Сергей Ефимович придирчиво осмотрел преисполненную опыта и рвения фигуру жандармского штабс-капитана и пришёл к выводу, что такой служака ни за что не упустит арестованного.

Похоже, Цыганов умел подслушивать мысли, поскольку тут же продемонстрировал недурные профессиональные навыки. Задав несколько учтивых вопросов хозяину дома, он весьма точно восстановил картину произошедшего, при этом быстренько отыскал, куда попала пуля. Сергей Ефимович только ахнул, когда жандарм снял с полки развороченный выстрелом томик Платона и извлёк из него свинцовую горошину.

«Юный Герман, фигура Правосудия, а главное, пророческая Верина записка, где сказано про павшего невинной жертвой мыслителя – теперь ясно, что речь шла о Платоне. Ну и дела! – Его превосходительство достаточно пожил на свете, чтобы усвоить: подобная цепочка совпадений не могла выстроиться случайно. – Вот и не верь после такого во вмешательство свыше! Но к добру ли сие, или к худу? Время покажет».

Увы, время решило начать свой показ слишком быстро: через полтора часа после того, как увели Искру, из жандармского дивизиона сообщили, что арестованный застрелен при попытке к бегству.

Глава 3

К вопросу о том, стоит ли удерживать рвущуюся в полёт фантазию?

8 января 1913 года.

На снегу тело злосчастного Искры выглядело мерзко, словно клякса, что поганит чистый лист бумаги. Крыжановский приподнял рогожку, мельком взглянул в лицо убитому, а потом заходил кругами. Поодаль, покуривая, терпеливо дожидались двое, присланные из мертвецкой. А что, мужики они привычные, коим поспешать некуда, да и за следственными действиями наблюдать не впервой.

Только какие, к шуту, следственные действия, ежели и так всё ясно! Следы вокруг полностью соответствуют записанному в протоколе: «…арестованный, притворившись спящим, усыпил бдительность конвоя, а сам внезапно выпрыгнул из саней и попытался скрыться в подворотне. На предупреждающие окрики конвоя никак не реагировал, продолжал бежать, придерживая скованными руками брюки. В целях пресечения попытки побега не осталось иного способа, кроме как открыть прицельный поражающий огонь…».

Действительно, Цыганову и его людям в этой ситуации медлить не следовало: ещё пара шагов, и беглец завернул бы за угол, а дальше ушёл проходными дворами – иди, свищи его… Так что жандармы действовали совершенно правильно – по инструкции действовали, их винить не за что. Мотив самоубийственной выходки Искры также не подлежит сомнению. Следовательно, в деле можно ставить точку.

Так отчего же его превосходительство беспокойно меряет шагами подворотню? И зачем вообще приехал сюда, оставив дела? То-то и оно, что вся история, гладкая будто галька, оставляет ощущение некоего изъяна… Даже не изъяна, а так, заусенца – из тех, что, проводя по камешку пальцем, не всякий раз и ощутишь. Дело в том, что Искра определённо был лицом приезжим, чему свидетельством хотя бы его выражение: «Главный вход». Эдак могут выражаться где угодно, но только не в Петербурге. Здесь привычнее слышать «парадный вход», а то и вовсе – «парадная». Кроме того, опозорившись, террорист неистово желал свести счеты с жизнью, собственно, только о том и мечтал. Как же вышло, что нездешний и неприкаянный человек не стал бесцельно метаться, выпрашивая пулю, а предпринял весьма продуманную и почти успешную попытку побега, основанную на блестящем знании местности? Не идеалист-утопист со спущенными штанами, а прямо холодный и расчётливый головорез-архаровец. Будь конвой менее расторопным, ушёл бы Искра, в чём нет ни малейших сомнений – Сергей Ефимович не поленился сие проверить: анфилада проходных дворов тянулась через весь квартал.

Крохотный заусенец, коим вполне можно и пренебречь, но уж очень похож он на тот, другой, что остался после убийства Петра Аркадьевича Столыпина. Тогда Крыжановский именно что пренебрёг своими подозрениями, ибо никаких оснований сомневаться в выводах следствия не существовало. Делом занимались лучшие люди – проверенные и знакомые с давних пор. Тем не менее, следствие пришло к заключению, что террорист Дмитрий Богров спланировал и осуществил покушение на главу правительства в одиночку, руководствуясь личными политическими взглядами.

