В один из январских дней 1819 на Святой Елене Наполеон рассказал обер-гофмаршалу Бертрану, что, напротив, сама Жозефина приходила к нему с предложением «сделать ребенка какой-нибудь барышне и выдать младенца за своего. Когда она высказала мне это, — закончил император, — я решительно осудил ее план и без труда переубедил ее».

Как бы там ни было, факт бесспорен: Наполеон не перестает думать о том, что представляется ему все более и более неизбежным. 1 апреля, увидев входящую Гортензию, которой в том же месяце предстояло родить будущего Наполеона III, он вздохнул:

— Я завидую, видя вас в таком состоянии. Как я любил бы вашу мать, окажись она в подобном положении!

2 апреля 1808 Наполеон в сопровождении тридцати шести экипажей покинул Сен-Клу под предлогом инспекционной поездки по департаментам Юга. На самом деле он собирался в Байонну, где вскоре должна была разыграться тошнотворная комедия с испанской западней^[73], которая приведет к первой трещине в здании Империи. Невзирая на жалобы Жозефины, он сперва не пожелал взять ее с собой, но, поскольку он должен был выманить на границу испанское королевское семейство, ему была необходима хозяйка дома.

«Не знаю, где поместить всю эту публику», — написал он жене. Поэтому императрица, которой предстояло помочь властелину принять «всю эту публику», была вызвана к нему в замок Маррак у ворот Байонны, «маленький загородный домишко», по выражению Наполеона, купившего его у г-на Марфруа.

Жозефина проводит несколько дней в Бордо: император порекомендовал ей «завязать со всеми дружеские связи, поскольку занятость помешала ему самому сделать это», и выполнить мужний наказ, как догадывается читатель, не составило для нее никакого труда. После обмена любезностями она отправляется в Байонну. Проезжая через ланды, где пески были еще не остановлены посадкой сосен, ее карета, хоть и запряженная дюжиной лошадей, не раз увязает чуть ли не по оси. Наконец вечером 27 апреля Жозефина добирается до Маррака.

Для нее приготовлены прелестные апартаменты. Кровать в ее спальне, которая вся ансамбль фиолетовых и желтых шелков, сделана из вишневого дерева, а над ней «перевитый лентами венок из дубовых листьев». Гостиная, обитая голубым атласом с желтым и фиолетовым сутажем, походит на «шатер с задранными вверх полотнищами». Вся мебель в ней тоже из вишни, канапе, покойные кресла и табуреты обтянуты «голубым гургураном^[74] в полоску цвета зари и накладными звездочками из белого шелка». Окна и двери задрапированы так же, только накладки сделаны из голубого, желтого и белого шелка. Кроме того, наспех устроена ванная комната, и гостью ожидает ванна «из еловых досок».

В Байонну уже прибыл Фердинанд, принц Астурийский: его доставил из Мадрида императорский обер-жандарм Савари, не поскупившийся на ложь и обещания, лишь бы привести принца к ногам своего повелителя. Таким образом «Фердинанд VII» угодил в паутину, сотканную Наполеоном. Он именует себя королем всея Испании, поскольку его отца заставили отречься в пользу наследника. Наполеон, правда, его не признал. Со своей стороны, Карл IV взял отречение обратно, считая, что отрекся лишь под давлением событий. «Полностью доверяясь великодушию и гению великого Наполеона», он пожелал, чтобы император стал третейским судьей в его конфликте с сыном. Вот почему он тоже отправился в Байонну в обществе жены и общего их любимца Годоя^[75]. На третий день после прибытия Жозефины они втроем въезжают в город в обветшалой карете.

— Желтая кожа придает королеве сходство с мумией, — сообщает император жене. — Выглядит она лживой, злой и донельзя смешною.

Что до Карла IV, не расстающегося со своим исповедником, которого он, «как собаку, подзывает свистом», то его камердинер носит за ним дюжину часов, да еще столько же он сам возит с собой в карете, утверждая, что «карманные часы портятся, если их не носят».

