Самая острая проблема, как я понял, состоит в том, что «перевод сельского хозяйства на промышленную основу», т. е. усиленная механизация и химизация и проч. привели к огромной перекачке тех больших средств, которые вкладывались после мартовского Пленума ЦК 1965 года в сельское хозяйство, обратно в промышленность. Приводились ошеломляющие цифры, когда колхоз, совхоз, район, целая отрасль сельского хозяйства в области, давая продукции вдвое, втрое больше и, перевыполняя планы на 30–40 %, с каждым годом становились все убыточнее, заканчивали свои годовые балансы с огромным дефицитом и попадали во все большие долги к государству. Потому, что новый трактор, например, производительнее, допустим на 15–20 %, а стоит он вдвое дороже.

Такое же положение с централизованным автотранспортом, удобрениями и проч. «услугами», которые оказывает селу промышленность или, проще, механизированные подразделения, не принадлежащие колхозам непосредственно.

Образовались «новые ножницы» цен. Причем, ни неурожай по природным причинам, ни бедствие какое, ни что другое на доходах тех, кто так «обслуживает» сельское хозяйство, не отражаются. Они из года в год наращивают прибыли. А у колхозов все меньше средств все это оплачивать.

Не только материальные, но и моральные последствия этого — о них редко говорили, не оглядываясь. Все приветствовали повышение закупочных цен с 1 января 1979 года.

Многие требовали сделать это уже сейчас — в июле, с 1 сентября, т. е. под текущий урожай. Но Суслов отнес эти предложения к разряду «несущественных» и под возгласы аппаратного болота, далекого от всякого сельского хозяйства и всякой совести, проголосовал проект резолюции в целом.

Впрочем, тут я только за то, чтоб дали разъяснение членам Пленума: почему то или это невозможно. Объяснить не так уж трудно: металл, уголь, нефть, химия дорожают и т. п. Но на этом фоне было бы виднее и рвачество, и безрукость тех, кто, пользуясь «объективными» причинами, просто обирает сельское хозяйство.

А в отдалении нескольких дней — в атмосфере, в которой я изо дня в день живу (международные дела), отчетливее проглядывается главная причина того, почему эти великолепные люди, которые работают на местах, действительно, «золотой фонд», почему они до сих пор не сумели буквально завалить страну едой и проч. — военные и колоссальные непроизводительные расходы на всякого рода бюрократические звенья.

Весь Запад обезумел по поводу Щаранского и Гинзбурга. От Картера до французских коммунистов, которые впервые вынесли свой протест против нас «на улицу» и участвовали в массовой антисоветской демонстрации вместе с сионистами, троцкистами, фашистами, социалистами, разными демократическими и антидемократическими организациями. Лозунги: «Гитлер-СССР», «Долой антисемитское государство», «Новый нацизм» и т. п.

Сегодня разговаривал с Бертом Рамельсоном, старый еврей из Винницы, в Англии живет с 1913 года, до последнего съезда был членом Политбюро компартии Великобритании. Мудрый и все знающий, верный наш друг. И заключил он так: «Я то еще в состоянии вас понять, залезть в вашу шкуру. Но убедить у себя простого рабочего парня я уже не могу. Впрочем, и я, как и такой парень, не понимаю вот чего: если, сажая инакомыслящих в тюрьму, вы уверены в своей правоте, то почему вы не пускаете на суд иностранных журналистов? Раз вы этого не делаете, на Западе вам никогда не поверят…»

Он, как и Тюрф (зам. председателя КП Бельгии), с которым мы вместе с Загладиным вели беседы две недели назад, говорит о самом страшном: «Антисоветское мировоззрение массы населения в наших странах — это реальность. Новые поколения не знают и не почувствовали на себе ваших великих исторических заслуг. Интенсивная и умная пропаганда с помощью могущественных современных средств создала в глазах среднего и молодого поколений отталкивающий образ вашей страны. Их даже не коробит сравнение СССР с гитлеровской Германией. Поэтому разгул антисоветчины в связи с преследованием у вас диссидентов легко принимает всеохватывающий, универсальный характер. Никакие ваши аргументы не в состоянии ничего изменить. Прошлый ваш престиж и революционное обаяние у молодежи, ваш подвиг в войне с фашизмом — все это давно сметено, стало древней историей.

