На днях бывшему первому заму Пономарева Елизару Кускову определили пенсию: 270 рублей с сохранением до следующей осени Успенки, кормушки и Кремлевской больницы. Сошел человек. А сколько лет был «величиной».

Меня остановило одно замечание, походя брошенное Пономаревым, когда он сообщал мне о графике предстоящих дел. (Съезд ПОРП, съезд КП Кубы, европейская конференция компартий, встреча Брежнева с Фордом и т. п.). «А от съездовских материалов отмахнулся. Сказал: потом, потом». Б. Н. комментирует: «Удивительная вещь, не поймешь ничего, никогда так не было. До съезда партии-то ведь рукой подать». И опять махнул рукой, скорчив гримасу.

Я думаю, уж не готовится ли Брежнев к уходу на покой. Ведь с каждым его появлением на публике все больше в народе утверждается ощущение о его физическом и психическом угасании. Он сам это чувствует, наверно. Вчера на экране, из Внуково-2 при проводах Жискара он выглядел просто жалко, в этой нахлобученной шляпе, у которой он все время держал руку, дрожащую, это было видно, якобы в воинском приветствии. И весь этот нелепый протокол выглядел мрачным, скучным, бессмысленным. Неужели он не озабочен, как лучше передать наследство?

Съездовские материалы, которыми он еще ни разу не поинтересовался с того момента, как сказал, чтоб пишущие бригады выезжали по дачам, видно, утратили для него значение. Не исключено, что он уже не рассчитывает сам произносить то, что ему напишут. Я, например, не представляю себе, как он в таком состоянии смог бы стоять с текстом на трибуне 4–5 часов. Может быть, он по примеру XIX съезда обдумывает — не поручить ли чтение доклада кому-нибудь другому, а себе взять краткую напутственную речь (так сделал Сталин в 1952 году).

В воскресенье прогуливался с Брутенцем. Он тоже озабочен. Праздники каждое воскресенье (сегодня, например, День работников пищевой промышленности), юбилеи, приветствия, награждения, приемы, послания, поздравления, проводы, встречи, беседы. Что происходит? Где мы находимся? Куда мы идем? Что будет через год? Куда там — что будет со съездом?

Официальная действительность, а вернее — мифология совершенно оторвалась от реальной жизни, от умонастроений и интересов людей. Газеты и общественно- художественные журналы — нечто совершенно различное. В газетах оптимистическая тарабарщина по изъезженным правилам. В журналах все более высокохудожественная бытовщина — унылая, беспросветная, никуда не идущая и ни к чему не стремящаяся. Раньше этим «грешил» «Новый мир». Его клевали, он был паршивой овцой. Теперь в этом смысле все журналы такие. Я не берусь думать, что их редакторы исподволь, со злорадством протаскивают эту атмосферу (отражающую реальную безыдейность общества). Может быть, есть и такие скрытые либералы. Но большинство наверняка зажало бы это все, как и делали раньше. Однако сейчас, видимо, это невозможно. В этом случае вообще нечего было бы печатать. Читатель бы не стал читать жвачку. Более того, профессиональный уровень (и «этика» в этой среде) уже, видно, таковы, что они автоматически не могут создавать искусственно «одухотворенные» вещи.

Повсюду, чуть ли не на улице пахнет ожиданием чего-то. В открытую говорят о «дряхлости правительства». В самом деле, такого старого «контингента» в правительстве не знало, по-видимому, ни одно цивилизованное государство за всю историю человечества.

Сделано великое дело — разрядка. Автор ее — Брежнев. Но мы подошли к рубежу в этом процессе, когда не знаем, что делать дальше. Она имеет перспективу, если будет продвижение вперед. Иначе неизбежно какое-то новое издание «холодной войны». Жискар в своей нашумевшей речи на обеде в Кремле очень точно сформулировал, куда только и можно идти дальше. А именно: два направления — разоружение и отказ от «холодной войны» в области идеологии=идеологическая разрядка (при сохранении борьбы идей). Мы не идем ни на то, ни на другое. Да и они ведь не идут. Но дело в том, что над ними не каплет, они даже в условиях кризиса могут позволить себе «и пушки и масло».

Кроме того, раз мы инициаторы разрядки и раз она нам больше всего нужна, как мы заявляем, то пусть мы и впредь «подаем пример». А они могут подождать, будут нас шантажировать, провоцировать, подлавливать, уличать в непоследовательности, в отступлениях от Хельсинки.

