Кристина вздыхает, раздраженно передергивает плечами и тянется за стаканом с соком.

— Со мной все хорошо. Вы лучше за меня порадуйтесь. Кэм говорит, что есть прогресс. Моя координация может восстановиться.

Трис улыбается, тянется через весь стол, обнимает подругу. Юрай бесцеремонно целует в щеку. Но для него это нормально. Он так себя практически со всеми девушками ведет. Весельчак. Балагур. Кристина лишь шире улыбается. Уилл легко приобнимает ее за талию в знак одобрения. Улыбка на лице девушке расцветает еще больше. Вот что такое друзья. Это тепло. Это забота. Это поддержка. Это одобрение. Это любовь. Маленькие лучистые морщинки счастья расходятся от глаз Кристины. Она чувствует себя солнцем. Солнцем полным тепла.

Когда наступает вечер, то девушка решается на то, что пугает ее больше Эрика. Пейзаж страха. Ей кажется, что он изменился. Нет. Кристина знает. Чувствует это где-то на подсознательном уровне. Раньше она больше всего боялась моли. Этого отвратительного маленького существа с позолоченными крыльями. Теперь же иное. И девушка решает проверить.

Уже стемнело. Часы отстучали половину одиннадцатого вечера. Трис куда-то пропала. Хотя Кристина догадывается, куда именно. К Четыре, конечно же. Девушка обувается, медленно зашнуровывает кроссовки и выходит из комнаты. Свет по какой-то причине не горит. И Кристина татем скользит по коридорам. По ступенькам подниматься тяжелее обычного. Это из-за перелома, из-за подсознательного страха слабости.

Девушка заходит в знакомый коридор. Он чернеет самой черной чернотой. Кристина пытается отыскать выключатель. Шарит тонкими пальцами по стене, но подушечки пальцев цепляют лишь слегка шершавую каменную поверхность. Девушка решает не возиться со светом и нажимает на первую же дверную ручку. Как ни странно, но дверь поддается. Открыто, а ведь Кристина была уверена в другом. Но это даже к лучшему. Девушка медлит пару мгновений, а потом заходит.

В самой дальней комнате этого вытянутого и будто безжизненного коридора находится пункт наблюдения. Там на экранах мелькают все страхи. Мониторы призывно мигают, отражая две картины: реальную и воображаемую. На реальной человек просто корчится и мечется по стеклянному помещению. Это всегда напоминает Кристине лечебницу для психических больных. Иногда ей кажется, что это так и есть. На воображаемой — само моделирование, пейзаж страха каждого, метаморфозы сознания. На эту часть монитора Кристина всегда боится смотреть.

Но сейчас ей предстоит иное. Совсем иное. Свой страх. Она хочет знать, что с ним стало. Девушка расслабляет руки и плечи, вдыхает и выдыхает воздух, берет в руки шприц с такой знакомой сывороткой моделирования и делает себе аккуратный укол в шею. Игла жалит. Но это ничто по сравнению с предстоящим. Только не бояться.

Каждый человек, который ступает на опасную территорию своего подсознания, затаенных страхов, ведет себя по-разному. Кристина всегда и неизменно напрягалась, сжимала руки в кулаки так, что ногти входили в плоть. И сейчас девушка делает то же самое. Уже привыкла. Она нацелена на самый главный страх. На моль. Но ее окружает лишь чернота. Нет ни одного трепыхания маленькими крыльями, ни одного движения небольшого тельцам. Моли нет. И Кристина знает, что сейчас будет.

Раздается треск. Такой противный, режущий уши, ломающий что-то. И тут девушка кричит. От адской боли, раздирающей тело. Там, под кожным покровом, мимо сплетения вен, мимо сухожилий и суставов бежит трещина. Костная ткань разваливается, мельчится в крошку. Кристину ломает изнутри. Она пытается поднести свои руки к лицу, но руки превращаются в бесформенные мешки, в которых бултыхается кровь, мясо и сломанные кости. С ногами начинает происходить то же самое. Кристина кричит. Громко, надрывно, страшно. До боли в горле. Она падает на пол как неуклюжее создание без конечностей. Словно она вернулась к прошлому, ступила на путь одноклеточных организмов. Разбитая инфузория-туфелька. Кристина плачет, давится слезами. И ее накрывает боль. Начинают трескаться кости груди. И лишь чернота.

