Наступив на руку одного из убитых, Максим потерял равновесие, чуть не упал, и снова громко выматерился. Тотчас снизу донеслось радостное Ильюшкино:

- Чу, слыхали, кажись ихвысбродие жалують!

Вся четверка оказалась живёхонька и находилась в обширном зале, куда вело с десяток ступеней. К появлению полкового начальника Коренной построил денщика, старика и мальчика по ранжиру, скомандовал «смирно», а сам строевым шагом вышел вперёд и отрапортовал по всей форме:

- Вашвысбродь, осмелюсь доложить! Сидели тихо в келье при потушенных свечках, когда слышим – будто воюеть кто: крики, звон оружия, туды-сюды… Мы и подумали – никак это вы с их сиятельством противу анчихристова войска держитесь. Как было не поспешить на выручку? Обознались, однако – то супостат по своей природной злобе взялся резать друг дружку. А когда мы сзади ударили, он на нас повернул. В смысле, уланы убёгли – им до наших особ не оказалось дела, а попы анчихристовы попёрли, аки бешены собаки. Ну, я и встал в проходе насмерть. А куды деваться? Вообразил, что правая стена – это верный товарищ Поликарп Белуха, слева же представил Матвейку-Молотильню, може, вы его даже вспомните – это тот, что бит шомполами за воровство денег… Так я и сражался, держа равнение в шеренге и отходя помаленьку – ежели Поликарп не побежит, то и Леонтию не с руки, а коль я стою – Молотильня никуды не денется. Илья тоже не сплоховал – как начал палить, так от этих красных попов – пух и перья.

- Я токмо из пистолей стрелял, вашсиятельство, – отозвался Курволяйнен, – из карабина не осмелился, уж больно он лют! А потом всё по-новой зарядил, так что вы уж не серчайте, коль что не так…

- Молодцы, солдатушки! – похвалил полковник, у которого отлегло от сердца. – Но что же неприятель?

- Всех до одного положили! – скромно отозвался Коренной. – Шестерых в проходе, а ещё трое – там дальше… Оне, как нашего дедку узрели, враз воевать расхотели: ещё бы, чай, выходец с того света! Ну, Илья их как куропаток – щёлк, щёлк.

Максим нахлобучил на денщика шапку, а Американец ободряюще похлопал его по плечу и, забрав саквояж, обратился к учёному французу:

- Господин Ленуар, дорогой мой, этот ваш Орден – что за паучья яма?! Только представьте – такие заклятые его ненавистники, как мы с компаньоном, сколько ни старались, нипочём не смогли угнаться за вашими приятелями в желании проредить собственные ряды. Поборнички свободы!

- Всё из-за цыганской… девушки, господа, – вздохнул старик. – Она посеяла рознь между домами. Да будет вам известно…

- Нет уж, будет вам! – вскричал Максим, опасаясь очередной лекции Ленуара. – Ведите нас скорее самой короткой дорогой к подземному ходу. Мы ещё не добыли то, за чем пришли.

- Один вопрос, сударь, – поднял палец Ленуар, – мэтра Гроссмейстера не доводилось встречать?

- Он воссоединился со своим богом, – ответил Крыжановский.

Ленуар издал задорный смешок и, подхватив фонарь, увлёк отряд вглубь катакомб.

Путь привёл в узкую длинную галерею. Неясным изумрудным свечением переливались стены, а непонятного происхождения островки света впереди перемигивались и добавляли к зеленому янтарные и оранжевые сполохи. Воображению рисовались сказочные сокровища Гарун-аль-Рашида. Но за лубочным блеском галерея скрывала смерть. Дальше стены и потолок вдруг избавились от феерического сияния, налились цветом мутной лужи и взбухли; они прижимали к полу, хотелось пасть на брюхо и ползти, не вставая.

По краям галереи стояли виселицы.

- Свободных мест нет, – проговорил Толстой глухо.

Все виселицы действительно были заняты: высокие и низкие, они шеренгой тянулись, покуда хватало света факелов, и исчезали дальше во мраке. Обычные, грубо сколоченные из брёвен; совсем короткие испанские гарроты; длинные сборные столбы с металлическим обручем и затягивающимся винтом – каких только приспособлений тут не было!

