12 сентября 1973 г.
Альенде покончил собой. Вчера у меня было предчувствие, что этим кончится. Хунта уже приступила к делу. Объявлены имена 40 человек, которых должны были до 16–00 явиться в министерство обороны, «иначе будут приняты самые крайние меры со всеми вытекающими последствиями». Список возглавляют Корвалан, Альтамирано… Многие мне знакомы. В списке — жены, сестры лидеров. Более 100 коммунистов и 60 социалистов уже схвачены в Сантьяго и Валопараисо. В заявлении хунты — разрыв «с Кубой и другими коммунистическими странами».
Словом, фашистский террор.
Очевидно, правы были социалисты, которые убеждали меня, когда я там был осенью 1971 года, что «мирно дело не кончится, надо форсировать революционный процесс и вооружиться, просили помощи». А Кальдерон (тогда заместитель Генерального секретаря соцпартии) на приеме в посольстве отвел меня в глубину сада и убеждал «убедить в Москве», что нужно оружие, «много оружия, тайно, чтоб вооружить боевые отряды партии, чтоб перетянуть на свою сторону часть армии». Тогда, может быть, было не поздно. Потому что, тогда основная масса народа готова была сражаться за правительство. Но за два последних года беспомощность правительства, политическая, административная и особенно экономическая, дискредитировали революцию и уже мало кто захотел, видимо, класть жизнь за явно дохлое дело. А тогда еще возможна была диктатура, опирающаяся на сочувствие по крайней мере 50 % населения.
Идеологические и политические ошибки этого поражения неисчислимы. В том числе — у нас. Брутенц, пожалуй, прав, назвав сегодняшний день — «днем Трапезникова». Идеи блока партий, мирного пути революции — все это теперь «чистый ревизионизм», доказанный! А КПЧ поделом наказана за то, что пошла на разделение гегемонии с социалистической партией (не важно, что политически эта последняя была более права).
Сегодня позвонил мне Кириленко, просил «помочь» в подготовке доклада к 7 ноября. Очень по-товарищески со мной разговаривал. А Б. Н., когда я ему сообщил об этом (он позвонил из Крыма), крайне этим огорчился: это отвлечет меня на целый месяц.
14 сентября 1973 г.
О Чили — мы разразились (с обычным опозданием) сильным заявлением ЦК. Весь мир взволнован событиями там. Протесты заявляют: Социнтерн, премьеры социал-демократических правительств, даже ФРГ'овское правительство, не говоря уже о коммунистах. А наш Басов — посол там, «герой Новороссийской забастовки» — в телеграмме советовал «официально» ничего не говорить, а давать лишь информацию, ссылаясь на информационные агенства.
Вчера послал наброски планов по подготовке конференции компартий Европы («Карловы Вары-2», как мы ее называем) и нового международного Совещания компартий. Ни того, ни другого, по нашим первым сведениям, братские партии не хотят. Они хотят консолидации КП и левых сил Западной Европы, они хотят своего западно-европейского пути революции и своей, подлинно-марксовой модели социализма, вызревшего на почве высокоиндустриализованного капиталистического общества с его высокоразвитыми демократическими традициями. Они все чаще (и англичане, и французы, и итальянцы) подчеркивают неприемлимость для них «советской модели, русского образца» и рассматривают Октябрьскую революцию и Советский Союз лишь как объективную реальность, которые оказали и оказывают воздействие на ход мировых событий и с которыми надо считаться, учитывать их последствия, но отнюдь не подражать и не связывать свою политику с намерениями и желаниями КПСС, ни в коем случае не идентифицировать себя с советским и восточно-европейским коммунизмом. Дело Сахарова, Солженицына, Якира-Красина спровоцировало еще большую кристаллизацию этих настроений, вытолкнуло их вновь на всеобщее обозрение, в более откровенном обличьи — и в обстановке, когда нам приходится «схлебывать» и помалкивать.