Девушка приходит в себя на холодном бетонном полу. Ее всю трясет. Пальцы мелко дрожат. Нижняя губа прокушена. Кристина сглатывает, вытирает слезы с щек и аккуратно встает на ноги. Ее пальцы тут же начинают щупать больную руку. Рука твердая, она чувствует кожу, мышцы, видит прожилки вен, родинки и маленькие волоски. Все хорошо. Кость цела. Но девушке этого мало. Она склоняется к ноге, прощупывает ее, боясь надавить сильнее положенного. Сердце до сих пор шумно бьется, а во рту сухо. Кристине кажется, что в помещении резко похолодало, но это все эмоции, не более. Она знает.

Девушка выходит из комнаты. Ее пейзаж страха поменялся. Она знала. Теперь это не моль. Теперь это кости. Ее ломающиеся кости. Кристина делает вдох и выдох, желая успокоиться. Сейчас ведь все хорошо. И бояться нечего. Она убеждает саму себя в своей голове ласковым и баюкающим голосом. Как ребенка. А потом она делает шаг.

Сначала девушка хочет пойти обратно в свою спальню. Но любопытство пересиливает — она хочет еще раз взглянуть на свой пейзаж страха. Только теперь из безопасной комнаты с четырьмя стенами. Увидеть свою боль незамутненными глазами. Увидеть и пережить. Кристина, ты сумасшедшая. Но ноги уже сами несут девушку. Она берется за ручку и дергает дверь на себя. Та легко поддается, и Кристина оказывается внутри.

Комната самая обычная, не считая мигающих мониторов компьютеров. Девушка делает шаг и тут замирает. Ни она одна решила пройти свой пейзаж страха, испытать себя. Часы показывают почти полночь. Ее паника, ее боль, ее беспомощность пролетели для Кристины за какие-то доли секунды, но и этого хватило, чтобы помнить на всю оставшуюся жизнь отвратительные ощущения, змеей проникшие к ней в глотку и осевшие в желудке.

Девушка смотрит на монитор. Ее пальцы замирают в нескольких сантиметрах от клавиатуры, от заветной клавиши «Enter», с помощью которой она воспроизведет свое видео, непременно записанное умной машиной.

Эрик здесь.

Кристина видит его пейзаж страха.

Она смотрит во все глаза. И зрачки ее постепенно расширяются. От ужаса. Девушка прикладывает ко рту ладонь, чтобы не закричать. Ее глаза не отрываются от монитора. От этого невозможно оторваться. Это ужасно. И это страх Эрика.

Мужчина стоит на коленях. В реальной комнате нет ничего, в воображаемой полно мебели. Голубой, элегантной, залитой кровью. Кристина нервно сглатывает, ощущая, как тошнота подступает к горлу. Руки и ноги мужчины цепями прибиты к полу. Эти тяжелые железные кольца так контрастируют со всей элегантной обстановкой дома Эрудитов. А это Эрудиция, Кристина уверена. Голубые, синие оттенки и тона — признак фракции ума. Как и признаком самой девушки когда-то была черно-белая гамма.

Эрик дергается, рычит, пытается освободиться, но цепи крепкие. Но это не страшно. Совсем. Его просто заставляют беспомощно смотреть. Кристина не видит четко чужую фигуру, зато она видит ребенка. Девочка лет шести или семи сидит на диване. В одной ее руке кукла. Она сжимает ее тонкими детским пальчиками. У девочки кружевное белое платье, а на шее легкий голубой платок. Глаза девочки закрыты, шея неестественно изогнута, а платье залито кровью. Алые капли застыли на ее тонких руках и ногах, так резко выделяются на светлой коже. Кристина морщится. У девочки огромная дыра в груди. Словно стреляли из дробовика. Кристина видит ее внутренности. Не выдерживает. Закрывает лицо ладонями и выбегает из комнаты с оборудованием. Выбегает как раз в тот момент, когда Эрик с хрипом и вздутыми на шее венами падает на пол в этой реальности. Он снова видел, как она умерла. Это что-то неизбежное. Это всегда будет преследовать его. Ее смерть и его беспомощность.

И тут он слышит быстрые шаги. Резко поднимает голову, ощущая, как холодный пот с его лба стекает ему на глаза, встает, в несколько шагов доходит до двери и резко дергает ее. Он видит удаляющуюся фигуру. Бросает взгляд в сторону комнаты наблюдения. Дверь той нараспашку.