Тление более чем коснулось тел: во многих петлях, словно бумажные рождественские снежинки, висели сухие белые костяки.

- Кто они и почему не разваливаются на части? – поинтересовался Толстой. – Думаю, это тоже некий ритуал, не так ли, господин Ленуар?

Учёный с издевкой ответил:

- Здесь те, кто непрошенным пробрался в замок. С давних времён среди местных жителей ходят легенды о несметных богатствах, сокрытых в замковых катакомбах. Нет-нет, да какой-нибудь болван, решается проверить истинность слухов. Все они здесь, включая тех, кто попался в ямы. Осматривать ловушки и извлекать тела – обязанность Прозектора. Он же заботится и о целостности повешенных.

- Бедняги, видимо, они будут сожалеть о добром Бомбасте, – с наигранной грустью молвил Толстой.

Ленуар обернулся, поднял удивлённо брови и уточнил:

- Он что, мёртв?

- Да, – развёл руками Толстой, – Прозектор, подобно Гроссмейстеру, выразил желание воссоединиться со своим богом. «Deus ex machina» – как он любил говорить при жизни.

Далее Фёдор трагическим голосом начал декламировать:

Над нами воронья глумится стая,

Рвут бороды, пьют гной из наших глаз…

Не смейтесь, на повешенных взирая,

А помолитесь Господу за нас!

О Господи, открой нам двери рая!

Мы жили на земле, в аду сгорая.

О люди, не до шуток нам сейчас,

Насмешкой мертвецов не оскорбляя,

Молитесь, братья, Господу за нас

^[193]

!

Юный Плешка, устрашившись повешенных, изо всех сил стиснул руку Крыжановскому.

- Вот уж кого не стоит бояться, малец, так это висельников, – пробурчал полковник, – э-э…дядя Фёдор с ними на короткой ноге!

Испуганный взгляд чёрных глаз мазнул по спине Толстого и мальчик ещё крепче сжал руку Максима.

- А у нас старики сказывали – мёртвые дышать могуть, – горячо зашептал Курволяйнен, – токмо дух у их нездоровый. Чай, зелёный свет по стенам – не иначе как от мертвящего духа висельников.

Галерея повешенных привела в огромное помещение – стены его терялись где-то в темноте.

- Надеюсь, она здесь, – прошептал Ленуар.

- Дайте больше света – не видно ни зги! Не ровён час – Радзивилл устроил засаду, – по-своему истолковал слова учёного Максим.

Солдаты зажгли каждый по факелу и подняли их над головой.

Из темноты выступил алтарь. Именно это слово просилось на язык при виде каменной резной тумбы. Пол в зале состоял из чёрных и белых каменных плит. Но это мало напоминало шахматную доску – чёрные линии выписывали замысловатый лабиринт, в центре которого и находился алтарь. На нём что-то блестело.

- Книга Судьбы, господа, – торжественно провозгласил Ленуар.

Максим удержал за плечо рванувшегося вперёд Фёдора.

- Господин Александр, как насчёт ловушек?

- Нет здесь ничего, – обиженно пробубнил старик и спокойно двинулся к алтарю.

Толстой опередил его, подбежал первым и потряс в воздухе отливающей червонным золотом массивной книгой.

- Полдела сделано! Осталось передать её Елене! Но где же египетская табличка, господин исследователь?

- В Париж отправили, после того как у меня не вышло раскрыть тайну – чтоб другие попытались, – проговорил мосье Александр, разочарованно наблюдая, как граф запихивает Книгу в потерявший всякую форму саквояж. – А с Книгой Гроссмейстер расставаться не захотел – только копии с каждого листа на пергамент велел срисовать. Их и отвезли в Париж.

- Ведите дальше, господин Ленуар, – поторопил Максим. – Ежели охота поговорить, то делайте это на ходу.

Ленуар, недовольно бурча под нос, двинулся через зал и подошёл к высоким воротам с тяжелыми створками. Ворота выглядели невероятно древними.