- Это лучший Новый год в моей жизни, дед! Спасибо, спасибо, спасибо!

После чего они чокнулись, выпили залпом каждый своё и принялись жадно поедать приготовленное, только теперь осознав, что весь день не держали и росинки во рту. Вскоре мужчина, чувствуя, что его руки до сих пор трясутся, налил себе добавки.

- Что-то я так устал, Тим...

- Ничего, дед, завтра долго будем отдыхать! - оптимистично заявил Тим и подскочил со стула - я в туалет.

Тим сидел на ведре и прокручивал в голове последние три дня: как же иногда всё странно оборачивается?! Вот тебе кажется, что жизнь закончилась, ничего не имеет больше смысла, и, вдруг по чуть-чуть, по чуть-чуть и бах, всё круто, всё классно, всё супер! Представляю, как пацаны обзавидуются, когда я им свои каникулы буду описывать.

Через несколько минут Тим вернулся в комнату умиротворенный и помыл руки в тазике. По радио снова говорили про Бога и о проблемах осуществления религиозных миссий в век науки и техники. Дед сидел, опустив голову на руки, и дремал. Тим вернулся на своё место, поел, хотя есть уже не хотелось, просто потому что было вкусно и почувствовал, что наступил во что-то мокрое. Он наклонился и увидел, что лужа тянется от дедова стула.

- Дед! Деда, что с тобой?

Тот не отвечал. Тим внимательно, не мигая смотрел на снулую фигуру и, вдруг, понял, что дед до странного бездвижен, плечи не вздымаются, голова немного сдвинулась набок и стало видно облачко над левым глазом, такое белое, каким никогда еще не казалось. Тим медленно сел, пытаясь объять страшную догадку невинным детским сознанием. Через несколько минут он решил, что такого не может быть, не может и всё, и тогда он вскочил и начал трясти деда, чтобы разбудить. Руки, лежащие на столе, чуть разъехались, туловище накренилось в бок, а голова развернулась, полностью открыв Тиму дедово лицо с приоткрытым ртом и повисшей ниточкой слюны.

- Ты просто напился, ты просто напился, ты просто напился - повторял мальчик, поджав ноги и раскачиваясь на стуле вперёд-назад. Он не отводил глаз от деда, в ожидании малейшего движения ресниц, или губ, или пальца. Почему-то ему казалось, что одно такое мелкое движение перечеркнет пугающую неестественность всей позы деда, докажет им обоим, что всё на самом деле отлично. А может дед решил его так напугать? Смешно, нечего сказать! Специально, небось, дыхание задерживает. Вот сейчас как вскочит, как заорёт...

Минуты неслись как сумасшедшие. Дед не вскакивал и не дышал. Тиму только и оставалось удивляться, как ему это удаётся. "Видимо он хочет обмануть мою бдительность. Он напугает, но позже, позже..."

Через час или два Тим начал клевать носом. Дед никак не сдавался и только того и ждал, что внук отвлечется или заснёт - "угу, угу, плавали, знаем!". А потом у Тима снова прихватило живот, и он не смог больше оставаться на посту бдительности. Подбежав к ведру, он заметил, что в нём пусто и чисто. "Этого не может быть! Как ему это удалось?" - недоумевал Тим. Вскоре ему полегчало и он, радостный, что дед, вот так, хоть и не понятно - как, прокололся, поспешил обратно в хату. Открыв дверь, он не спешил войти, а сначала осторожно просунул внутрь голову. Как только он увидел пустой дедов стул, чья-то огромная рука схватила его за волосы и потянула в комнату. Он зажмурился, истошно заорал и начал отбиваться руками и ногами, после чего свалился со стула и проснулся. Еще пару раз подпрыгнув и дернувшись, он понял, что это был кошмар - "просто кошмар, просто кошмар..." Тим поднялся на ноги, развернулся к столу и отпрянул - дед всё ещё играл в свою жуткую игру.

