- Что отменена - это особого значения не имеет. А основание... Что ж - тут вы правы. Но знаете, что я вам скажу? - основание всегда находится, когда в нем возникает необходимость. И в вашем случае такое основание совершенно очевидно. Это преступное сокрытие вами своей сущности. Почему вы скрыли от нас, что на самом деле вы Петренко, а никакой не Маузер?
Внутри у Семена Никифоровича оборвалось. Он вспомнил, что его предки - давно, чуть ли не девяносто лет тому назад - действительно носили фамилию Петренков. Но она, эта фамилия, в буре исторических катаклизмов, бушевавших в те легендарные времена, исчезла, казалось, бесследно. И он никогда не вспоминал и не думал о себе как о Петренке, и ему даже в голову не приходило, что кто-то вообще может вспомнить об этом и тем более поставить ему это в вину. Но вот Канцлер откуда-то выведал этот, казалось, бесследно исчезнуваший в потемках истории факт и теперь предъявляет его ему - товарищу Маузеру! - как наитягчайшее обвинение, чреватое смертною казнию. Предъявляет в такой неподходящий момент, когда Семен Никифорович так беззащитен! А Канцлер, между тем, продолжал свое омерзительное шипение:
- Да еще и охранопитека Свинорыла вы обманули. Подставили его, бедного, обвели вокруг пальца! Ведь он вас спрашивал, чи вы не Петренко? Спрашивал или нет? Спрашивал! И предупреждал, что Петренка не велено пускать? Предупреждал или нет? Предупреждал! Да знаете, что из-за вашей наглой лжи мы вынуждены были наказать его - на сосиски пустить? Вот вчера, на завтрак вам подавали сосиски, помните? Правда, вкусные? Так это скорее всего из Свинорыла сосиски. Сос-сис-ски из С-свинорыла! Мы, вообще, стараемся вам давать все самое свеженькое. Вкусненькое! А вы? Благодаря этой вашей отвратительной авантюре вам удалось проникнуть в Учреждение и выведать, разнюхать принципы и организацию работы Инстанции Отписок и Волокит. После чего нам, конечно, пришлось ликвидировать эту исключительно ценную для Зоны Эксперимента и для всей нашей Державной Незалежности Инстанцию. Вместе со всем ее личным составом, со всеми Свинорылами. Которых тоже на сосиски пустили. Единственный плюс, что сосисками мы с вами, по крайней мере, до окончания Декады обеспечены. Даже излишки останутся. И знаете, кстати, куда они попадут? - На стол Гаранту и Его Семейству! Таким-то вот эзотерическим образом в нашей Державе обеспечивается сакральное единство Власти и Народа. Через сосиски из Свинорылов. Вот так. А ведь когда я вам только что докладывал, что ИОВ - для нас уже пройденный этап, то вы, наверно, подумали, что я шучу. Как же! Буду я тут с ним шутки шутить! Шутки шутить я тут с ним буду!
- Да постойте же! Все совсем не так, как вы говорите! - вскричал потрясенный всем услышанным Семен Никифорович. - Я - на самом деле Маузер! Я вам сейчас все объясню. Это прадед мой был Петренко. Но он поменял свою фамилию "Петренко" на "Маузер" еще во время гражданской войны, в 18-ом году. После того как Маяковского наслушался. И даже на моей прабабке женился уже как Маузер, а не Петренко. И репрессирован, и расстрелян в Озерлаге был как Маузер. И дед мой тоже был Маузер. И отец. Чего же вы от меня-то хотите?!
- Неужели вы серьезно думаете, да и нас хотите убедить в том, что простая перемена вашим прадедом фамилии с Петренка на Маузер под влиянием Маяковского способна изменить сущность вашего рода и вашу сущность как Петренка? Не-е-т! Клеймо Петренка навечно на вас и на всем вашем роде! И безнаказанным вам от нас не уйти. Так вот, знаете, что мы сейчас сделаем? Мы сейчас устроим над вами Суд Присяжных. Судить вас будем. Будем вас судить. Судить будем вас. Вас будем судить.
Семену Никифоровичу показалось, что Канцлера зациклило. Но тот, выбравшись наконец из своей словесной комбинаторики и сверкнув взглядом на товарища Маузера, продолжил:
- По нашему судить, по Национал-Демократически. Согласно 714-го параграфа Дисциплинарного Мониторинга в Его Высшем Значении. Судить Страшным Судом. Страшным Административным Судом.
Пан Канцлер снова повращал в воздухе своим прутом, как бы разминаясь перед важным мероприятием - какой-то ответственной поркой, и снова обратился к товарищу Маузеру:
- Позвольте представить вам состав вашего Страшного Суда.