На этой неделе прекращено (решением ПБ) глушение радиопередач государственных радиостанций («Голос Америки», «Би-Би-Си», Немецкая волна и т. п.), но не Пекин, Тирана, Тель-Авив, не «Свободная Европа» и «Свобода». Эфир — теперь и над Москвой заполнен в данный момент «проблемой Сахарова и Ко» Нас сравнивают с ЮАР и т. п.
Тем же решением поручено «продумать» о расширении зоны допуска иностранцев в разные районы страны, о снятии 40 км. зоны вокруг Москвы для иножурналистов и вообще иностранцев (без специального разрешения), об облегчении их контактов с разными советскими организациями и учреждениями (уже не только через соответствующий отдел МИД), об упрощении визовой практики, о сокращении налога при получении загранпаспорта, если человек едет по частным делам и т. д. и т. п. Это все — в связи с начинающимся 18 сентября вторым этапом европейского Совещания и крайним заострением пункта повестки — «об обмене людьми и идеями». Брежнев ведь распорядился с Юга, вскоре после Крымской встречи по этому поводу: продумать меры, чтобы идеологические наши принципы не потрясти, но и…, чтобы не сорвать европейское Совещание.
Но зачем же тогда Якира-Красина выпускать на суд именно в это время? Зачем с Сахаровым именно так и именно сейчас?… Или общая стратегия не продумана, или ее вообще нет, и правая рука не в курсе, что делает левая.
Заходил Вадька. Опять о Сахарове. Я ему сказал, между прочим: я не знал бы, что делать, если бы стал самым главным в стране. Но одного я не позволил бы никогда — чего бы это ни стоило — материального благополучия ценой легализации кулацкой психологии и кулацкого образа жизни.
16 сентября 1973 г.
Проглядел книжку Ж. Марше «Демократический вызов». С точки зрения трапезниковской (да и не только, увы!) ортодоксии это скорее вызов марксистско- ленинскому образцу социализма, а не капитализму. В самом деле:
1. Частная собственность на большую часть средств производства не будет отменена при установлении французского социализма.
2. Коллективизация сельского хозяйства не будет проведена.
3. Ремесла и мелкая торговля не будут кооперированы. Вообще не будет допущено «всеобъемлющего коллективизма».
4. Не будет руководства всей экономикой из единого центра. Государство будет лишь регулятором.
Не будет цензуры. «Для нас не может быть расцвета без свободы творчества, не может быть развития мысли без свободы мысли, без свободного ее выражения и распространения».
1. Безусловное признание принципа «чередования» у власти, подчинения избирательной воле народа, который вправе отказать коммунистам в доверии и они безропотно уйдут.
2. Исключается господство единственной партии при переходе к социализму. Право на оппозицию, на существование оппозиционных партий.
3. Исключается превращение «нашей философии» (т. е. марксистско- ленинской) в официальную идеологию общества.
4. Исключается смешивание государства с «нашей партией»
5. И вообще — почему возражать против термина «демократический социализм». Это клевета, будто коммунисты против демократического социализма. Наоборот, они не мыслят социализма, нарушающего демократию, завоеванную в народных революциях прошлого (т. е. буржуазную демократию).
Спрашивается, что общего между выше изложенным и нашими учебниками по истмату, по научному коммунизму, по истории КПСС, сотнями книг и статей в теоретических и политических журналах? Что общего тут с Программой КПСС, с документами наших съездов?
Но если французская компартия избрала своей Программой ревизионизм, то что остается от коммунистического движения и может ли впредь международное Совещание компартий носить идеологический характер? О каком идеологическом единстве вообще может идти речь?
17 сентября 1973 г.
Усталый день. Опять проблемы текста для речи Брежнева на конгрессе мира. Опять текст для Кириленко к 7 ноября. Звонок и резолюции на моих записках Б. Н. Правка им плана на «Карловы Вары-2». Речи для Брежнева, который поедет завтра получать героя в Болгарию, оттуда — прямо в Ташкент.
