Но для нас главное — «не беспокоить»! И после этого антисоветчики и антикоммунисты продолжают кричать о «руке Москвы», о том, что мы всюду инспирируем революцию, всех учим, как подрывать основы и проч.! Знали бы они, как на самом деле.

Кириленко устроил разнос Пономареву — зачем опубликовали сообщение (две строчки) о приезде в Москву Куньяла: мол, провоцируешь неприятные эмоции у Него. Так не знал бы и ладно, а то, что Куньял просил о встрече быстро бы забылось. Т. е. уже совершенная дикость в духе старо российского боярства.

Два дня, после возвращения с «шестерки» из Будапешта, Пономарев и, кажется, все Политбюро во главе с Кириленко, только и занималось, кого куда сажать на открытии Олимпийских игр. Видите ли, невозможно, чтобы Живков и Цеденбал не сидели в главной ложе Политбюро. Но с другой стороны, что скажет Марше и ему подобные, если увидят, что тех посадили, а их нет. И волновать опять же нельзя. Даже чай попить в перерыве в помещении для членов Политбюро вместе с лидерами КП, пусть даже некоторыми, — ни под каким видом: «разговоры начнутся», «то да сё», «о чем говорить» и т. д.

Статья Стуруа в «Литературке» об Утергейтских записях. Американцы: «Да кто же нами правит!?»

Во вторник был на Секретариате. Лично неприятное ощущение. Кириленко воспользовался отсутствием Пономарева и прочитал мне при всех лекцию — что надо экономить валюту и сократить вдвое план связей с японской соцпартией. Но он же видел сверху бумаги: «За. Пономарев». Что я мог в этих условиях бормотать?

Больше часа с участием всяких министров обсуждался вопрос о роботах и манипуляторах, как основе автоматизации производства. Всего сейчас придумано 300 типов роботов. У нас есть только 40. По качеству не совместимы с США и Японией. Специальной производственной базы для их создания нет. А между тем прирост рабочей силы в 70-ые годы был 9 миллионов человек. В 80-х будет — миллион. Число занятых грубым ручным трудом в 70-ые годы не уменьшилось, а увеличилось. Зав. Отделом машиностроения Фролов сообщил, что уже сейчас 800 000 станков стоят, так как нет станочников.

Прочел в рукописи новый роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата» — о 30-ых годах, Сталин впервые, как художественный образ, наподобие того, как, например, Наполеон или Александр I в «Войне и мире». Страшная вещь. Читая, впадал в какую-то душевную панику. Наверно, ее не пропустят. Ананьев, говорят, бьется, чтоб выдать в своем «Октябре». Рыбаков хочет поговорить со мной. Буду «отсоветовать» торопиться, чтоб не спугнуть сразу.

В воскресенье встретил Макленнана и Халверсона (председатель КПВ). В понедельник беседа у Б. Н. Во вторник проводил обратно. Остались друг другом довольны. На Афганистан Макленнан не нажимал, да и козырей у него мало: он не знает, что там на самом деле. А Б. Н. его завалил своей «версией со знанием дела». Много разговоров со мной — о китайцах, о том, почему в Англии правящий класс не выдвигает «реалистов» вроде Шмидта и т. д.

Поразило меня то, что встречаясь в гостинице «Советская», лидеры КП Англии не знают (даже в лицо) лидеров КП Швейцарии и наоборот, с финнами делают вид, что знакомы, когда подводишь их друг к другу. Вот тебе и «интернациональная сила». Еще в 60- ые годы подобное было немыслимо.

Б. Н. загорелся еще одной идеей — возглавить делегацию на «Парламент за мир» в Софию (в сентябре). И опять мне писать очередное сочинение. Кстати, о сочинениях. По его же поручению в секторах отдела суммировали, что каждый из них сделал за период между XXV и XXVI съездами. Естественно, и консультантская группа. Так вот. Среди ее дел — список на шести страницах только перечисление брошюр, статей, докладов, речей и выступлений Пономарева. Ни один академический институт не смог бы похвастаться таким обилием продукции. Показал Карэну. Он ехидно заметил. Вот, говорит, нашелся бы «доброхот», взял бы этот список, да послал бы, допустим, Кириленко или Брежневу. Как Брежнев успевает сочетать государственную партийную работу с сочинением произведений по тому в год — это, конечно, другой вопрос. А вот, как Пономареву это удается и кто позволил!.