«Абсурд! За прочими политическими убийствами и покушениями в Российской империи непременно стояли тайные организации, а в этом случае – никого! Как-то всё вышло тогда... неправильно, что ли? Они с Курловым^[18] тоже хороши, нечего сказать! Убит один из лучших людей, начальник, благодетель – и что же?! Ведь могли вдвоём взяться за расследование, да разворошить весь крысятник, так нет же! Курлову вздумалось посыпать голову пеплом и подавать в отставку, а сам Крыжановский полностью доверился следствию, не посчитав возможным совать нос в чужой огород и заниматься правдоискательством. Поделом! Неудивительно, что нынче и в собственный дом пожаловали убийцы. Возможно, те же самые, почерк-то схож: террорист-одиночка, чья смерть обрывает все нити. А ещё предсказания… Удивительно точные предсказания: сегодня Верочка, а тогда, в 1911 году, Распутин…»

В Киеве Сергей Ефимович стоял рядом со Столыпиным, когда старец Григорий высунулся из авто и закричал дурным голосом, указывая в их сторону: «Смерть за ним, смерть за ним едет! За Петр-о-ом... За ним!!!»

Позже поговаривали, будто Распутин каким-то образом причастен к убийству премьер-министра, а излишняя торопливость следствия как раз и объясняется нежеланием бросить тень на царского фаворита. Известно ведь, что тот за десять дней до покушения на Столыпина ездил в Нижний и предлагал Хвостову должность министра внутренних дел^[19], словно знал, что должность вскоре освободится. Отчего же никто даже не допросил старца? Досужие разговоры! Кто-кто, а уж Сергей Ефимович доподлинно ведает: не гибель Петру Аркадьевичу чаял подстроить Распутин, а отставку. И вопрос сей почти уже решился. Так что, сколько бы грехов не водилось за Распутиным, убийства среди них не числится – смысла в таковом не имелось!

Хрустя снегом, Крыжановский продолжал ходить вокруг убитого террориста.

«Да уж, пророчества! Столыпин отмахнулся от Распутина как от мухи надоедливой – увы, от пули отмахнуться не вышло. А что же я сам, неужели следует дальше, как ни в чём не бывало, жить прежней жизнью? А может, сбросить шоры здравого смысла и, дав волю фантазии, поверить Верочке как верят другие? И ещё эта удивительная цепочка событий, что отвратила пулю и направила ее в томик Платона! И от такого знака, что ли, тоже отмахнуться?!»

Снежный хруст под ногами прекратился – его превосходительство действительный статский советник принял решение. На радость озябшему от ожидания извозчику и тем, двоим, из мертвецкой.

Ступив на порог отчего дома и, скидывая на руки горничной шубу, Сергей Ефимович немедленно осведомился о Вере Ивановне. Все гости уже разъехались, но госпожа писательница, к счастью, пока не отбыла. Она сидела в гостевой комнате у окна и с томным видом курила сигарету, вставленную в длинный, чёрного дерева, мундштук.

– Ах, Серёженька, я и не чаяла, что всё случится так скоро! – вскричала Вера Ивановна, завидев родственника. – Тебя чуть не убили эти ужасные нигилисты!

– Сигареты убивают ничуть не хуже господ нигилистов! – неодобрительно отозвался Сергей Ефимович. – А с такими-то лёгкими, как у тебя, и подавно. Вот я сейчас возьму и телефонирую Акимычу. Уж он не станет медлить с оздоровлением: «Вино Виаль» слаще мадеры покажется!

– Что ты, братец! – напугавшись, Вера Ивановна принялась одной рукой поспешно тушить в пепельнице сигарету, а другой разгонять дым. – В последнее время я позволяю себе курение крайне редко, только в минуты сильного душевного волнения. Давай сделаем вид, словно ты ничего не видел. Акимыч с его адскими снадобьями ладно, но ежели супруг узнает… Я ведь ему обещала бросить!