Из-за висящей на стене Двери - прямо из стены - вдруг стали выходить женщины-модели, практически голые, все как одна прекрасно сложенные. Из одежды на них были только минимально обозначенные бикини разных, очень ярких расцветок, с трусиками-стрин-гами. На ногах они, правда, имели туфельки на высочайших каблуках-шпильках. Но, приглядевшись, Семен Никифорович увидел, что на самом деле - это совсем юные девочки, лет 12 - 13, иные, может, 14 -15, не больше. Однако вели они себя совсем как настоящие манекенщицы: так же ставили ноги, так же виляли бедрами и вертели еще не вполне у некоторых развитыми попками. Было что-то неизреченно порочное в их внешнем виде, взглядах, которые они время от времени бросали на товарища Маузера, манере держаться, жестах. У Семена Никифоровича заныло сердце, как это всегда случалось с ним при встрече с покупной любовью, половым насилием над женщиной и детским пороком. Между тем, экипированные таким образом "дамы" возникали одна за другой, представляемые по ходу их появления паном Канцлером, который, указывая своим прутом на вновь появившуюся из-за Двери, давал ей краткую характеристику:
- Итак, драгоценный пан Маузер-Петренко, прошу вас любить и жаловать нашу судейскую бригаду. Вот - перед вами самая первая наша красавица. Это Судья - всеми нами горячо и - не скрою! - довольно часто любимая Эвтаназия Андерстендивна, имеющая высокое звание Действительной Тайной Судьи Страшного Суда. Вот какое уважение вам здесь оказывается и какое значение придается!
Теперь позвольте представить вам Подсудков. Подсудок первая. Зовут эту Подсудку Каздепа Мехтόдиивна. Это очень, о-очень опытная сотрудник! Вы, надеюсь, скоро в этом убедитесь. И Подсудок вторая - Процедура Антуанивна, не менее опытная сотрудник. Она же, по совместительству Секретарка Страшного Суда. Все процедуры судебные наизусть знает. Поэтому и имя ее - Процедура. Она и записывать все будет. Где записывать, вы интересуетесь? В своем сердце, конечно, потому что писать она, между нами говоря, еще не умеет. Некогда ей было в школу ходить. Другими делами занималась. А вот и Прокурорка - Сучара Нарцисивна. Вот она какая, наша Сучара! Повернитесь, пожалуйста, Сучара, покажите нам свою жопку. Видите - какая толстенькая и кругленькая?
А вот и ваша Адвокатка. Прошу любить и жаловать - это наша всем широко (я бы даже сказал вдоль и поперек) известная Прόлебедь Óрестивна. Она вас будет защищать, насколько ей хватит ее маленького клитора ... ха-ха-ха! Шучу! - квалификации.
Присяжные - тоже все дамы. Двенадцать штук - наши, так сказать, апостолицы. Прошу любить их и жаловать. Номер первый - это "наша из вамы" Зопа Семафоривна, затем - Задрочка Петривна, Цыця Мастытивна, Мошонка Тестикуливна, Хаза Улянивна, Поллюция Оргазмивна, Надируха Бутафоривна, Паскуда Аделаидивна, Давалка Пубертативна, Сиповка-Королек Рачкивна (у нее, обратите внимание, двойное имя: Сиповка и Королек. Вы, кстати, знаете, что это такое - Сиповка и Королек? Ха-ха-ха! - Он не знает! Посмотрите в интернете - тот все знает!), затем - Профура Зимбабвивна и, наконец, наша Аскарида Гельминтивна.
При каждом новом представлении Семен Никифорович все глубже вжимал голову в плечи; в висках у него бухали молоты, сердце щемило. Ужасные, отвратительные имена Судейской Коллегии подействовали на него еще хуже, чем их откровенно развратные жесты и взгляды. А Канцлер, наоборот, выглядел все более оживленным, весело помахивал прутом и беспрерывно улыбался своей мерзкой, цепенящей душу ухмылкой. Окончив "представление", он произнес:
- Свидетелей тоже будем набирать из присяжных.
- А так разве можно? - изумился товарищ Маузер.