Но, между прочим, хоть я и сам в 95 % этих сочинений участвовал, а многие в значительной степени написал собственной рукой, когда увидел список, удивился. Вот куда уходят мои силушки! И что я за это имею? Даже не для партии. Ибо «партия», узнай она, как на самом деле, оценила бы мой труд вышеозначенным образом.

Б. Н.'у позвонил Александров-Агентов. Кого, мол, вы выделите на «дачу» для подготовки Отчетного доклада к XXVI съезду? Тот призвал меня и спрашивает. Я предложил Вебера — самый компетентный, умелый, образованный, опытный и добросовестный из консультантов. Б. Н. отвел и стал было в обычной своей манере «критиковать» Вебера. Я озлился и перечил довольно резко. Потому, что был уверен, что им руководит не только собственная неприязнь к Сашке, но и «что скажут» (!) — фамилия странная, не еврей ли и т. п.

Сам он назвал Пышкова, которому благоволит. Смышленый, но довольно посредственный и вряд ли способный что-либо выдумать, да и серьезных знаний у него никогда не было. Спорить против Пышкова я не стал.

А на другой день Б. Н. позвонил. Мол, Александров просит назвать уже конкретно — кого мы посылаем. «Для вашей информации, — сообщил мне Б. Н., - я назвал Пышкова и Брутенца. Он, мол, хоть и занимается у нас национально-освободительным движением, но человек широкого профиля, может обо всем».

Я прервал: «Александров отлично знает Карэна и в рекомендациях не нуждается».

На той неделе группа выезжает в Серебряный бор, видимо, на полгода, пока не начнется Завидово.

Виделся с женой Гэса Холла. Внучки — одна прелесть. В свои 13–14 лет эти типичные американочки глядятся на все 20. Видел их в Олимпийском бассейне, а потом на Плотниковом. С Элизабет говорил о возможном ордене для Гэса в связи с 70-летием и о моей поездке в США под крышей академической делегации Тимофеева.

Умер Володя Высоцкий. Бард нашего времени. 41-го года. Ночью, не просыпаясь.

Познакомился я с ним в 1966-67 годах, помню, в гостях, на Пушкинской улице, в одной маленькой старинной квартирке. Впервые я его там услышал. Было нас человек 5–6. Кажется и Д. Самойлов был. Поразило меня тогда умение таланта проникнуть в душу другого, моего поколения. Схватить суть не своего времени.

Похороны превратились в массовый траур города — в разгар Олимпиады. Очередь прощаться стояла с ночи от Театра на Таганке к мосту, вдоль набережной до гостиницы «Россия». Везли его на Ваганьковское кладбище сквозь толпу. «Порядком» руководил сам генерал Трушин — главный милиционер столицы, благо, что в Москве сейчас 34 тысячи милиционеров со всех концов Союза. Секретарь Краснопресненского райкома Бугаев встречал у кладбища во главе 10-ти тысячной толпы. Сам говорил речь на могиле. Телеграммы соболезнования прислали Гришин и. Андропов. А в газетах только «Вечерняя Москва» и «Советская культура» дали «рамочку». Один интеллигентный старик из толпы сказал: «Как Маяковского в 30-том». И, пожалуй, точно. Диссидент — не диссидент, талант, но не всем признан. Кое-кто «там» вообще считает его «не нашим». Хотя все слушают, восторгаются, плачут. В 10-ти тысячной толпе у кладбища десятки, если не сотни магнитофонов: Высоцкого провожали под его песни.

Прошедшая неделя, когда я в отделе — за Пономарева. Он меня оставил, чтоб готовить ему доклады для «Парламента за мир» в Софии и Берлинской конференции по национальному освободительному движению. Причем, я-то все думаю, что он этими своими «международными сценариями» с собой во главной роли все рассчитывает покрепче и повыше закрепиться в руководстве. Но почему-то никак не может усвоить, что только портит себе «карьеру».

Буквально на другой день после его отъезда звонит взволнованный Русаков: мне, мол, передали, что упоминание Живковым «парламента за мир», а Хоннекером Берлинской конференции на беседах в Крыму, вызвало «раздражение» Самого. Что, мол, за сборище? Почему ничего не знаю? Зачем и опять де Секретари ЦК все время ездят, чего-то проводят и т. п. Кстати, «предали» они Брежневу и то, что делегация КПСС (т. е. Пономарев) на последней «шестерке» в Будапеште в июне пробросила идею международного совещания компартий. Оба (Живков и Хонеккер) поддержали эту идею. И обоим Брежнев заявил, что сейчас не время, не до этого. Подумаем после съезда.