Сидели 3 часа. Отвлекались. Между прочим, он обругал статью в «Литературной газете» насчет отравления Сталиным Бехтерева за то, что тот поставил ему диагноз: параноик… Чего ж мы тогда хлопочем, если Сталин сумасшедший?! Зачем история, теория и проч.? Как все просто.

Поговорил он и о том, что нельзя исключать и снятие редакторов, если «наносят вред» и «не внемлют убеждениям». Медведев в принципе стал возражать.

… Как назло на другой день стало известно, что Егор Яковлев («Московские новости») подал в отставку в знак протеста против увольнения Правлением АПН его зама Бандуры за то, что тот нарушил указание не придавать информации о суде над Чурбановым характера политического процесса над Брежневым («уголовный режим»). Узнав об этом, я пытался уговорить Егора (мол, не частное это дело в такой момент). Расспросил Фалина. Но он закусил удила — административный раж: нарушение дисциплины = наказание. Словом, Фалин и здесь и со своим «1937 годом», и с «холодной войной» сползает в лигачевщину по лично-интеллигентским мотивам. Обычная история на Руси!

Тем временем прошло собрание редакции «Московских новостей», где побывал Фалин. Ему там устроили… Он их всех назвал собранием анархистов и авантюристов. А его назвали бюрократом. Потом на собрании парторганизации «Московских новостей» даже цитировали М. С. с его последней встречи с редакторами: мол, поощряет зажим, хочет загнать журналистов в привычный загон контроля и цензуры, хотя сам же провозгласил: разрешено все (печатать!), что не запрещено законом. И вообще: «с таким Правлением АПН, приняло решение собрание, мы работать не можем».

Фалин доложил Медведеву. Тот сказал, что представил записку в ЦК.

Думаю, что кончится изгнанием Егора Яковлева по формуле Ельцина (сам подал в отставку) и… разорением «Московских новостей» без всякого Лигачева, который в отпуску, руками самих перестройщиков в лице Фалина (на Правлении голоса: 11 за увольнение Бандуры, 5 — за строгий выговор, но с оставлением в замах).

Вчера дорабатывал материалы для Ванцио и Де Миты. Дважды говорил по телефону с М. С. Звонил Шеварнадзе: ему пожаловался Бондарен ко (из МИД'а), что, мол, Черняев настраивает Генсека «не вмешиваться в проблему вступления Австрии в ЕЭС». Я. действительно, ему врезал за великодержавный аккупационный подход к современному смыслу Государственного договора о нейтралитете Австрии — 1955 года. Интересно, чья возьмет…

Вроде сегодня не придется работать, в отличие от двух предыдущих выходных.

Вчера звонит М. С. Говорим о материалах к Колю. Обсуждаем его самого. Я ему: страна (ФРГ) готова идти далеко с нами, а он не готов. Он мне: а у нас наоборот — руководство готово и не только с ФРГ, а страна не готова…

В пятницу я, забыв, что в основном программу с Колем согласовали, решил, что не надо М. С. (помимо встречи один на один) еще и возглавлять переговоры (по формуле с Де Митой). Пусть Рыжков. Шеварнадзе поднял страшный шум. Звонил мне, говорил необычно для него грубо. И тут же позвонил М. С. Тот на меня набросился: «Кто такую глупость придумал?» Я говорю: Я. И сделал это сознательно. В конце концов, есть порядок: Вы — президент, он премьер. С итальянцами — другое дело, у нас с ними «душевные отношения». И кроме того, не Де Мита сравнивал Вас с Геббельсом. Не говоря уже о том, что Вы измотаны до предела и хватит мелькать на экране TV в Георгиевском и других залах, заполнять собой газеты, когда полки в магазинах пустые.

Он немножко смягчился. Стал сбавлять тон: Ну, что ты. Это же скандал. Нельзя. Словом, возвратил все на прежнее место.

А с Шеварнадзе у меня в это же утро был еще плохой разговор по поводу его предложения назначить зам. министра Карпова. Он и на этот раз говорил со мной в тоне: мол, знаю, что делаю и отвечаю за свои предложения. Таких стычек с Шеварнадзе у нас еще не было. Но он тоже пусть знает, что я сижу на этом месте не только для того, чтобы коммюнике post factum сочинять.