Но мы-то не можем себе позволить топтаться. Впрочем, можем. И, наверное, ничего не случиться. Если мы столько лет, в худших обстоятельствах, позволяли себе половину национального дохода вбухивать в армию и вооружения, то почему бы не продолжать теперь. А потом — куда деваться-то? Создав такой военный аппарат с десятками маршалов, с десятками тысяч генералов и сотнями тысяч полковников, с инфраструктурой военной промышленности, в которой заняты миллионы людей, — не запустить же все это на Луну! Теперь это уже приобрело силу объективного закона самовоспроизводства. Это уже социальная категория нашего общества, очень привилегированная в основном и очень влиятельная. С ней «просто так» не расплюешься.

А в области идеологии еще того хуже. Идеологический маразм, к которому мы пришли (в немалой степени благодаря своей экономической и военной политике), в конце концов даст «новое качество» (когда вырастут совсем уж новые поколения, свободные от революционно-патриотической веры отцов). Но это когда-то будет! А пока что можно делать вид, что все в порядке. Тем более, что идейную проблему нашего общества не решишь идеологическими средствами. Корень ее в том кадрово-психологическом наросте, который как кораллы, облепил политическую и экономическую структуру общества и не даст ему дышать, душит, стесняет его, сталкивает в гниющее болото.

Впрочем, я отклонился. На Западе уже поняли, что мы подошли к рубежу в своей политике разрядки, через который нам очень трудно будет переступить (разоружение и идеологическая разрядка). И вот тут-то они нас возьмут (и уже берут) в оборот с помощью нами же вызванных к жизни «культурненьких» методов и принципов Хельсинки.

Европейская конференция компартий поэтому приобретает принципиальное значение. Если она пойдет по пути, которого хотят французы и, как выяснилось в Берлине, большинство наших «братских» партий, т. е. по пути «усиления классовой борьбы против империализма», то тут-то нас и схватят за руку партнеры по Хельсинки. И китайцы окажутся, боюсь, правы в своих разглагольствованиях о ложной разрядке. Увы, товарищ Пономарев со своей коминтерновской психологией, склонен идти именно в этом направлении. И скорее всего, принимая во внимание явное отключение главного автора разрядки от практической политики, его физическую неспособность разобраться, что и зачем, Пономареву (при поддержке Суслова) может быть и удастся эта операция. И значит еще на годы балансирование в неопределенности между «холодной войной» и разрядкой, когда ничего не решается, все проблемы заблокированы, ничего никуда не продвигается и социальный маразм крепчает.

Пономарев любит кричать о разоружении, везде и всюду разоблачает гонку вооружений и т. д. Одновременно, своей европейской конференцией он внесет «посильный» вклад на данном этапе в усиление этой гонки.

Неделя очень содержательная. Во вторник я невольно подслушал разговор по телефону Катушева с Пономаревым: был у него в кабинете, когда позвонил Катушев. Из обмена репликами я понял, что конференция компартий Европы заваливается. Но виду не подал. На следующее утро Б. Н. сам меня позвал и после разговора о докладе на съезде вдруг ехидно улыбнулся и сказал: «Ну, вроде ваша точка зрения на конференцию побеждает». Телеграфно — дальнейший разговор: Суслов, мол, тот принципиально держался в этом вопросе, не отступал. Но он лег в больницу. А Кириленко-де подлаживается. и повел линию на завал конференции под тем предлогом, что Брежневу будет очень трудна эта нагрузка! В ответ на эти «пояснения» я вновь произнес «краткую речь» на тему о том, что лучше пусть не будет конференции вообще, чем такая, какой она сейчас начинает складываться. Итальянцы (Сегре и Пайетта) в интервью о Рабочей группе в Берлине цинично девальвируют конференцию, прямо говорят, что гора рождает мышь, сводят общность взглядов участников до жалкого минимума, равного межгосударственным отношениям и явно предупреждают, что, уступив Москве и пойдя на конференцию, они используют ее для демонстрации «независимости» и пренебрежения к КПСС. В еще более грубой форме, с другой стороны, но к тому же результату (демонстрация отсутствия всякого коммунистического единства) ведут дело французы — интервью Канапа, новые речи Марше и т. д. Мы и так своей неуемной активностью сильно подставились: предстали перед всем фронтом антикоммунизма как партия, которой почему-то чуть ли не жизненно заинтересована в конференции. Но зачем нам она — перестала понимать даже буржуазная печать!