— Точно! Хорошо помню, что вчера вечером я закрыл проход воды, а ночью кто-то открыл его. И у кого это только могла рука на такую подлость подняться!
В голосе старика слышалось искреннее возмущение. Куак Ба Ви с минуту сидел молча. Потом, словно догадавшись о чем-то, покачал головой:
— Понятно! Это дело рук тех, кому поперек горла хорошая жизнь других.
— Ну, допустим, есть такие люди. Однако как это можно: пробраться на чужой участок, спустить воду, чтобы погубить рассаду, от которой зависит весь будущий урожай! Так может поступить только последний негодяй. В старину в наших краях подобных подлостей не было. Это оккупанты сделали людей такими подлыми. Ведь иные готовы горло друг другу перегрызть!.. Я все же думаю, что больше этого не повторится.
Пак Чем Ди чувствовал себя глубоко виноватым перед Куак Ба Ви; взгляд его был грустным, извиняющимся…
— Кто его знает! — пожал плечами Куак Ба Ви. — Хозяин участка далеко. Вот злые люди этим и пользуются.
— Не беспокойся, сосед, я теперь глаз не спущу с твоего участка.
— Очень прошу тебя, Пак Чем Ди, ты уж постарайся. Я понимаю: трудновато тебе будет. Так ты между делом приглядывай.
— Какие тут могут быть просьбы, сосед! Я сам понимаю. Раз такое дело случилось, нужно ухо востро держать.
Через несколько дней Куак Ба Ви подкармливал рассаду. Он вернулся домой усталым, но заснуть не мог. Среди ночи он поднялся с постели и торопливо оделся. Сун Ок недоумевающе взглянула на мужа.
— Куда это вы собрались в такую глубокую ночь?
— Надо в Бэлмаыр сходить. На участок с рассадой. Сегодня удобрил землю. Боюсь, как бы снова тот человек не пришел.
По вечерам за участком приглядывал Пак Чем Ди. Куак Ба Ви решил нагрянуть на участок ночью и просидеть там до утра.
— Как вы в такую темь пойдете? Посмотрите, даже месяца нет.
— Ничего, Бэлмаыр совсем рядом: упадешь — носом достанешь!
— И вам не страшно ночью идти? А вдруг звери встретятся? Что вы тогда делать будете?
— Вот хорошо, если бы зверь попался! Тогда бы мы вдоволь мяса наелись. А то вы, наверно, соскучились по мясу!
Куак Ба Ви усмехнулся. Он положил в карман спички и табак и, зайдя под навес, выбрал дубинку поувесистее. Сун Ок никак не могла побороть тревоги. Провожая мужа до ворот, она говорила:
— Все-таки будьте осторожней.
— Не беспокойтесь, женушка. Идите-ка спать!
Перейдя через мост, расположенный к югу от рынка, Куак Ба Ви зашагал в сторону перевала. Ему частенько приходилось шагать по ночам, и он никогда не опасался ни воров, ни зверей, будучи уверен в своей силе. И хотя издавна ходили здесь слухи, что на этом перевале рыщут тигры и однажды люди, возвращавшиеся ночью с рынка, чуть не попали им в лапы, Куак Ба Ви не чувствовал страха.
Резкий, пронизывающий ветер холодил виски. На перевале Куак Ба Ви замедлил шаг, закурил цыгарку. Он постарался добраться до участка как можно незаметней. Прокравшись к участку, Куак Ба Ви скрылся в зарослях и присел на край канавы.
Мертвую ночную тишину, опустившуюся на горную деревеньку, нарушила первая перекличка петухов. Скоро петухи запоют второй раз… Ночь на исходе…
Куак Ба Ви немного вздремнул. Вдруг сквозь сои он услышал чьи-то шаги.
Он сразу проснулся. Осторожно раздвинул заросли: к участку воровато пробирался человек в белой одежде. Вот он сделал еще несколько шагов… Наклонился… Послышалось шумное журчание воды, побежавшей с участка… В ту же минуту Куак Ба Ви спрыгнул вниз и крикнул громовым голосом:
— Эй, кто тут?
— Ах, матушка моя родная!
Человек, открывший проход воды, с испуганным воплем упал навзничь. Куак Ба Ви цепко схватил его за плечи. Взглянув в лицо преступника, он оторопел: перед ним была мать Сун И.
* * *
Мать Сун И была поймана с поличным. И поймал ее не кто иной, как сам Куак Ба Ви! Ей теперь не отвертеться.
