Она попыталась отодвинуться, но я положил руку на ногу и остановил ее:

– Не двигайся.

Я спустил ноги со своих колен и встал с дивана.

– Сейчас принесу салфетку.

Казалось, Дакота хотела что-то сказать, но промолчала. Я схватил в ванной чистое полотенце и намочил под струей теплой воды. Достал из шкафа бутылочку аспирина, встряхнул – она оказалась пустой. Не может быть, чтобы Тесса не выкинула пустую упаковку из-под лекарства, так что в этом был виноват только я.

Пока полотенце впитывало воду, я посмотрел на себя в зеркало и попытался пригладить волосы. Макушка слишком длинная, да и сзади нужно подстричь, а то на шее уже начали завиваться локоны. Если не хочу быть похожим на Фродо, нужно поторопиться с визитом к парикмахеру.

Я закрыл воду и выжал полотенце. Оно было слишком горячее, но остынет, пока я донесу его до гостиной.

Захватив с собой еще одно полотенце, сухое, я вернулся к Дакоте. Но она уже спала на диване, приоткрыв рот. Должно быть, слишком переутомилась.

Я сел рядом и со всей возможной осторожностью, стараясь не разбудить, приложил полотенце к поврежденной коже. Дакота лежала не двигаясь и тихо спала, а я очищал раны и вытирал засохшую кровь.

Она слишком себя изматывала. Ее ноги кровоточили, а на лице читалось изнеможение. Я хотел с ней поговорить, но важнее, чтобы она отдохнула.

Я собрал окровавленные полотенца, взял со стула одеяло и укрыл ее.

Чем заняться, пока она спит?

Тесса на работе, Поузи тоже… Вот и кончился длинный список моих друзей.

В конце концов друзьями, которых я решил позвать, оказались аспирин и гаторейд. Это означало прогулку в магазин. Сегодня работала Эллен, и так как завтра был ее день рождения, я убил некоторое время, соображая, что она собирается делать (ничего особенного), и спросить, что ей подарят родители (опять-таки ничего особенного).

Это было ужасно. Я решил разведать, что ей нравится, и немного порадовать девушку. По дороге домой позвонил маме и несколько минут болтал с ней и с Кеном. Уже в коридоре я закончил разговор и дал отбой.

Из гостиной донесся шум, и я решил, что Дакота уже проснулась. Войдя, я встретил смятенный взгляд, в котором явственно читалось «Где тебя носило?», и как можно медленнее положил свой мобильный на стол. Я постарался сделать это посмешнее, но чувствовал себя так, словно попал в комнату для допросов. Правда, здесь были пакеты с сырными крекерами и бутылки гаторейда. Так что, возможно, комната не так уж напоминала помещение для дознания. Хотя… Дакота могла бы быть сексуальной полицейской. Я представил, как снимаю с нее тесную форму. Но Дакота выглядела сейчас так сурово, что будь она копом, то, без сомнения, арестовала бы меня. И не в сексуальной манере, вроде «надень на меня наручники, положи меня в постель и поиграй со мной».

– Поговорил с мамой и Кеном. Сегодня они идут к врачу насчет маленькой Эбби, – преувеличенно бодро отрапортовал я.

Я искренне радовался предстоящему рождению ребенка и тому, что Кен сходит с ума по моей маме. Но у меня появилась параноидальная мысль, будто Дакота услышала, что мы с мамой говорили о Норе. Нора – просто моя подруга, ну, почти.

Однако, если Дакота услышит имя, которое я назвал маме, это только разожжет пламя ревности, которую она питает к соседке по комнате. Спичка в руке Дакоты горит сейчас довольно ярко, и я хотел, чтобы она поняла, что ей не о чем беспокоиться. Даже если бы я добивался ее благосклонности, Нора не дала бы мне ни единого шанса. Возникла бы угроза дружбе с Тессой… И вообще, я ее едва знаю, так что о чем беспокоиться?

Дакота встала и потянулась.

– Ну и как она? Маленькая Эбби.

Я безотчетно сделал глубокий вдох, только сейчас заметив, что сдерживал дыхание, и внес в кухню свои трофеи. Дакота пошла следом, обхватила руками мою шею и положила голову мне на плечо. Кудрявые волосы пахли кокосом и мягко щекотали мою щеку.

– Хорошо. Мне показалось, что они немного беспокоятся, но, вероятно, это я слишком волнуюсь.

