Наверняка я кого-нибудь пропустил – извините, коли такое случилось. На самом деле, я неважный читатель. То есть, читая много, я не очень-то слежу за поэзией для детей. Не хватает ни глаз, ни времени.

Все это затянувшаяся преамбула. Амбула начнется сейчас.

Митьковствующий художник Андрей Филиппов (который Фил), он же худред «Детгиза», предложил издавать книжную серию под названием «Алкоголики – детям». Алла Юрьевна Насонова, директор «Детгиза», вдохновилась этой идеей и почин Филиппова поддержала, но потом, взвесив все «за» и «против», решила все-таки от издания такой серии отказаться.

И между прочим, зря. Какие авторы могли бы ее украсить! Одних Григорьевых в эту серию можно было бы включить сразу двух – Геннадия и Олега. Об Олеге знают больше, чем о Геннадии, а если честно, про детского поэта Гешу Григорьева читатели не знают совсем. Так что, справедливости ради, Геннадий Григорьев – детям:

Геша Григорьев – поэт, обойденный лаврами и кормушками. Зато не обойденный талантом. Увы, талант не гарантия, что жизнь поэта продлится вечно. В марте 2007 года поэт Григорьев оставил мир. Лично я никогда не знал, что Григорьев сочинял для детей. Правда, между детской и взрослой литературой – очень зыбкая грань. Ведь писатель, если он хороший писатель, пишет без оглядки на возраст.

Ну а я, как всякий завистливый копировщик, прочитав григорьевские стихи, сел на корточки и выдавил из себя такое:

Этот литературный жанр ближе всего к фольклору, в нем, как и в фольклоре, трудно выявить автора. Автор, понятно, есть, но он не претендует на авторство, а если бы даже претендовал, это было бы само по себе анекдотом из-за абсурдности подобной претензии. Есть, конечно, случаи исключений, когда кто-то из писательской братии печатает анекдот в книге, таким образом визируя его своим копирайтом и превратив анекдот в товар. Или нынешние эстрадники, которые, как плесень или грибок, с какой-то устрашающей быстротой размножаются в ящиках телевизоров, те тоже питаются анекдотами по недостатку собственного таланта.

Вообще, публикация анекдота в печатном виде противоречит определению жанра: по-гречески «анекдот» – «неизданный». Единственное, что оправдывает появление таких публикаций, – академическая фиксация текста как факта литературной истории. Опять же такую книгу удобно иметь в компании. Как во времена моего детства в какой-то момент застолья, когда градус набирал силу, родители извлекали из шкафа песенник, так, наверное, и в наступившие времена на смену песеннику пришел анекдотник.

Говорят, что все анекдоты придумывает один человек. Если так, то он или вечный жид Агасфер, или какая-то новая ипостась Бога, или сам Бог и есть, что очень даже правдоподобно.

Еще говорят, что все антисоветские анекдоты делались в спецотделе ЧК-НКВД-КГБ, чтобы специально провоцировать население и тем самым решать проблему заполняемости тюрем и лагерей.

А еще «еще говорят», что самый первый анекдот родился в Одессе. См., например, Высоцкого:

Очень хорошо про анекдот написал петербуржец Сергей Коровин в мемориальном очерке о Сергее Хренове (Беспокойники города Питера. СПб.: Амфора, 2006).

«Есть люди, – пишет Коровин, – кого занимают проблемы вроде того, что вот был, например, Чапаев когда-то – реальный унтер-офицер, полный георгиевский кавалер, потом красный командир; и есть герой романа Фурманова; и ходит по свету персонаж анекдотов, так вот: как они все между собой соотносятся? Но мы тут не будем ломать свои головы: как, как? Да неизвестно как, потому что всю твою жизнь от рассвета до заката – фабулу трагедии и все детали – знает только Бог и никому не говорит, а Фурманов, хоть и был знаком с тем красным командиром, в своем произведении решает задачи сугубо сюжетные – нечеловеческие, и Чапаев у него какой-то немыслимый пидарас, выкованный с головы до ног из чистой стали, а что до анекдотов, то традиция пародийной травестии известна с гомеровских времен и ничего не отражает – там Геракл – обжора и пьяница, а Одиссей, чтобы уклониться от участия в войне, симулирует безумие в дурацком колпаке, то есть, конечно, анекдот – народная мифология – пересказывает отдельные моменты сюжета, но без эпического пафоса. Пафос совершенно чужд обыденной жизни, вот почему анекдот переводит героя на арену повседневности, тем самым занижая его до уровня обыкновенного человека».

И возвращаясь полустраницей позже к Чапаеву, Коровин заключает: «Если бы мы спросили Чапаева, где он хотел бы обрести бессмертие, то есть персонажем эпоса, романа или анекдота, то неизвестно, что бы он выбрал».