Никого этим уже не проймешь и не остановишь. Создан непреодолимый барьер и возврата нет. Рассуждают так: да, пусть у нас, при капитализме, плохо. Но в СССР, хуже, много хуже, и не дай нам Бог такого, как там».

Прочел я в № 6 «Нового мира» сильную и оригинальную статью Александра Панкова — «о любви» в советской литературе последних двух-трех лет.

За последнее время прочитал «Южноамериканский вариант» С. Залыгина в «Нашем современнике» (№ 1–2, за 1973 год), К. Воробьева «Вот пришел великан» на английском языке, С. Крутилина «Пустошель» в «Дружбе народов», Ф. Искандера «Морской скорпион» в «Нашем современнике» (№ 7–8 за 76 год), В. Тендрякова «Затмение» в «Дружбе народов», М. Рощина «Воспоминание» в «Новом мире» (№ 5–6 за 1977 год).

Сейчас читаю Семенова «Уличные фонари». Очень высокий профессиональный уровень у нашей современной прозы!.

Чтение вот этой литературы — прозы в общем высокого класса вновь и вновь наводит на мысль о все большем отдалении у нас политики от повседневного потока жизни. Там ведь не только ни слова — о «партии и правительстве», «о строительстве коммунизма», «о трудовом энтузиазме», даже о роли властей вообще. Не только ни слова в буквальном смысле. Там это отсутствует по существу. Там нет событий повседневной политической жизни, нет судеб людей в привязке к этим событиям, о которых ежедневно — в печати, по радио, теле, на собраниях и т. д. Прямо, как при Чехове или Куприне: правительство «там» проводило какую- то политику, какая-то история страны складывалась, а литература была сама по себе, она занималась внутренним миром человека и «межличностными», как сейчас бы сказали, отношениями, которые теперь, оказывается, тоже очень далеки от политики и вообще от «официальной» жизни.

Таким образом, что бы ни говорили на Западе о командовании партии в духовной сфере, что бы ни писали в наших информационных средствах, литературный (как и вообще художественный процесс) складывается вновь по своим извечным законам, в общем-то, стихийно. К этому уже привыкли — даже органы, которым положено его «направлять». А они его просто терпят и лишь следят, чтоб там не было открытой антисоветчины.

В службе полное затишье. Вчера встречался с Каштаном (генсек КП Канады). Пыжится он, но нет у него ни партии, ни политики. Полтора месяца он отдыхал (опять же, как у нас в прошлом году — со своим многочисленном в трех поколениях еврейско-антисоветским семейством) сначала в Болгарии, потом в Румынии. Теперь вот неделю у нас (но уже без семейства), а потом поедет во Вьетнам. Мы с Кулышевым (референт) составили большую объективку о его партии. Б. Н. не стал ее читать. Лишнее расстройство. Ему нужна не КП в Канаде, а «верный голос» в МКД. Нам известно, что говорят про него его коллеги (про Каштана): ему бы только «выжить», получая деньги от КПСС, которыми он ни копейкой ни разу не поделился ни с одной парторганизацией своей партии. Но это все так — к слову.

Серьезнее — «Коммунистический университет» в Лондоне, куда по приглашению КПВ мы посылали профессора Коваля (зам. директора Института международного рабочего движения). Позавчера он нам подробно рассказывал об этом, по его оценке, антикоммунистическом и антисоветском университете. В целом подтверждение того, о чем я уже писал: нас не признают соцстраной. И коммунистической партией КПСС не считают. Атмосфера открытой ненависти и враждебности ко всему советскому. Под гром аплодисментов принято предложение об организации публичного международного суда над советским руководством за 1968 год в Чехословакии. Наши «диссиденты» изображаются, как та самая кучка революционеров-интеллигентов, которая, как и во времена Ленина в конце XIX начале XX веков, оторвана от народа и «поэтому их так легко сажают». Надо, мол, помочь им «внести (как учил Ленин!) свои идеи в массы, помочь им добиться поддержки советского народа (в этом интернациональный долг КПВ), чтобы потом можно было всерьез поставить вопрос об «изменении бюрократического режима» в СССР. И т. п.