– Хорошо! – поспешно согласился Сергей Ефимович. – Готов закрыть глаза, но только в виду тех особых обстоятельств, которые меня сюда привели. Речь о твоём пророчестве, Вера! Я требую разъяснения, но не обычного, туманного – мне нужно полное понимание предмета, ведь там сказано, что опасность нависла не надо мной лично, но – над особой Государя.

– Я знала, что ты придёшь, – улыбнулась мадам сочинительница. – И готова подробно ответить на все вопросы – настолько, насколько это в моих силах. Но… позволь же докурить сигарету, раз уж такое дело…

Его превосходительство поморщился, но отказывать не стал, а положил на подоконник записку, многозначительно припечатав её ладонью.

– Насилу нашёл. Скажи на милость, сестрица, на кой ляд понадобилось прятать сие в мешок с кукурузой?

– Не знаю, – закурив новую сигарету, развела руками почтенная дама. – В момент озарения я себе не принадлежу. Похоже, будто пишешь под диктовку скорописью, не имея возможности вникнуть в суть написанного. То же и относительно поведения...

– Да-да, ты уже объясняла раньше, – нетерпеливо перебил Сергей Ефимович. – Помнится, даже, мы все понятливо кивали головами, но на самом деле не уразумели ни шиша…

– Я привыкла, – тихо вздохнула Вера Ивановна и, поднеся к свету записку, принялась читать. – Кроме Сёмушки… Семёна Васильевича, меня никто не понимает, а главное, до конца не верит, будто ничего никогда не сбывалось… Ах, право, я несчастная Кассандра^[20], чьи слова лишь сотрясают воздух, не доходя до сердца и ума…

– Это оттого, Вера, что в пророчествах твоих присутствуют две вещи, дающие повод: во-первых, сугубая неясность, я бы даже сказал – неопределённость, а во-вторых, некоторый процент всё же ошибочен, – ранее Сергей Ефимович нипочём не стал бы высказываться столь категорично, но нынешние обстоятельства, по его мнению, оправдывали бесцеремонность. – Обратимся к первой вещи и допустим, что террористу удалось прикончить меня в кабинете, значит, у тебя верно написано про павшего мыслителя. Но, как уже, вероятно, поведали доброхоты, пуля попала не в меня, а в книгу Платона: выходит, и в этом случае всё справедливо. Идя к себе из зимнего сада, я имел на руках записку и прочитал её, но существовала ли возможность, каким-либо образом повлиять на дальнейшие события?

Вера Ивановна отрицательно покачала головой, что подвигло Крыжановского продолжить:

– Следовательно, до событий человек находится в полнейшем тумане и ничего предпринять не может, а когда всё уже произошло, и нет решительно никакой возможности что-либо исправить – voilà, вокруг начинают кричать: ах, ведь это предсказано заранее, да настолько точно, что, если бы поверили, ничего и не случилось!

– Вот и ты, Серёженька, настроен contre moi^[21], вот и ты, – тихо и печально объявила мадам.

– Отнюдь, моя драгоценность! – решительно возразил его превосходительство. – Я пришёл сюда в твёрдом намерении с твоей помощью пролить свет на тайну записки. Большого ума не требуется, чтобы понять, кто такой Гектор, который как шут погиб в театре. Последние полтора года не было и дня, когда б я не думал о том случае. Поэтому слова «его убийцы», а не «убийца», как следовало полагать, ежели Дмитрий Богров был одиночкой, для меня – не пустой звук. А нынешний визит террориста – наглядное тому подтверждение…

– И подтверждение написанному, – согласилась Вера Ивановна, погладив пальцами записку.

– Тут всё ясно, но вот дальше… Пожалуйте вам: и угроза Императору, и лживый пророк с огненными знамениями, но главное – подлые ахейцы! – Сергей Ефимович взял из рук кузины листок и потряс им в воздухе. – Кто они такие, эти ахейцы? Словечко ведь выбрано тобою неспроста, пусть и в сомнамбулическом состоянии…

– Я не знаю, Серёженька… Не могу объяснить… Может, позже? – мадам произнесла эти слова столь жалобно, что Сергей Ефимович никоим образом не посмел выразить неудовольствие, только разочарованно опустил долу взор.

– Зато мне совершенно понятно иное, – с большей уверенностью в голосе продолжила Вера Ивановна. – А именно, слова: «…словно агнец приготовлен для закланья».

