Первые 9 томов Ленина (подарок ко дню моего рождения) — нового издания у меня до сих пор не было. Гляжу, перебираю тома, листаю вновь — и то, что помнится, и забытое — охватывает волнение. Дело не только в том, что с чтением Ленина связана вся почти сознательная жизнь, не только в том, что не перестаешь поражаться его гению и силе самовыражения этого гения (55 томов и почти нет просто банального, рутинного текста, какой есть в изобилии у любого политического писателя, есть и у Маркса-Энгельса!). Дело также в том, что Ленин обладает магической силой «Евангелия» для нашего общества, объединяя людей, которые вообще его никогда не читали, людей, которые когда-то что-то читали и даже изучали из Ленина, но плотно все забыли; людей, которые не зная Ленина, считают себя его представителями и верными учениками; людей, которые знают Ленина начетнически и каждый раз подбирают из него то, что выгодно, либо то, что подтверждает их интеллектуальную и карьерную схему; и, наконец, людей, которые действительно глубоко знают и понимают Ленина.

Впрочем, тут, как всегда, проблема из «Великого инквизитора» Достоевского. Но, может быть, так и надо для минимальной жизнеспособности общества. Тем не менее, (хотя, возможно, это неизбежный процесс) беда, что Ленина читают и знают лишь немногие интеллигенты (и некоторые въедливые студенты), а политики его уже не знают и давно не читают, а Демичев даже, наверное, считает вредным особенно углубляться в Ленина: «всякие» мысли могут придти в голову.

Опять день за днем по 35–36°. Кроме того, где-то возле Шатуры горит торф и вся Москва (и Подмосковье) — в синей пелене дыма. Солнце даже не пробивается через нее… Впрочем, это может быть и лучше.

Шишлин вчера рассказал нам с Бовиным о письме секретаря Астраханского обкома в ЦК КПСС: озимые посевы в области выгорели на 100 %, пересев стоил столько-то; яровые погибли на 100 %; весной от голода погибло столько-то голов скота; сейчас в день гибнет столько-то; луга и выпасы — все сгорело; осенью скот кормить будет нечем. Питьевой воды в Астрахани (по гигиеническим нормам) практически нет. Канализация разладилась. Холера разрастается И т. п.

Шишлин был в Крыму, присутствовал у Брежнева на встрече руководителей социалистических стран. Кое-что услышал между делом и на эту тему: Брежнев велел направить в сельское хозяйство 50 000 военных автомашин и еще 25 000 снять (невзирая ни на какие обстоятельства) из промышленности и также направить на уборку, чтоб там, где урожай получился, собрать все, что можно. (Кстати, в Москве исчезли поливальные машины — они отправлены туда же).

И в то же время для Брежнева, в Крыму (рассказывает Шишлин) бассейн с раздвигающимися стенками и с прозрачным куполом, который может прикрывать от ветра с моря, или вообще превращаться в крышу. Неподалеку от этой «дачи № 1», недавно построены другие дачи, в частности, для больших министров и отдельных завов и замов из ЦК — особняки 4-х этажные с японскими обоями, с барами, с кондиционерами, с венгерской специальной мебелью и балконами, нависающими над морем. Стоил каждый столько-то.

До этого Шишлин был в «звездном городке» (когда туда ездил Кастро). Береговой — генерал их старший, говорил ему на ухо: вот, видишь, свежий асфальт? Это вчера залили. А чтоб «не казалось», я солдат тут попросил походить. Да, и то… мы, космонавты, и так дорого народу стоим…

Вчера, вернувшийся с Байкала Бовин, устраивал мне разнос, зачем я «топтал его здесь, переписав его статью о Венском конгрессе Социнтерна. Всерьез обижался. Пришлось вынуть верстку и тыкать пальцем в полную (и опасную для него) хуйню, какую он там написал. Кажется, успокоил.

Вечером мы пили у него виски (на Б. Пироговской) вместе с Шишлиным. Тогда-то он все и рассказывал про Крым.

Кстати, я почти целиком прочитал стенограмму Крымской встречи. Она гораздо банальнее прошлогодней. Причины? Мне кажется, две: а) наличие Чаушеску, б) письменные тексты, а не свободный разговор.

