Она работала медсестрой всего полгода. Детской медсестрой. Оттуда этот ласковый голос? Оттуда мягкие руки?

— Помоги мне… — он не унимается. Не может уняться. Невыносимо быть ниже кого-то. Невыносимо чувствовать, что сзади есть свободное пространство.

— Они помогут, милый, помогут, — зачем-то Белла оглядывается на часы, светящиеся бледно-розовыми цифрами в темноте, — уже почти приехали… уже…

В такт её словам, словно бы только этого и ждали, звуки, всегда сопровождающие машину медпомощи, слышатся за окном. В спальне до жути холодно. Зачем она его так широко открыла?

А характерный треск мигалки всё ближе. А шансов избежать людей в белом всё меньше.

— Я в п-порядке, — заикаясь от ледяного ветра, ворвавшегося в спальню, убеждает Эдвард. Умоляюще смотрит на жену, — не надо… никого не надо…

Белла не отвечает. В этот раз упрямо-неумолима она. Нагибается к его лбу, наскоро поцеловав, а затем, как только мигалка замолкает, поднимается на ноги.

— Не делай себе больно, — просит, прикусив губу, направляясь в коридор, к входной двери, — полежи…

Указаний девушки Эдвард не слушает. Прикладывает все силы, чтобы не слушать. Делает лишь больнее, это так. Но не сдается. Не может позволить себе теперь…

Впрочем, мужчины, которые входят обратно в спальню следом за миссис Каллен, отрезвляют. На миг ослепнув от вспыхнувшего над головой света, Эдвард громко вскрикивает, заметив сосредоточенные лица врачей.

Он напоминает сам себе ребёнка. Эммет — его младший брат-«медвежонок» — похоже вёл себя в детстве, когда он рассказывал ему на ночь страшилки. Тот же безумный взгляд, тот же искривившийся в гримасе ужаса рот и те же взлетевшие вверх брови. Белла никогда не видела такое его выражение лица.

— Тише, парень, — глухим и низким голосом говорит один из пришедших — довольно высокий, — приседая рядом с ним, — мы тебе поможем.

Не успокаивает. Ни капли.

— Психически здоров? — обращается второй обладатель белого халата к Белле, когда Эдвард отшатывается от его руки, как от огня.

Та поспешно кивает, наскоро стирая с лица остатки слёз.

— Да, конечно… он просто напуган.

— Просто напуган, — протягивает следом высокий, понимающе кивая Белле и хмурясь напарнику. Вздыхает.

Эдвард не успевает даже подумать о том, что они сейчас намерены делать, как крохотная игла уже под кожей. Впрыскивает в вену какое-то прозрачное лекарство. И вместе с тем, вместе с неожиданно накатившей на тело тяжестью — как будто прессом прижали, — он понимает, что воспрепятствовать этим людям не в состоянии. Никак.

Белла сидит возле самого окошка, тонированного, впрочем, каким-то светлым цветом. Происходящего на улице почти не видно — да и что ловить там в такое время? Зато прекрасно видно и даже ощутимо происходящее в салоне.

«Скорая» едет быстро, но, на удивление, ровно. Никакие выбоины, никакие дыры в дороге не чувствуются. Идеальный асфальт. Прямо-таки автобан до Сиэтла. А потому, благодаря столь незаметному передвижению, даже подвешенная на штативе капельница если и подрагивает, то совсем немного.

Безвредное средство, они сказали, успокаивающее. Чтобы не навредил сам себе — травма-то пока неизвестна.

И это средство если и не творит чудеса, то точно производит какое-то их подобие. Эдвард, по-прежнему в своей светлой пижаме (правда, уже под каким-то плоским, но, как обещали доктора, очень теплым одеялом), лежит на подобии кровати — достаточно устойчивой, — не пытаясь ни встать, ни сесть, ни даже пошевелиться. Полуприкрыв глаза, смотрит на низкий потолок салона, время от времени что-то одними губами бормоча.

Заметно его волнение становится лишь тогда, когда Белла ненадолго убирает руку, придерживаясь на одном из достаточно резких поворотов за белый поручень. И хоть всхлипов и рыданий больше не слышно, его пальцы беспомощно вздрагивают, а парочка слёз покидает свой плен, скатываясь по щекам.

