Тюильри переполнен людьми в костюмах, которые специально придуманы для них Изабе и Давидом, и кажется, что эти люди убежали с придворного бала времен Валуа^[22].

В десять утра под грохот артиллерийских залпов Жозефина и Наполеон садятся в карету, обитую белым атласом и запряженную восьмеркой светло-соловых лошадей с султанами из безупречных перьев. Луи и Жозеф, «в серебре и перьях по-испански», помещаются на переднем сиденье лицом к императорской чете. Оба сиденья настолько одинаковы, что, войдя в экипаж первой, Жозефина от волнения опустилась на то из них, на котором сидят спиной к движению. Пол застелен густой медвежьей шкурой, но грелки нет, а холод стоит жестокий. Это не мешает Жозефине быть красиво декольтированной.

Зеленые с золотом пажи гроздьями висят на задке и передке кареты, перегруженной ветвями оливы и лавра, пальмами и орлами, гербами и коронами, аллегорическими фигурами и пчелами. Все это раззолочено так, что слепит глаза. Вокруг этого подвижного монумента конные адъютанты рядом с лошадьми, генералы, командиры гвардейских полков у дверей, шталмейстеры у задних колес.

Перед каретой восемь эскадронов кирасир с горнами и литаврами, два эскадрона гвардейских егерей со своей громкой и пронзительной музыкой, взводы мамелюков, военный оркестр, Мюрат со штабом, верховые герольды, экипажи, ломящиеся от сановников, министров, высших должностных лиц и камергеров.

Позади кареты тринадцать запряженных шестеркой берлин для свитских офицеров и дам императора и императрицы, штатских придворных чинов. А дальше гренадеры, канониры, жандармы, военные оркестры…

Вот он, триумф Розы Таше де Ла Пажри, креолки с Мартиники!

Без четверти двенадцать императорская карета подкатывает к архиепископству, где император облачается в парадный наряд, а на Жозефину надевают тяжелую императорскую мантию и украшают ей лоб аметистовой диадемой. По деревянной галерее, украшенной коврами, длинная процессия пешком движется к собору Парижской Богоматери. Вслед за четырьмя приставами следуют на дистанции в десять шагов герольды, пажи, ассистенты, а за ними, на той же дистанции, один за другим, церемониймейстер и обер-церемониймейстер. Затем в сопровождении камергеров и шталмейстеров Жозефины идут в белом атласе и шелестя перьями три маршала, выполняющие сегодня обязанности статс-дам. По сторонам первого из них, Серюрье^[23], несущего на подушечке кольцо императрицы, — генерал Гардан и полковник Фуле; второй, Монсе^[24], сопровождаемый полковником Ватье и г-ном Бомоном, почтительно держит в руках корзину из крученого фиолетового бархата с золотым галуном, ручки которой сделаны из вермеля и в которую сейчас уложат шлейф мантии императрицы; наконец, третий — Мюрат, идущий между д'Аранкуром слева и г-ном д’Обюссоном справа, несет корону.

За ними Жозефина.

Устрашающую мантию несут Гортензия, принцесса Жозеф, она же Жюли Клари, Каролина, Элиза и Полина. Три последние пребывают в откровенно дурном расположении духа, все «тормозят» и, вопреки их уговору с императором, как можно хуже «поддерживают» тяжелый шлейф в тридцать квадратных метров. Трен платья каждой из них несет камергер, из-за чего вокруг пресловутой мантии императрицы толпится группа в десять человек — знак монаршего достоинства «г-жи Бонапарт». Позади, замыкая шествие, движутся фрейлины, гардеробмейстерина и шесть камеристок.

Наконец начинается нескончаемый кортеж императора. Его мантию поддерживают оба консула и два будущих короля — Луи и Жозеф.

У входа в собор Парижской Богоматери кардинал Камбасерес подает Жозефине святую воду. Императору ее подает изможденный старец кардинал-архиепископ Беллуа, родившийся еще при Людовике XIV.