Сергей Ефимович заинтересованно поднял глаза, и Вера Ивановна начала объяснять.

– Ты, как Homo Legens^[22], наверняка хорошо осведомлён, что в истории разных народов случались моменты, когда от рук подданных погибал тот или иной Помазанник Божий. И всякий раз перед казнью возникал момент, когда народ имел волю решать: жить или умереть самодержцу, воплощающему в себе Образ Божий. Похоже… Нет, я в том абсолютно уверена – России вскоре предстоит испытание подобным выбором. И горе, если мы это испытание не пройдём!

– Типун тебе на язык! – задрожав, вскричал Сергей Иванович. – Не смей шутить подобными вещами, привыкла в своих романах нагонять драматизм!

– Горе народу, дерзнувшему поднять руку на Помазанника! – неземным голосом вещала меж тем Вера Ивановна. Глаза её загорелись каким-то пугающим внутренним огнём, заставившим думать, что женщина действительно более себе не принадлежит. – Вспомни, как случилось в Британии в XVII веке, когда взошёл на эшафот Карл I Стюарт. После его казни беды терзали страну до тех пор, пока жители, раскаявшись за дела свои, не вырыли из могилы труп Оливера Кромвеля – убийцы короля, и не вздёрнули на виселице как преступника.

– Да-да, я помню, – поспешно заверил Крыжановский, который начал справедливо опасаться, что у кузины может случиться ещё один приступ. – Хорошо, что англичане вовремя опомнились, и останки лорда-протектора не успели истлеть в земле, иначе не вышло бы его повесить…

– Теперь ты сам изволишь шутить, Серёженька? – уже обычным своим голосом поинтересовалась Вера Ивановна. – Напрасно! Говорят, тело Кромвеля дожидалось суда потомков, почти не подвергаясь тлену.

– Ничего подобного слышать не доводилось, – пожал плечами его превосходительство. – Однако спорить не стану, ибо мы и так отклонились от сути предмета. К счастью, наш Государь пока жив-здоров, чего и всем желает. Но как оградить его от козней и угроз – вот в чём вопрос? Неужели я так и уйду от тебя, не получив того, за чем пришёл, а именно – конца ниточки, каковая может привести к треклятым ахейцам?!

– Отнюдь, братец! – Вера Ивановна проникновенно сжала его руку. – В утилитарном плане данное предсказание имеет целью отвлечь тебя от обыденной жизни и определённым образом настроить внимание, дабы не пропустить знаки судьбы, ежели таковые будут явлены. Будь внимателен, Серёженька и жди знаков!

– Это всё?! – Сергей Ефимович отнял руку и, холодно поклонившись, повернулся к двери. В неё немедленно постучали.

Возникший на пороге Полидор, несомненно, подслушивал у замочной скважины, о чём свидетельствовали его неестественно распушенные бакенбарды. Такая уж за стариком водилась привычка: станет под дверью и давай наяривать рукой бакенбарды. По степени их пушистости всяк в доме мог сказать, как давно мажордом находится у замочной скважины.

«Весь разговор слышал, шельма!» – определил Сергей Ефимович.

– Ваше превосходительство, к вам посетитель! – торжественно провозгласил Полидор, подавая визитную карточку. В ней значилось: «Циолковский Константин Эдуардович, изобретатель».

– Изобретатель!!! – яростно зарычал его превосходительство. – Не имею чести знать… Незваным изволил пожаловать, как террорист! Вот я его…

Одним прыжком почтенная писательница преодолела разделявшее их расстояние и вцепилась Сергею Ефимовичу в руку.

– Это я пригласила Костика! Нарочно у тебя осталась, сказавшись больной, исключительно ради устройства вашей встречи.

Крыжановский недоуменно взглянул на кузину, а затем ещё раз прочёл визитку пришельца.

– Не спрашивай, Серёженька, откуда мне то известно, но Костик каким-то образом для тебя очень важен. Очень-очень важен, и не только для тебя – для всех людей, поверь мне! – горячо прошептала Вера Ивановна.

– Полагаю, я для этого господина тоже не бесполезен, – недобро ухмыльнулся Сергей Ефимович. – Как-никак, являюсь председателем Императорской комиссии по изобретательству. Признайся, ведь я ему именно в этом качестве интересен?