В заседаниях Секретариата Ельцин фактически не принимает участия, не выступает даже по крупным вопросам. Даже — когда дело касается Москвы. Видимо, накапливал «материал», чтобы вывалить его здесь.
Славословие в Политбюро! Я к таким не принадлежу. У меня с товарищем Горбачевым честные партийные отношения.
Принципиально неправильно, что сначала народ был за перестройку, а теперь нет.
Как член ЦК я чувствую душой: народ нас поддерживает. А раз так — мы не закопаем перестройку, что бы ни произошло.
Разве так можно говорить о нынешнем Политбюро? Разве мы только и говорим там, какой Горбачев хороший? Всякое бывает на заседаниях. Но всегда — деловой разговор. Вопросы на Политбюро — это вопросы жизни страны. Перед июньским Пленумом два месяца Политбюро занималось подготовкой. Каждую неделю я докладывал, как идет дело.
Пришел в Политбюро Ельцин. Это была беда. На Секретариате старались действовать, извлекая уроки и из далекого, и не из далекого прошлого. Так действовало и Политбюро. Я официально заявляю это здесь, перед Пленумом. Вместе с тем Секретариат, Политбюро открыты для критики. Но центр работы переносим на дело, на практику. Особенно это касается Секретариата. И повышаем требовательность. Раз приняли решение, должны действовать слитно. Надо исправлять что-то — будем исправлять и поправлять. Но мне неизвестно, чтобы унижали человеческое достоинство, оглупляли человека на Секретариате или на Политбюро.
Ты заявляешь, что реально народ ничего не получил. Это безответственно. И нужно это осудить. Мы имеем новую атмосферу в стране. Мы всколыхнули страну. Но этого не видит кандидат в члены Политбюро. Я думаю, что он знает, как на самом деле. Но он хотел навязать свою негативную линию. Это уже не первая попытка с его стороны — навязать свои оценки с левацких позиций. Он хотел бы нас так столкнуть, чтобы мы нагородили такого же, как Хрущев.
Ему много не надо, чтобы заявлять, что все плохо. А вот увидеть, как Ленин в свое время в железнодорожном депо на одном факте увидел перспективу и политику, гораздо труднее.
Огромное наше завоевание — новая атмосфера в стране и новая политика. Будут коррективы, но в главном она правильна: прибавка в питании пошла, зарплату немножко подняли, по жилью увеличиваем. Это при всех наших трудностях. Разве Ельцин этого не знает?
Почему он провоцирует членов ЦК, заявляя им, что они не знают положения дел? И на июньском Пленуме он этим занимался, провоцировал. Но его не поддержали, и правильно не поддержали. Товарищ Ельцин обнаруживает свою политическую и теоретическую беспомощность. Вот он говорит о перестройке: то мы спешим, то медлим. Срок на 2–3 года мы никогда не определяли — ни на Съезде, ни потом. И программу за пределы 2000 года не приписывайте нам. Мы знаем, за что голосовали на Съезде.
На Секретариате идет разговор между товарищами по общему делу. Мы искали истину. Работа Политбюро — это работа и на сегодняшний, и на завтрашний день. Только так можно политикой руководить. А об отношении к Генсеку? Как у Ельцина повернулся язык так говорить?
Да, мы все уважаем Михаила Сергеевича. Я рад и счастлив, что работаю с ним. И получаем постоянную поддержку и помощь — и словом, и делом со стороны Горбачева. Я работаю давно в Секретариате и считаю, что Секретариат ведет правильную линию. Учимся? Да, учимся.
Борис Николаевич, главная ошибка Секретариата — это то, что он вас поддержал во всем, что вы делали в Москве.
Почему так произошло с Ельциным? Мы знали его по Свердловской области. И то, что произошло сегодня — не случайно. Это не надрыв или просто обида. Ты постепенно подходил к этому. Как только ты пришел в МГК, ты начал увлекаться политическим нигилизмом. Нравится, что за границей его начали цитировать. И вот он задумал новое течение, стал дистанцироваться от Политбюро. Так развивались амбиции.
Борис Николаевич перестал работать в Политбюро. Резервировал что ли свои позиции? Но почему он там молчит все время? Отмалчивается даже тогда, когда речь идет о Москве. Он резервировал свое мнение и теперь вот выплеснул, чтобы показать, что существует ельцинское направление в партии. Я думаю, Ельцин должен запомнить сегодняшний разговор.