Мальчик, не отводя взгляда от деда, словно от злобного клоуна в фильме ужасов, стал пятиться назад, пока не уперся в стену, затем нащупав за занавеской дверную ручку, быстро крутанул её и ввалился в "тайную комнату". Щелкнув клавишей слева на стене, он включил свет и начал хаотично озираться в поисках чего-нибудь, чем можно подпереть дверь. Кресло! Он волоком подтянул его спинкой под ручку двери, которая очень кстати оказалась нужной высоты - не открыть, даже тараном. Потом он понял, что занавески на окнах прозрачные и, если дед подойдёт со стороны улицы, он - Тим, будет как на ладони. Мальчик резко выключил свет и подбежал к окну, пытаясь увидеть в темноте двора свихнувшегося старика. Двор был пуст.

Сев с ногами во второе кресло, оставшееся стоять на прежнем месте, он максимально сжался, чтобы полностью находиться в границах сидения. Ему казалось, что лишь только его локоть или колено высунутся в пространство комнаты, кто-то схватит его, обязательно схватит. Так он просидел около двух часов, прислушиваясь к радио-бубнежу, доносившемуся из за стенки и пытаясь различить другие, не относящиеся к нему звуки. Стало холодно. Он вспомнил, что последний раз они с дедом заправляли печь еще до "запуска" ёлки. "Так весело было, так хорошо. Зачем он всё испортил? Теперь я точно всё маме расскажу!"

Окончательно продрогнув, мальчик собрал волю в кулак и убедил себя, что, если б кто-то хотел его схватить, уже давно схватил бы. Поддерживаемый этой мыслью, он напряженно пригнувшись оттолкнулся одной ногой от пола и прыгнул на кровать, свалив одну из подушковых пирамид на пол, а вторую, прижав спиной к стене. Кроме вязаного покрывала на постели ничего не было. Прикрывшись им, он очень скоро понял, что согреться не удаётся. Тогда он вспомнил про сундук.

Схватив покрывало и подушки в охапку, он снова решился спуститься на пол, но на этот раз крался медленно и на цыпочках. Осторожно открыв крышку ящика, он нащупал там что-то мягкое - "наверное, одежда" -после чего набросал внутрь подушек, осторожно лег сверху и прикрылся накидкой. Пуховые подушки на манер перины приняли в себя его тельце и через некоторое время стали возвращать ему его же тепло. Мальчик уснул.

Следующим утром Тим открыл глаза и некоторое время пытался понять, почему вокруг него стены. Потом он сел и огляделся, припоминая ночные ужасы. В голове гудело. Он никак не мог убедить себя в смерти деда, как и разубедиться в его помешательстве. Из за двери всё еще доносились звуки радио. Тиму стало страшно, как только он попытался представить, что происходит в той комнате. Он вылез из импровизированной колыбели и став на остывший пол, поёжился. Затем, поковырявшись в сундуке, он выудил оттуда женские матерчатые колготы, женский свитер, пару платьев и пальто из такой же ткани, как носила осенью мама, только другого цвета. Поняв, что долго в одних трико и толстовке не выдержит, он решился на постыдное - надеть на себя бабушкины вещи: колготки под трико, свитер на толстовку, а поверх всего пальто. От платьев он отвернулся, сделав вид, что их он не находил. Хотелось по маленькому.

Подойдя к окну, он попробовал его открыть. Щеколда поддалась. Тогда он переставил горшок с цветком на другой подоконник и вылез во двор. Носки, едва высохшие после вчерашнего, очень быстро намокли на снегу. Тим бежал к сеням, чтобы забрать свои ботинки, предусмотрительно пригнувшись под окном "той комнаты". Достигнув цели он пошел на носочках до самой двери, наклонился и посмотрел в замочную скважину. Взгляд упёрся в дедову спину. Было сложно определить, изменил ли он положение во сне - "А он заснул, непременно заснул! Ни один человек не может так долго не спать только чтобы напугать ребёнка". Тим оглядел коридор, взял старый стул и закрыл деду последний путь к нападению, приладив его также под дверную ручку. Затем он обулся в свои ботинки, с сожалением вспомнил, что вся теплая одежда свалена грудой сбоку от печки, и пошёл в зимний сарай. В углу всё также валялось какое-то тряпьё, но оно было сырым, в таком он рисковал замерзнуть еще быстрее. Тогда он понял, что его согреет. Выбрав самую большую лопату, и прихватив из другого сарая мешочек с сушеными яблоками, которыми он всегда брезговал из-за червячков, он вышел за ворота. "Пока дорога не расчищена, никто на ней не появится - так он сказал? Или не так? Да какая разница!"