Сопровождающие в белых халатах деликатно молчат. Они уже спрашивали Беллу о том, что случилось, но никакого дельного ответа, кроме как «вчера, похоже, у них была драка», не получили. Говорить с ней было бесполезно. С Калленом — ещё бесполезнее. Дело передавалось в руки доктора Алека Грея — очень, по их уверениям, достойного специалиста. Тем более, сегодня его дежурство.

Слушая эти разговоры и одновременно сжимая ладонь мужа, Белла надеется, что хотя бы в клинике ей смогут по-человечески объяснить, что случилось той злосчастной ночью…

За окном светлеет. Рассвет сейчас куда позже, чем хотелось бы. Небо едва-едва подёргивается более светлым оттенком синего, а пара ламп в коридоре (дверь, почему-то, не закрыта) уже потухают. Не самая большая клиника. Зато самая близкая.

Эдвард за прошедшие два часа уже не так спокоен, как прежде. В его взгляде начинает появляться прежняя осмысленность, а слова становятся более чёткими, более понятными.

Он спрашивает:

— Где я?

Белла отвечает:

— Со мной.

Его интересует место. Повторяет вопрос. Получает ответ с названием клиники.

Все равно недоволен. Пытается протестовать — в перспективе: уйти, но для начала хотя бы встать. Однако тело, все ещё скованное успокоительным, мешает. Не слушается. Предаёт.

После безуспешных попыток мужчина сдаётся, приняв всю неутешительную правду. Как и прежде, замирает на кушетке. Не двигается.

— Когда? ..

Может даже не договаривать. Белла понимает.

— Уже скоро. Они заканчивают с анализами.

Эдвард кивает. Рассеяно, но уже с привкусом отчаянья. Уже не так безмятежно. Все, чего хочет, — домой. Обратно в квартиру. Там, по крайней мере, есть хоть какие-то гарантии, что Пиджак не придёт…

— А потом? — сглатывает, прогоняя ненавистное воспоминание.

— УЗИ. Мистер Грей предложил УЗИ.

Неприятное предчувствие эхом отзывается в его едва заметном движении. Выдаёт всё нетерпение:

— Чего? ..

Белла прикусывает губу. Покрепче перехватывает руку мужа, с усиленным вниманием глядя в глаза. Завлекая внутрь собственных и пытаясь отвлечь от того, что скажет. Гипнотизирует?

— Как в Портленде в прошлом году, — негромко объясняет, мысленно готовясь к надвигающейся реакции, — трансректальное.

…Худшего ждала не напрасно. Вся безмятежность мужчины, всё его спокойствие, всё, что удерживало на кушетке в более или менее сносном состоянии, разом испаряется. Лекарство словно бы перестаёт действовать за считанные секунды. Раз! — и нет. Раз! — и всё пропало. Недолговечный эффект.

— Нет… — молит Каллен, сжимая руки в кулаки. Некрепкие, но заметные. Почти такие же, как всегда.

— Мы же уже делали это, Эдвард.

Не слушает. Слушать не желает. И ещё раз, более протяжно, со слезами, мигом вернувшимися на своё законное в последние два дня место:

— Не-е-т! ..

У него кончается воздух. Опять же — за секунду. Белла успевает лишь провести рукой по сбившимся, потускневшим за ночь волосам, а мужчина уже задыхается.

— Послушай меня, — зовет она, нагибаясь к нему поближе и позволяя собственным волосам упасть сверху на пижамную рубашку, — это будет недолго, не доставит тебе особого дискомфорта — они дадут ещё успокоительного. Но зато это поможет точно сказать, почему у тебя идёт кровь…

Голос девушки дрожит с самого начала разговора, но теперь, с каждым словом, всё сильнее. Мука, чётко вырисовывающаяся на лице мужа, невероятно сильная. Невероятно, до последней грани пугающая.

— Эдвард…

— Белла, пожалуйста, — он кусает губы едва ли не до крови, отчаянно и безостановочно вращая глазами по тесной маленькой палате ожидания в поисках хоть чего-то, что может помочь осуществить свой план и убраться отсюда, что поможет её уговорить, — Белла, не дай им… не дай им, пожалуйста!

У миссис Каллен перехватывает дыхание. Той рукой, которой не держит его, она почему-то стискивает свою футболку на животе. Хмурится, едва-едва не плача.

— Мы это делали, — повторяет снова, надеясь, что хотя бы теперь будет услышана, — в Портленде, помнишь? Доктор Варнер прекрасный человек. И мистер Грей, я уверена, будет не хуже. Он поможет тебе.