- Конечно, можно! Все в наших руках. У нас ведь демократия. Не то что у москалей - тоталитаризм и все запрещено. И Судебные Исполнители также набираются из присяжных - сразу после завершения заседания. Это, представьте, очень удобно. И Свидетели, и Исполнители в ходе заседания получают необходимые представления о сути дела и поэтому свои свидетельские и исполнительские обязанности могут отправлять с полным знанием дела, то есть вполне сознательно, квалифицированно и расторопно. Вот таков есть наш Страшный Суд. Наш Праведный Суд. Административый! Его, чтоб вы знали, за просто так не купишь. А за деньги, конечно, да, можно. Но откуда у вас во сне возьмутся деньги? А, пан Маузер-Петренко? А? -Ниоткуда. Так что для вас наш Страшный Суд - неподкупен. Ну, а приговор у данного Суда, имею удовольствие вам объявить, всего лишь один - смертная, как было сказано, казнь. Казнь, как было сказано, смертная. И от нее вам уж никуда не уйти, не скрыться... Да, приговор здесь всего один. Однако формы его бывают весьма и весьма разнообразны. Просто иногда диву даешься, насколько разнообразными формы бывают - ей-Богу, не соскучишься! Тут тебе и четвертование, и колесование, и сожжение на огне - медленном либо быстром, и посаждение на кол, и такое традиционное, привычное нам всем повешение, отрубление головы, либо, скажем, расстреляние. Вот, например, если бы вам предложили самому выбрать себе казнь: четвертование, колесование, сожжение или посаждение на кол, то что бы вы выбрали, а Семен Никифорович? Подумайте, взвесьте, не спеша, как следует. Это, уверяю вас, весьма увлекательный выбор. Особенно для Членов Суда (в данном случае - Влагалищ Суда). Многие даже при этом заключают пари. У нас, кстати, действует специальный тотализатор на эту тему. Причем, участие в нем может принимать даже сам осуждаемый. Разве это не свидетельство нашей самой, понимаете ли, такой-разэтакой Демократии и Прав Человека?! Но продолжаю. Очень глубокое впечатление, по-моему, производит такая староанглийская, хорошо известная эрудитам метода как "повешение не до полного удушения, потрошение и четвертование". Весьма, весьма зрелищная метода. И воистину Эвропейская, соответствующая нашему Эвропейскому выбору. А взять, понимаете ли, распятие на кресте, сдирание вашей кожи или, например, даже простое утопление! Даже простое утопление взять! Да если его исполнить как следует, с обеспечением необходимой наглядности и без суеты! Некоторым очень нравится именно утопление, отдельные его разновидности. А сварение в постном масле - это же просто заглядение! Особенно когда производится оно в Большом Стеклянном Чане из огнеупорного стекла с использованием свежего - именно свежего! - рафинированного постного масла. Повторное использование - это, знаете, уже что-то не то. А слышали ли вы, как ревет рас-каленный Медный Бык, в котором зажаривается осужденный? Какой трагически-торжественный звук! Как убедительно он доказывает всем нам неотвратимость возмездия! А Стеклянная Нюрнбергская Дева из закаленного стекла - это, я вам доложу, элегантность! А распиливание осужденного тупою ржавою железною пилою или даже болгаркою - какой, доложу вам, накал страстей! А гаррота! В общем - всего и не перечислишь. И, знаете, у нас случаются настолько оригинальные и, я бы сказал, изощренные формы, что даже гордость берет за изобретательность Судейской Коллегии, этих юных прелестниц. Вот недавно, к примеру, мы имели удовольствие наблюдать смертную казнь через закормление салом из часныком ("с чесноком") и опоение самогонкою. Воистину, изысканный, глубоко Патриотический, Национально-Демократический способ. Но, доложу вам, от некоторых способов, следуя гуманитарным веяниям времени, мы все-таки отказались. Среди таких изживших себя методов упомяну, например, утопление в отхожем месте. В отхожих местах у нас уже не топят. Хотя это было бы весьма полезно в смысле увеличения производства биогаза и могло бы благотворно отразиться на "нашой из вамы" экологии. Но мы считаем, что это не совместимо со Свободой Слова. И такой подход есть наш весомый ответ разным антипатриотичным демагогам из Пятой Колонны и убедительное свидетельство нашей победившей Национальной Демократии и Прав Человека. А вот - обратите ваше благосклонное внимание - вон на стене висит устройство "ДВЕРЬ". Оно, правда, находится на балансе Инстанции Правды и Истины - ИПРИ. Но при случае оно также может быть успешно использовано в качестве орудия Неотвратимого Возмездия. Как написано в его инструкции, оно "...предназначено для зажимания яиц Испытуемого между створкой и луткой". Ну, и, конечно, всего остального. Так что в данном случае мы имеем возможность говорить даже о некой инновационности и междисциплинарности наших отправлений. У нас, вообще, все здесь делается согласно новейших достижений науки. Вот, взгляните, - Канцлер извлек откуда-то из под стола толстеннейший фолиант, - вот, взгляните: "Пытки и казни". Учебное пособие, издание шестьсот шестьдесят пятое, иллюстрированное. Очень фундаментальный труд. Это - монографический учебник. Как видите, мы уделяем определенное внимание и подготовке кадров. Подготовке, так сказать, нашей смены, хе-хе-хе! И в этом тру╛де описано именно шестьсот шестьдесят пять видов смертной казни. Такое вот забавное совпадение! Но Эзотерики утверждают, что после выхода в свет следующего, шестьсот шестьдесят шестого издания наступит конец света. Не знаю. Не берусь судить. Не специалист. Но авторитетам верить привык. А вы, пан Маузер-Петренко, - Канцлер по╛слал Семену Никифоровичу лукавую ухмылку, от которой у того морозом продрало кожу, - вы верите авторитетам? Сейчас мы выясним и это. Потому что ваш Страшный Суд - очень авторитетное учреждение. Ему-то и розги, как говорится, в руки. Эвтаназия! - Канцлер обернулся к "Судье", которая в это время ковырялась в своем пупке, - Эвтаназия, лапка моя!, кончайте ковыряться в пупке и начинайте судилище.