М. С. дал интервью «Шпигелю». Я долго и упорно на этом настаивал. Получилось у него великолепно: сидел и мерно размышлял с умными немцами вслух. Они — в опупении.

На ПБ в четверг (с которого я сбежал после первого вопроса) произошла, как раз по этому вопросу, яростная стычка между Рыжковым и Лигачевым (этот только что вернулся из отпуска, первое заседание, на котором он появился «с понижением»).

Обсуждался план на 89 год. Рыжков доложил — все подсчитали, все вылизали, еле балансы — и то с дефицитом — подтянули. Постарались не залезать грубо в средства предприятий и республик, словом, по возможности в РЭР. И, конечно, пришлось законсервировать или отменим, много строек, в том числе задели и АПК, где десятилетиями сооружают мелкие объекты.

И вот встал Лигачев и патетически стал защищать продовольственную программу, интересы народа, проявлять заботу о простых людях, которым нечего купить и негде. И т. д.

Его разубеждали Маслюков, Слюньков. другие. Правда, поддержал Власов — новый премьер России.

И вспыхнул Рыжков: мол, вы вроде за народ, а мы. технократы, нам народ до лампочки. И пошел… Тогда Лигачев сделал заявление: он, мол, поставлен на пост защищать продовольственную программу для народа, ему дали сферу в разваленном состоянии. И пока он здесь, он будет отстаивать интересы народа.

М. С. по ходу дискуссии старался мирить их в обычном своем стиле, но после такого заявления: я, мол, раз так, тоже вынужден произнести речь И произнес! (Она записана у меня). Мол, если ты хочешь противопоставить себя ПБ, ты один — за народ, а мы неизвестно за что, не выйдет. И т. д.

Когда выходили Фролов мне шепчет: «Ну, песенка спета, дай Бог месяца два проживет».

Мне потом и Яковлев рассказывал: был у него интимный разговор с М. С. Тот нес Е. К. на чем свет… Кажется, окончательно убедился, что он гиря на перестройке, что мешал и будет мешать.

Я измучен: Враницкий, Де Мита, Сарней, Коль… и перманентные длительные дела по 12–14 часов.

Мне М. С. говорит: выдержишь?

Я: Это не имеет «исторического значения». А вот Вы… (это после того, как он сказал, что у него мерцание в одном глазу). В самом деле: конституционные дела, история КПСС, экономическая программа на 89 год и дальше, кадры, сотни повседневных дел…

Был Коль. Один на один с М. С. (в смысле плюс я и Тельчик). И вот когда наблюдаешь это стремление «на высшем уровне» говорить как человек с человеком (с обеих сторон), то физически ощущаешь, что мы уже вступаем в новый мир, в котором не классовая борьба и не идеология, и вообще не противоположности и враждебность определяют, а действительно, что-то общечеловеческое — и понимаешь весь масштаб смелости и прозорливости М. С, который «без всякой теоретической подготовки» объявил «новое мышление» и стал действовать в соответствии со здравым смыслом.

Ведь это его идеи: «свобода выбора», «уважение ценностей друг друга», «баланс интересов», «отказ от насилия в политике», «общеевропейский дом», «отказ от ядерного оружия». И т. д. и т. п. — все это отнюдь не ново. Но ново, что человек, вышедший из советского «марксизма-ленинизма», из советского общества, порожденного и обусловленного с ног до головы сталинизмом, встав во главе государства, всерьез и искренне стал все это проводить.

И потому нечего удивляться, что весь мир поразился и восхитился этим. А наша публика до сих пор не может оценить, что он уже их перевел из одного состояния в другое.

Срабатывают еще и у него старые клише. Например, после «объятий» с Колем в первой встрече, когда тот, спустя пару часов на обеде произнес речь, где опять и опять — о «единой Германии» и о «Берлине»,… М. С. наутро советовался, как врезать ему при начале переговоров в делегациях. Даже заставил меня и Фалина написать «страничку», чтоб не забыть всей остроты того, что хотел сказать. И не сказал этого ничего… Потом будто «оправдывался»: мол, «о единстве» нужно было Колю, чтоб отбиваться от своих союзников и оголтелых у себя дома!