимир Иванович, живя с ней, многому у неё научился и даже иногда помогает ей, когда она трудится над переводами. И в обиходе он порой употребляет излюбленные крылатые английские и прочие выражения.
Как-то раз, проходя через калитку, он чуть было не забыл пропустить Викторию Геннадьевну вперёд, но вовремя спохватился, сделал шаг назад и произнёс:
– Pardon, Виктория Геннадьевна, baby frst, Виктория Геннадьевна.
Виктория Геннадьевна ошпарила Владимира Ивановича жгучим взглядом.