Дыхание Дакоты грело мне кожу.

– Слишком волнуешься? Ты? Ты этого не говорил! – Она хихикнула. Ее смех так же прекрасен, как она сама. Я слегка пожал ей руку. – Рада, что с ней все хорошо. Но все же немного странно, что твоя мама беременна в ее возрасте. – Осознав, как прозвучало сказанное, она попыталась исправиться: – Я ничего такого не имела в виду. Она самая лучшая мама из всех, кого я знаю, и тебе и Эбби с ней повезло, и возраст тут совсем ни при чем. Я не очень хорошо знаю Кена, но, судя по тому, что ты говорил о нем, он будет отличным отцом.

– Будет, – подтвердил я, раскладывая пакеты по ящикам, и поцеловал ее руку.

– Хочется надеяться, что Эбби будет больше похожа на тебя, чем на Хардина.

Дакота вновь рассмеялась, и я почувствовал на коже тысячу маленьких иголок.

Мне не понравилось, как она это сказала. Очень не понравилось.

– Что ты имеешь в виду? – Я убрал руки и, повернувшись, посмотрел ей в лицо.

Было видно, что Дакоту удивило мое поведение. Может, я слишком остро реагирую? Вряд ли.

– Я просто пошутила, Лэндон. Я ничего такого не имела в виду. Просто вы такие разные.

– Все люди разные, Дакота. Тебе не стоит его судить. Да и никого другого тоже.

Она вздохнула и присела у кухонного стола.

– Я знаю. Я и не пытаюсь его судить. Я не имею права никого судить, – она опустила взгляд на свои руки, – это была неудачная шутка, я больше никогда ее не повторю. Я знаю, как много Хардин для тебя значит.

Мои плечи расслабились. Удивительно, что я стал так быстро раздражаться. Гнев возник как бы ниоткуда, но я устал от людей, нападающих на моего сводного брата.

Дакота попросила прощения… а Хардин и правда та пилюля, которую нелегко проглотить. Я не должен был осуждать Дакоту за ее мнение о нем. Для нее он был парень, вдребезги разбивший сервант с тарелками, которые моя покойная бабушка завещала маме. И тот, кто отказался называть ее настоящим именем.

Хардин прикидывался, что из всех женских имен помнит только имя Тессы. Так, Дакота у него стала Далилой. Не знаю, почему он так делал, но иногда я действительно верил, что он забыл все женские имена, кроме Тессы.

С этой парочкой часто происходило что-то странное.

Но я не хотел ночь напролет пререкаться с Дакотой из-за одного неудачного замечания.

– Хорошо. Давай поговорим о чем-нибудь более приятном, – предложил я.

Поскольку Дакота извинилась и, похоже, на самом деле не имела в виду ничего плохого, я хотел поговорить о ней.

Я хотел лежать рядом с ней в постели и вспоминать годы, когда мы были отвязными подростками и ночь напролет валялись на моем диване и смотрели кино, наперегонки поедая пепперони и роллы. Мама никогда не спрашивала, почему я трачу столько денег и покупаю пиццу коробками. Повод удивляться у нее появился, когда я стал заказывать комбинированные виды, которые до того терпеть не мог. Но она никогда не спрашивала, почему Дакота у нас так много ест. Думаю, мама знала, что с тех пор, как две пол-литровые банки пива стали стоить столько же, сколько упаковка пиццы, шансы на то, что в холодильнике Дакоты появится еда, а тем более пицца известного бренда, были очень невелики.

– Спасибо, – ответила Дакота, потупив глаза, я улыбнулся и придвинулся поближе.

– Ну давай, – я наклонился и поднял ее на руки. Она взвизгнула.

Она была еще легче, чем раньше. Так приятно оказалось снова держать ее на руках! Двадцать два шага до дивана – слишком мало, чтобы компенсировать последние несколько месяцев. Я бросил ношу на подушки. Дакота с тихим глухим звуком упала, ее подбросило в воздух, и она снова взвизгнула. Я отошел, а она тут же вскочила и, раскрасневшаяся и растрепанная, с хохотом побежала за мной.

Она бросилась на меня, а я отпрыгнул в сторону. Поскользнувшись на толстом ковре, к которому следовало пришить тесьму на следующий день после переезда, я прыгнул на стул, еле увернувшись от пальцев Дакоты. Подо мной что-то хрустнуло.