Горбачев. Может быть, на этом и покончим? Согласимся с Егором Кузьмичем?
Голоса против.
Горбачев. Борис Николаевич, видно, специально приурочил к Пленуму выпад против ЦК, прикрыв его критикой лично Лигачева.
…О сроках в 2–3 года. Мы такого решения не принимали. Оно было бы ошибочно, внесло бы сумятицу, дезориентировало бы людей, чревато. Погубили бы дело.
Уроки (из культа личности — А. Ч.) мы извлекаем… Но с точки зрения Ельцина — не до конца. И надо, мол, создать механизм, который исключал бы повторение ошибок. Недаром же он на горкоме намекнул о желательности выделения МГК из ЦК. То есть хочет, чтобы МГК поборолось с ЦК. И сказано это было ведь не в Центральном Комитете, а в городском.
Давайте обменяемся. (мнениями).
Манякин. Товарищ Ельцин в Москве, в городской организации себя не нашел. Торговлю, снабжение запустил. Да и другие дела тоже. И заигрывание у него с народом явно. Есть такой налет.
Много плохого было сделано в Москве, чтобы рассчитывать на улучшение положения.
…Ельцин в партию вступил поздно и не получил должной закалки. Мало подходил для поста первого секретаря. Слишком быстрый рост. Политическая незрелость очевидна. Но не надо драматизировать. Естественный результат процесса привел к тому, что мы видим: мальчишество, форма заявления о себе — хлопнуть дверью… МГК делает вроде все, чтобы возмутить москвичей ситуацией в торговле. Я представил материал о безработице в московской торговле. А павильончики — это показуха.
Обсуждения на Политбюро… А он воспринимает это, будто кто-то его одернул.
Лигачев ведет Секретариат, я бы сказал, либерально.
В общем, со стороны Ельцина мы видим политическую незрелость.
Бородин. Я прошел школу от Сталина до сегодняшнего времени. Сейчас работать намного трудней, но легче на душе. Видишь справедливую оценку работы.
Доставалось от Ельцина. Характер у него настоящий. Но я благодарен ему за науку.
Был удивлен, когда его избрали первым секретарем МГК… Политически его давление здесь не совсем грамотное. Перестройка у нас идет… Что касается славословия в адрес Михаила Сергеевича, не знаю. Но я вот от всей души уважаю его — и как человека, и как партийного деятеля. И почему я не могу сказать что-то хорошее в его адрес?!
Но Михаил Сергеевич не тот человек, который позволил бы себе перейти грань дозволенного.
Секретариат у нас работоспособный, строгий. Политбюро хорошее, работоспособное. И заявления Бориса Николаевича просто несерьезные. Ну подай заявление — и уйди, если не можешь… Иногда и вправду думаешь — не пора ли уйти? Однако ведь дезертиром самому себе покажешься. Коммунист не должен уходить в кусты, делая громкие заявления.
Шалаев. Я могу сравнивать, как вели заседания Секретариата Суслов, Черненко, Горбачев, Лигачев. Лигачев — человек очень высоких нравственных, партийных качеств. И хорошо, что он находится в руководстве партии.
…Много решений ЦК принимает… Наверное, Михаил Сергеевич, действительно слишком много! Мы все должны радоваться, что у руководства ЦК, Политбюро — Михаил Сергеевич (бурные аплодисменты). У него не было и нет в стиле, чтобы позволить славословие. И мне уже попало однажды, когда я на Верховном Совете стал его хвалить за его поведение в Женеве (с Рейганом). А я искренне говорил — так именно и думал. И получил взбучку за то, что целую минуту говорил об этом.
Я бывал на Политбюро, когда заседания вел Брежнев… Все заседание — с 11. 00 до 11. 45! Крупнейшие вопросы занимали какие-нибудь 10–15 минут.
Сейчас заседания Политбюро идут целый день, участвуют все члены Секретариата, члены и кандидаты в члены Политбюро. Царит дух коллективизма при обсуждении. Другое дело, что некоторые замечания или высказывания не всегда могут быть приятны. Но это — тот дух, который мы приветствуем.
