Я не очень оправдывался. Переть МИД'у против решения ЦК негоже. А сам думал: если мы уж и по этому поводу (против нейтронной бомбы), понятному каждому, правда, не в МИД'е работающему нормальному человеку, не сможем присоединиться к КП других стран, то и в самом дел надо закрывать нашу «коммунистическую лавочку».

Недавно у меня был приступ астмы. Болезненное состояние клонит к размышлениям. Между прочим, заметно, что мой дневник, в отличие даже от фронтового, казалось бы, связанного с событиями в жизни, действительно важными, и между тем заполненного всякими «переживаниями», — теперь состоит не из самокопания, а почти исключительно их фактов, с которыми я соприкасаюсь. и из людей, с которыми рядом.

Может быть, это потому, что не хочется заглядывать вглубь, внутрь себя. В той политике, к которой я причастен, ничего не светит. Здесь — упадок, вырождение МКД и проч.

И смысл моей деятельности, очевидно, состоит в том, чтобы посильно задержать этот процесс или замаскировать.

Юрмала, «Янтарь». Публика. Как в профсоюзных домах отдыха. Из глубинки. На пляже при галстуках, орденских лентах и даже увешанные разными медалями: во всем своем параде, — курорт дело серьезное и не каждому такой почет. Танцплощадки при домах отдыха по вечерам. С каким упоением там люди отплясывают свой законный отпуск!

Евреи. Среди вольно отдыхающих, дикарей — их 70–80 %. Да и в целом они преобладают в Юрмале над всеми другими. В Москве они воспринимаются как отдельные «индивидуумы», интегрированные в общемосковскую толпу и в столичное население. А здесь почти физически ощущаешь, что это нация. как таджики или башкиры. Или армяне. Все их местечковые манеры и жаргон выглядят как самые настоящие, «объективные» национальные черты. И поскольку их много, больше даже, чем других, они ведут себя, как дома — как в Гомеле, Житомире или в Одессе — без всяких комплексов и нахальства. Они естественные, они в своей среде. Да, это нация и никуда от этого не денешься. И обращаться с нею надо так же, как со всеми остальными. Ведь какие-нибудь казахи или туркмены тоже не обязательно могут нравиться всякому русопяту или хохлу. Он тоже нередко воротит от них нос. Однако, он не позволит себе лишать их морального права на самобытность, как это делает любой антисемит в отношении евреев.

Когда отдаляешься чуть от «текучки», наваливаются вновь и вновь проклятые «глобальные» проблемы. Повод — очередная тщеславная идея Пономарева: Обращение к народам мира по случаю 60-летия Октября. Для прикрытия одновременно — Обращение к советскому народу (хотя это уж совсем нелепо — ведь доклад Брежнева будет). Мы с Брутенцом, которому он это поручил, еще летом говорили ему: лучше, мол, уж одно Обращение. — Ни в коем случае! Разгадка как на ладони: он сам хочет пофигурять на трибуне Кремлевского дворца. Если же будет только одно Обращение, наверняка зачитывать поручат не ему!

Ну так вот. Стали мы с Карэном выламывать мозги. Ничего в голове нет. Понятно, что нужны лишь красивые слова, а не новые идеи, которых «никто не позволит», ибо тогда им место не в тексте для зачтения Пономаревым. Но дело-то в том, что и красивые слова (свежие) на ум не идут, так как они (все возможные) тысячи раз уже произнесены, всем надоели, вызывают только раздражение или насмешку, в лучшем случае — полное безразличие.

И все потому, что сказать-то нам миру нечего. Не хочет он идти за нами, тем более — подражать. Вообще-то говоря, в этом нет ничего трагичного. Трагично то, что мы не хотим с этим смириться, потому что слишком далеко зашли в своем хвастовстве и нескромности. Перебирая вчера свои ящики с выписками за 25 лет, я наткнулся на удивительное место у Ленина о значении того, что «мы сделали». «Если мы будем корчить из себя лягушку, — заключает он длинный пассаж на эту тему, — пыхтеть, надуваться, это будет посмешищем на весь мир, мы будем простые хвастуны» (т. 38, стр. 180). Конечно за 60 лет у нас есть чем хвастать. Тем не менее. Хвастовство за эти десятилетия нарастало в геометрической прогрессии (и с каждым новым «этапом» — от Сталина к Хрущеву и т. д. — приобретало прямо- таки космические размеры), а успехи — менее, чем «арифметические». По крайней мере, все социологические, принципиального значения рубежи, которые когда-либо намечались, не были достигнуты в срок или достигнуты с такими издержками и с таким опозданием по сравнению с Западом, что их психологический эффект и в стране, и в мире обесценивался.

