«Правда», «Советская Россия», «Литературка» сильно изменились за андроповское время, даже по сравнению со своими прежними в общем «продвинутыми» позициями. Народ впервые за много, много лет бросается читать передовые «Правды»! Почти исчезла казенщина и почти нет пошлого хвастовства.

Начало встречи Андропова на заводе им. Орджоникидзе: старый рабочий: «Юрий Владимирович, позвольте начать с неприятного вопроса?».

— Для этого и собрались.

— А где вы были раньше?

После короткого замешательства в зале ответ: «Там же, где и вы!»

Словом, я верю в Андропова, дай Бог бы ему хотя бы пять хороших лет!

Скорее бы сходил на нет Б. Н., хотя самому мне это может стоить работы. Пока этого не произойдет, мы будем губить МКД. История с письмом против ИКП. Статья для «Нового времени»: кричал на меня «Это оппортунизм!», когда я высказал сомнение — надо ли вообще «давать отпор итальянцам». Статью зарубили на Политбюро, посоветовали остановиться на закрытом письме ЦК та же статья. по содержанию, свидетельствующая о том, что мы просто не хотим ничего понимать или — с итальянской точки зрения — просто глупцы. Письмо ходило по членам ПБ две недели. Его все-таки утвердили… Б. Н. сообщил мне об этом на дачу, по телефону, жаловался (забыв, что я отнюдь не его единомышленник в этом деле) — мол, долго колебались, сомневались, правили, но все же согласились.

Видно на Андропова действует еще инерция престижности «парт-отца», раз он все-таки сдался. (Как это так — могут не признавать, что мы во всем правы, что мы не можем не быть правы!). И потом — он не знает альтернативы и никто ему ее не изложил, в том числе и Загладин. Все замыкается опять на Пономарева. Завтра почитаю в шифровках, чем кончилась эта глупая акция.

История с проектом записки Громыко-Пономарева в ПБ (по телеграмме Добрынина) — о нашем долговременном курсе в отношении США. Мой проект — в котором я предложил записать курс на нормализацию во что бы то ни стало как курс долговременный, независимо от того, кто там в Белом доме, — Корниенко-Комплектов высмеяли — как наивный проект протянутой руки. Громыко с ними согласился, звонил Б. Н. и дело задвинуто в долгий ящик. Мелкотравчатая публика сидит у нас в МИДе. Между прочим, Комплектова недавно сделали замом в МИДе, а это ведь мелкий чиновник по всему своему духу — и по образованию, и по опыту работы. Для него политика — это очередная бумажка, не более того.

В среду на Дачу Горького приезжал Пономарев, накануне обхамивший текст по телефону. Однако, в присутствии «посторонних товарищей» держался прилично (может быть, потому, что прочел к приезду сюда весь текст, а не с пятого на десятое). Потом даже, как обычно, ударился в реминисценции, связанные с этой дачей. Как туда, к Горькому приезжали Сталин и Ворошилов, и как молодой Минц (нынешний академик), «стоя вот на этой веранде» шесть часов докладывал о тексте I тома «Истории Гражданской войны»… О Ярославском, — почему он «сохранился» (благодаря Орджоникидзе, которого тот спас в Якутской ссылке) и как несколько месяцев громили его четырехтомник «Истории ВКП(б)» за одну фразу: что Сталин до возвращения Ленина в Россию занимал не совсем правильные позиции.

Но это все присказки. А сказки — в нашей работе.

Наговорил указаний, которые меня раздражали, а остальные воспринимали с пониманием и благоговением (дистанция!), ловя там крупицы «прогрессивности» (например, признание неудач, противоречий). И все пошло по новой.

Раздражает, что некоторые из семи мужиков превратили пребывание на даче в курорт. Красин и Пышков написали за 20 дней едва по 2–3 страницы. И все гуляют, все на лыжах. Оглянись в окно — обязательно увидишь одного или другого там. А у Красина какой-то психоз: до завтрака он делает зарядку и бегает, после завтрака (кефир, кофе) он идет на лыжах. Потом лежит на диване, нахлобучив заграничные глухие наушники, слушает успокаивающую музыку, потом не знаю, что делает, а за два-полтора часа до обеда — опять на лыжах, после обеда — прогулка. После ужина — бильярд и опять прогулка.