Что же толкнуло ее на преступление? Ларчик открывался просто. Мать Сун И затаила злобу на Куак Ба Ви за то, что новые земли распределяли по хозяйствам, исходя из количества работников, участвовавших в поднятии целины. И семья Сун И оказалась, по ее мнению, обойденной: ее не отличили, не выделили, дали земли не больше, чем другим!
Но только ли из-за этого пошла она на черное дело? Не был ли замешан здесь кто-нибудь другой?
Как-то мать Сун И отправилась к Ко Бен Сану с намерением попросить у него семян позднего картофеля. В другое время прижимистый помещик наверняка отказал бы ей. Но на этот раз он почему-то встретил ее с радостью и охотно отпустил семенного картофеля.
Матери Сун И было хорошо известно, что Ко Бен Сан люто ненавидит Куак Ба Ви. И она решила использовать эту ненависть в своих целях и с помощью Ко Бен Сана насолить Куак Ба Ви. Ко Бен Сан, в свою очередь, знал, что мать Сун И неприязненно относится к бывшему батраку, и решил, что ему выгодно привлечь ее на свою сторону.
Ненависть к Куак Ба Ви сблизила их, и они поняли друг друга без слов.
Ко Бен Сан до того раздобрился, что, кроме картофеля, принес матери Сун И мешочек отборных семян чумизы. При этом он как бы невзначай спросил:
— А что, Куак Ба Ви до сих пор у вас живет?
— Нет, что вы! Он уже давно от нас ушел! Ох, не могу я спокойно видеть этого босяка! Все во мне так и клокочет, как услышу о нем! Недаром говорят: забыла лягушка, что еще вчера она была всего-навсего головастиком! Кто он такой, спрашивается, этот Куак Ба Ви? Давно ли этот бездомный бобыль в нищенских лохмотьях щеголял? А теперь нос задрал, зазнается! Получил ломоть земли и думает, что, кроме него, и на свете никого нет! Его, бродягу, и власти поддерживают, от этого он с каждым днем все нахальней становится. И Сун Ок из-за выгоды за него замуж вышла… Он приглашал нас на свадьбу, но мы, конечно, отказались: нечего нам там делать. Как бы ни проголодался человек, но идти на свадьбу голодранца — только себя срамить!
Мать Сун И, опередив Ко Бен Сана, так ретиво разносила Куак Ба Ви, что помещик диву дался: впервые довелось ему услышать по адресу своего врага такую отборную ругань. Он весь так и сиял от удовольствия.
Проворно вскочив на ноги, Ко Бен Сан, переваливаясь всем телом, сбегал в сарайчик и притащил матери Сун И еще мешочек семян чумизы.
— Святую правду говорите! — умильно улыбался он. — Вы ведь знаете, сколько лет эта сволочь у нас в доме жила! Мы его и кормили, и поили, и одевали. А он, бессовестный, прибрал к рукам хозяйскую землю. Ну, ладно, это он еще может на земельную реформу свалить. А с поднятием целины как получилось? Исстари в нашей деревне водой большого канала распоряжались хозяева. А он взял да прорыл новый канал! Не посоветовавшись со старейшими, уважаемыми людьми, организовал поднятие целины. Никогда не бывало такого своеволия. И слов не хватит рассказать, сколько зла причинило нам его неслыханное нахальство! Хотел бы я знать, на что он только надеется! На силу свою? Бояться-то его, конечно, побаиваются. Помните тот день, когда они к так называемой работе приступили? Ведь никто словом не обмолвился, никто против него голоса не поднял! А все почему? Силы его боятся. Но силен вол, да не царствовать ему… Я по-хорошему пытался образумить его. А из селян никто даже ухом не повел, не поддержал меня. И дело обернулось так, что мы с сыном еле ноги унесли… Показалось мне, что идут люди из волости, вот мы и ушли оттуда. И вообще не хотелось мне с ним связываться. Грязь ведь обходят не потому, что боятся ее, а чтобы не запачкаться… Да народ-то глуп, разве он это понимает?
Ко Бен Сан с пеной у рта поносил Куак Ба Ви и односельчан, а мать Сун И слушала да поддакивала:
— Когда в горах тигра нет, и заяц царем может быть! Ха-ха-ха!
Ко Бен Сана особенно злило то, что работы по поднятию целины закончились успешно. Он был из тех, кто плохо чувствовал себя даже тогда, когда землю приобретали самые близкие ему люди. Внутри у него все горело от злости и зависти. Он бил себя в грудь, неистовствовал и злобно сетовал на то, что голь, подобная Куак Ба Ви, которую раньше и за людей не считали, сумела объединиться и, не посоветовавшись с ним, Ко Бен Саном, превратила болото в рисовые поля. Но это была бессильная злоба — изменить он ничего не мог!