Но даже не в этом дело. Царскую Россию мы, действительно, всего за какие-то полвека преобразили так, как ничто не в состоянии было бы ее изменить. Но наше почти иррациональное (проистекающее из самой логики великой державы) стремление навязать себя другим, изобразить себя лучше всех, осчастливливать всех своим идеологическим, военным и политическим присутствием и в общем-то бессмысленным вмешательством — оттолкнуло от нас мир, разрушило наш авторитет, омрачило и наше великое революционное прошлое — предмет былого искреннего и возвышающего восхищения миллионов повсюду в мире., пусть даже в мифологическом, примитивном представлении.

Наше хвастовство приобрело силу объективного закона. Просто так, мановением какого-нибудь приказа или решением ЦК его остановить нельзя. Ибо для этого нужно сразу разоблачить кричащее несоответствие между тем, что делается и как делается, например, как строится БАМ, в отличие от того, что показывают по ТУ, признать, что отдельные недостатки касаются жизни десятков миллионов советских людей, а «массовые» достижения затрагивают лишь очень небольшой слой.

Так вот, возвращаясь к Обращению к народам мира. Что же нам сказать им? Опять хвастаться, но они уже знают, что нечем. А кроме того, мир колоссально изменился за 60 лет, сейчас он переживает действительно кризисный перелом всеохватывающего масштаба. И он ищет ответов, выхода. Можем мы ему предложить что-то, действительно, серьезное и, действительно, основанное на науке? Могли бы, наверно, если бы не находились в плену у своего хвастовства, если бы не пытались вновь и вновь под разными соусами навязывать себя другим.

Призывать опять к миру во всем мире? Это мы и так каждый день делаем. И все уже теперь понимают, что мир зависит не от народов, а от решимости, ответственности и честности тех, у кого в руках реальная и огромная власть, а также — ядерное оружие. Так что, подобные торжественные призывы порядочно набили уже оскомину.

И «еврокоммунизм» оттуда же. Нас признают за исторически сложившуюся реальность, важную, но не образцовую. А мы все мельтешим и суетимся. Б. Н. еще до отпуска велел выступить в «Правде» со статьей: показать как империализм использует «еврокоммунизм». После разных мытарств (Корионов, Шейдин) вылилось это в статью Жилина в «Новом времени», которая готова была спустя полтора месяца после «указания» и напечатана неделю назад. Еще до болезни я успел ухватить в ТАСС'е: огрызнулась «Унита», — мол, это все равно, как если бы мы стали судить о политике Москвы на основании того, что о ней пишут антисоветчики. Глупо: мы не отрицаем, что вашу политику хотят представить в неверном свете. Однако, симптоматично: «Унита» посоветовала нам, если мы хотим знать, что такое еврокоммунизм, обратиться хотя бы к последнему интервью Буффалини». Иначе говоря, они не позволяют нам ни по какому случаю изображать еврокоммунизм как политику империализма, отрицать за ними право быть самостоятельными, а еврокоммунизму оригинальным течением, если не движением.

А мы все стараемся спрятать голову в песок. Строим вот потемкинские деревни, пригласив всех на 60-летие, озабочены, чтобы они не сказали здесь «чего-нибудь такого», хотя они скажут… Эйфория прошла, правда. Задираться не будут. Но вновь «с этой высокой трибуны» скажут, что они теперь сами по себе и пусть мы им не мешаем, так как все равно ничего не выйдет.

Хвастовство нас губит, унижает наш авторитет.

Неделю назад я прочитал новую книгу Дж. Кеннана. Мудрые вещи он советует своему правительству — с позиций в общем здравого современного изоляционизма. Вчитываясь, я подумал, что его рекомендации относятся и к нам, так как наше «наказанье» оттуда же — что мы также великая держава. Поменьше суетиться и совать свой нос повсюду, поменьше обращать внимание на то, что о нас говорят и думают, заниматься своими делами.