Увидев сына, этот король-карикатура накидывается на него:

— Не довольно ли тебе оскорблять мои седины? Убирайся. Я не хочу тебя видеть.

Затем, повернувшись к Наполеону, Карл вздыхает:

— Ваше величество не знает, что такое жаловаться на собственного сына!

Можно представить себе, насколько сердечна атмосфера, царящая на обеде. Даже странное поведение короля Испанского не в силах развеселить присутствующих. А ведь перед Карлом стоят три графина с водой: ледяной, горячей и обычной, и он тщательно и умело дозирует смесь, чтобы она пришлась ему по вкусу.

В этот вечер он видит только одно: его драгоценного Годоя посадили за служебный стол, и успокаивается, лишь когда князь Мира устраивается неподалеку от него, Теперь король может предаться своим играм с водой и поесть с аппетитом. Все слышат, как он бросает жене:

— Луиза, отведай вот этого — очень вкусно.

Отныне потомки Людовика XIV во власти Наполеона.

Того же 30 апреля император пишет Мюрату: «Необходимо, чтобы я за два дня развязался с этими делами». Действительно, через два дня Карл IV обращается с письмом к сыну, возвещая тому, что его преступления не позволяют Фердинанду занять отцовский трон, ибо в таком случае «император не сможет спасти Испанию», Годой принужден помогать Наполеону в его замысле, и 4 мая престарелый король назначает Мюрата наместником королевства; как метко замечает Жак Шатене^[76]: «Отныне между династиями Бурбонов и Бонапартов переброшен переходной мостик». На следующий день Карл IV уступает Наполеону свое королевство с единственным условием — «блюсти территориальную целостность государства и не допускать в нем иной религии, кроме католической». Взамен Карл и Мария Луиза получают Компьень, Шамбор и шесть миллионов франков ежегодно.

Остается Фердинанд, пытающийся сопротивляться и юридически могущий считаться королем всея Испании. Внезапно приходит весть о кровавом мадридском восстании 2 мая, знаменитом dos de mayo, жестоко подавленном Мюратом. Фердинанд не имеет к нему касательства, но Наполеон обретает таким образом превосходный предлог. Он получил известие во время верховой прогулки и тут же помчался в Байонну, где, как расскажет он вечером Жозефине, вызвал принца Астурийского к его отцу и обвинил в подстрекательстве к мятежу.

— Пролита кровь моих подданных и солдат моего великого друга Наполеона! — завопил старый Карл IV. — Ты виновник этой бойни!

Затем королева, как фурия, набросилась на сына, обозвав его ублюдком и потребовав отправить его на эшафот. Наполеон потребовал меньшего:

— Если вы сию же минуту не признаете своего отца законным королем и не сообщите об этом в Мадрид, я обойдусь с вами как с мятежником.

Перепуганный Фердинанд наконец уступил. Теперь он всего лишь узник. Когда над драматическими днями в Байонне опускается занавес, Жозеф, брат императора Наполеона, а теперь Don Jose primero — Иосиф Первый может подписываться: «Я, король» и получить от своего предшественника Фердинанда следующие поздравительные строки:

«Прошу ваше католическое величество принять присягу, которую я по долгу своему приношу вам за себя и всех находящихся при мне испанцев».

Тошнотворная низость!

После двух этих грозных недель Наполеон и Жозефина отдыхают в Марраке до 21 июля. Император в очаровательном расположении духа: они с женой предаются ребяческим шалостям, как новобрачные. Он купается в море. «Мы, — рассказывает очевидец, — были прикрыты со стороны моря патрулями во избежание набега англичан. Пока Наполеон купался, отряд гвардейской кавалерии освещал море, заезжая в воду настолько далеко, насколько это не подвергало всадников слишком большой опасности». Выйдя на берег, он гонялся за женой, толкал ее в волны, отнимал и забрасывал подальше ее обувь. Жозефина заливалась счастливым смехом: ей казалось, что вернулись времена консульства.