Пока оркестр из трехсот инструментов оглушительно исполняет «Коронационный марш», Жозефина под подобающим ей по праву балдахином, который несут каноники, торжественно следует к своему креслу, поставленному посреди амвона рядом с креслом императора. Сиденья у них из бархата, над ними балдахин, перед ними молитвенные скамеечки с подушками. Это два «малых трона», «Большие троны» находятся наверху огромного, перегородившего неф помоста, на который ведут двадцать четыре ступени и который возведен между четвертой и Пятой опорами, на полпути между центром храма и главным алтарем. Вокруг подножия этого сооружения располагаются дипломатический корпус и министры, затем между троном и алтарем размещаются члены Сената и Законодательного корпуса, высокопоставленные лица и сановники короны. Рядом с алтарем, в первом ряду, десять архиепископов и сорок епископов, облачаться которым пришлось в префектуре полиции. В приделах и по краям трансепта скучились депутации, на хорах — приглашенные.

Собор Парижской Богоматери выглядит странно. Фасад, опоры и стены исчезают под картонными декорациями в классическом стиле, придающими базилике облик античного храма и иезуитской церкви одновременно. «Здесь провели столько работ, что сам Господь себя не узнал бы», — вздыхает очевидец.

Гардеробмейстерина и одна из фрейлин снимают тяжелую мантию, и Монсе принимает ее в свою корзину. Затем инсигнии — корона, перстень и мантия в корзине, равно как и знаки достоинства Наполеона, возлагаются на алтарь.

Тут же начинается церемония коронования, Жозефина с мужем преклоняют колена на плитах у подножия алтаря. Папа, помазав Наполеона, помазывает лоб и ладони Жозефины. Наполеон упростил церемонию. Он не представляет себя простертым по образцу французских королей у ног священнослужителя, который через дыры в наряде коронуемого помазал бы ему грудь, спину и «сгибы рук». Он считает себя полностью удовлетворенным, трижды получив святое помазание для себя и для Жозефины.

Месса, которую служит его святейшество, заканчивается после псалма перед чтением Евангелия.

Начинается собственно коронование.

Было условлено, что римский понтифик будет придерживаться не церемониала, предусмотренного для короля, коронующегося императором в Риме, а церемониалом Pro Rege Coronando^[25]. Достаточно заменить слово «Rex» на «Imperator». Под нажимом Наполеона была создана по этому вопросу комиссия, которая представила вынужденному уступить папе этакую селянку из ритуалов, заимствованных в Риме, Реймсе, Германии и еще где попало. Император сделал упор на опущении или замене в тексте, произносимом папой, не устраивающих его глаголов, например «eligimus» (которого мы избрали) или слова «concessum» (уступаем тебе) при передаче меча, которое превратилось в «oblatum» (передаем).

Благословив атрибуты императорской власти — меч, державу, скипетр, знак созвездия Руки правосудия^[26], ожерелье, — папа благословил обе мантии, оба перстня и обе короны. Жозефина имеет право произнести те же молитвы, что и Наполеон.

— Примите этот перстень, который есть символ святой веры, доказательство могущества и прочности вашей империи и благодаря торжествующей силе которого вы победите ваших врагов, сокрушите ереси, укрепите согласие среди ваших подданных и пребудете неуклонно преданы католической религии.

Затем святой отец в следующих выражениях обращает к императору традиционное увещание при вручении мантии:

— Да ниспошлет вам Бог частицу своего могущества, дабы, блистая наружно этим ослепительным одеянием, вы блистали внутренне своими добродетелями перед очами Господа, который ведает все, что было в прошлом, которому открыто все, что таит будущее, Господу, по чьему соизволению царствуют монархи и находят правосудное решение законодатели.

Для Наполеона не может быть и речи о том, чтобы принять корону из рук папы! Он сам коронует себя и императрицу. Он ведь сам поднял с земли валявшуюся на ней корону Франции.

Поэтому, возложив корону себе на голову, он тут же снимает ее, и бьет час коронования Жозефины.