Подозреваю, что у него молодая любовница, вот он и поддерживает форму. Но причем тут наш бедный Маркс!

Меня бесит такое, особенно на фоне энтузиазма и искреннего желания сделать хорошо — у Амбарцумова, Вебера, Козлова.

И самому приходится не только писать свои куски и переделывать, а и дописывать за

других.

Кончать надо с этими дачами — символами паразитирования на чужих мозгах. Или возвращаться к ленинско-сталинским временам, когда писали сами члены ПБ, члены ЦК, т. е. избрать много пишущих туда и чтоб они работали на дело, а не на собрание сочинений Пономарева и ему подобных.

Какой-то излет каждодневно чувствую в жизни. В духовном круговороте полная надорванность, когда остаюсь с самим собой. Беру, например, гулыгинскую книжку о Шеллинге, а спроси через два дня, что там вычитал, — убей не припомню. Стал читать «Жизнь Исуса Христа» Ренана, помню, что интересно, а что именно было интересно, на другой день улетучивается. То же со всякими статьями и книжками-развлечениями. Вычитываешь в «Литературке» иногда вещи явно значительные, но они не держатся в голове до следующего ее номера.

Все-таки две вещи из статьи драматурга А. Мишарина я зафиксировал: «Сегодня необходим разговор прямой, нелицеприятный, разговор о добре и зле, о тех и том, и кто, и что мешает нам жить. И также совершенно очевидно, что разговор этот должен идти с конкретностью, страстью и глубиной, унаследованной от нашей классической русской культуры. Другого пути нет». Или: «. Сегодняшняя социальная драма должна ставить перед обществом проблемы, общественно чувствуемые, назревшие, но не решенные. Она фиксирует главные, фундаментальные сдвиги общественного сознания. И основное среди них — испытание сегодняшнего человека личной ответственностью. Все вопросы ставятся заново. И в этот момент — колоссально повышается! — роль литературы, театра, семьи, основ человеческого бытия. Вот что сейчас на повестке дня. Кем станет человек? Борцом? Нуворишем того или иного призыва? То, чего ждали двадцать лет назад, пришло сегодня».

Вот какой замах! Я уже об этом писал. Литература наша вновь выходит на путь, определенной ей в XIX веке. Но и жизнь в андроповскую эпоху поворачивается в совсем новое, не ординарное со сталинских времен русло. Пока, впрочем, идет раскачка жесткой системы, хотя и под видом наведения порядка и дисциплины.

Не пишу регулярно. И очень жаль, потому что есть о чем. Правда, месяц пробыл на Даче Горького. Однако, главная причина — лень и стратегическая усталость от жизни.

Под влиянием публикаций Эйдельмана о Карамзине я успел прочитать штук 30 рукописей к очередному заседанию «Вопросов истории». Между прочим, большая толковая статья какого-то полковника Генштаба «Битва за Кавказ». Взяв ее в руки, подумал, конечно, будет ли там Брежнев. Так вот — нет! На протяжении 40 страниц текста о десанте Кунникова, о «Малой земле» — несколько страниц. На этот раз история стремительно восстанавливает истину., но сколько же учить нас надо порядочности, достоинству, просто здравому смыслу — не в индивидуальном, а социальном смысле?!

Как развивается эра Андропова? Самое заметное — в прессе. Нет хвастовства, много критики, серьезный разговор о текущих проблемах, никакой боязни перед «критиками» и клеветниками социализма «там». Критикой захватываются все более высокие эшелоны. Министерское звание уже не спасает. Очень хорошо, но недостаточно. Есть тактика, видно намерение создать иную общественную атмосферу. Но большой политики, стратегии выхода из кризиса незаметно. Может быть, ее и нет. Арбатов, который опять воспылал ко мне, так как оказался отодвинутым, а не приближенным, на что рассчитывал без тени сомнений, так и считает. Убежден, что время уже упущено. И все сводит к тому, что надо разогнать всех прежних. В значительной степени, дело, действительно, в кадрах. Но где найти взамен? Где тот механизм, который бы помогал их выявлять? И, особенно, — где то доверие, без которого нет смелой кадровой политики? КГБ, наверно, не то место, где вырабатывается такое доверие, как политическое качество государственного деятеля.