Болею. Третий день — не на работе. Провожу их бессмысленно. Жара не спадает. Все время больше 30°. Москва в дыму. Горят еще и леса. Пожарные, войска, местное население и москвичи — все там…, но говорят, (да и по густоте дыма видно) результатов пока нет. Горит картошка. Пытаются ее спасать «методом местного полива»: газеты пропагандируют этот способ — нечто вроде бутылки с зажигательной смесью против танков в 1941 году. Вообще — несчастье.

Очень контрастирует все это с «поступью» нашей Программы мира. Ворчуны даже противопоставляют одно другому, но ведь всегда в подобных случаях, так называемый, «народ» ищет козла отпущения.

Однако, как бы там ни было, предстоящий год с точки зрения снабжения будет очень тяжелым, а значит, и политически сложным. (Хорошо, кстати, что развязались с Ближним Востоком, опасностью — для нас!). Не. дай Бог, впрочем, если Демичев сделает свои выводы из засухи в смысле дальнейшего идеологического зажима!

Заезжал ко мне Куценков. Рассказал о «Кармэн». Большой он мастер по бабьей части. И красиво делает. Проблема эта меня увлекла.

Странное состояние бессмысленности, отсутствия конкретных желаний, какой-то общей «нецелесообразности» существования. Оттого и хочется поскорее вернуться на работу, где за ритмом суеты, в которой важное перемежается с пустяками, с нервами попусту, забываешь, что общий смысл все равно давно утрачен.

В № 7 «Нового мира» — вторая статья Ал. Янова о литературном герое 60-х годов. Во первых, он восстанавливает метод «новомирской» социологической литературной критики, укрепляя составленный при Твардовском мост к Белинскому- Добролюбову-Писареву. Во вторых, он железно проводит линию Твардовского — смотреть на наше общество реалистически и писать о нем без демагогии: речь у него, как вообще в серьезных статьях журнала, идет не о строительстве коммунизма, а о рациональном развитии общества в соответствии с его историческими и «национальными» (в широком смысле) возможностями и предпосылками. С этим корреспондирует и манера ссылок на партийные документы: из них берутся только деловые, реалистичные, пусть критические мысли и рекомендации. И сами эти документы рассматриваются как проявления самой нашей общественной жизни, а не как указующие персты, по которым она должна развиваться.

Почти два месяца спустя. За это время: с 21 августа по сентября был в Италии. Еще до отъезда — рецензия для «Вопросов истории» Черменского на Волобуевский сборник. Мой разгромный отзыв. Сегодня на редколлегии (в присутствии рецензента) — обсуждение переработанного варианта. Гнусная ситуация. Узаконенная подлость совершается на глазах, а все вынуждены делать вид, что речь идет о научном споре.

Происхождение: подонок Шарапов — бывший наш референт, потом проректор Университета Лумумбы, потом ректор Высшей комсомольской школы, лизоблюд и жополиз Трапезникова, мечтавший стать член-корром и директором Института истории взамен Волобуева — написал донос Шелепину: что, мол, в сборнике посягают на руководящую роль КПСС в Февральской революции, на гегемонию пролетариата и т. п. Шелепин отписал соответствующую записку в ЦК. И Суслов с Демичевым дали указание раскритиковать сборник в «Вопросах истории КПСС» и в «Вопросах истории».

В «Вопросах истории КПСС» Загладин попытался торпедировать гнусную рецензию, а в «Вопросах истории» — я. У меня результативнее получилось: политических обвинений во всяком случае уже нет.

За две недели моей работы: встреча с итальянской делегацией (ужин на Плотниковом, тематика: Солженицын, разделение функций государства и партии и т. д. Спор — но не до предела). Коньо и Бюрль (ЦК французской компартии). Ужин с Коньо.

Все службы во главе с Агатиропом (Яковлев) подстраиваются под итог борьбы Черняев-Федосеев. Черняев получается, вышел с перевесом 52 на 48! Форсируется литература в духе моей статьи в «Коммунисте». Чхиквадзе (директор Института права) счел необходимым сообщить мне, что организаторы ученого совета в АОН в смущении. А те, кого они хотели заставить выступать, по отказавшимся это сделать, теперь радуются. Он, Чхиквадзе, среди них.