После Испании Николай Герасимович был назначен сперва заместителем, а затем командующим Тихоокеанским флотом. Как я полагаю, с этого быстрого продвижения по службе и начались все личные неприятности у Николая Герасимовича. Не будучи ни в чем лично виновен, он, естественно, с большой тягостью переживал все несправедливости по службе. Внешне ничем это не выдавалось. Как всегда Николай Герасимович был ровен, строг и справедлив к людям, не заискивал ни перед кем, оставался прямым в суждениях.
На ТОФ он пробыл недолго, в 1939 г. Николая Герасимовича назначили народным комиссаром ВМФ. Было тогда ему всего 35 лет. Количество недругов, завистников стало увеличиваться, но Николай Герасимович их просто не замечал.
На флотах назначение Н.Г. Кузнецова было воспринято очень положительно. Офицеры прямо говорили, что наконец-то нашли флотского человека для руководства флотом, а то ведь обидно было видеть, как флотом пытались долгое время руководить совершенно случайные люди, абсолютно не знавшие флота, ни его жизни, ни людей, не окончившие ни академии, ни военно-морских училищ. В этом смысле Н.Г. Кузнецов, конечно, всех на флоте удовлетворял как окончивший военно-морское училище, академию и командовавший кораблем и флотом. Морякам по душе пришлись первые же распоряжения молодого наркома ВМФ. Не знаю, с чьего согласия, но в конце 30-х годов на кораблях, по существу, были ликвидированы офицерские кают-компании. Они остались только как столовые, а в остальное время в них проводились партийные и комсомольские собрания и совещания. Короче говоря, кают-компания была занята весь день и офицерам собраться было просто негде. Наверно, Николай Герасимович, узнав об этом, вспомнил, какая была у нас на крейсере «Червона Украина» кают-компания, какую большую роль она играла в воспитании и образовании офицерского состава. Приказом наркома ВМФ предписывалось восстановить кают-компании, организовать в них чтение лекций на военно-политические темы и сделать ее местом воспитания офицерского состава.
Далеко не всем политработникам понравилось это совершенно правильное решение наркома, началась скрытая критика Николая Герасимовича. Знаю, что в Москве пытались воздействовать на Н.Г. Кузнецова, чтобы он отменил это решение, но он остался непреклонен в своем решении, объясняя всю историю кают-компании и ее роль в создании крепкого коллектива офицерского состава, что в боевой обстановке имело большое значение.
Хорошо помню еще одно принципиальное решение Н.Г. Кузнецова. В пространной телеграмме, разосланной по флотам, Николай Герасимович писал о том, что глубокой осенью, когда кончалась летняя кампания, все корабли ставились в заводы на ремонт или ремонтировались своими силами. Начальствующий состав уезжал в отпуска или на различные курсы усовершенствования. Короче говоря, флот оставался небоеспособным. Помню, нарком ВМФ спрашивал в телеграмме: почему все решили, что войны осенью и зимой не будет? Это совершенно нелогично. И далее нарком ВМФ установил процент кораблей, которые могут быть в ремонте, остальные должны плавать, стрелять из орудий и торпедных аппаратов. Это было для флотов большой новостью, и прогрессивная часть офицерского состава, истинные моряки, восприняли ее, я бы сказал, тоже с энтузиазмом. Я командовал тогда Тихоокеанским флотом и помню, с каким интересом мы вышли с тремя эсминцами на артиллерийскую стрельбу при очень сильном морозе, но артиллеристы справились с поставленной задачей. Корабль весь обледенел и выглядел как-то фантастически. Придя на базу, мы сфотографировали обледенелые корабли и послали фото Н.Г. Кузнецову. По телефону Николай Герасимович мне объявил: «Послушайте, Пантелеев, чем вы хвастаете? Тем, что ваши корабли могут воевать в мороз? Вряд ли наши враги спросят нас, когда им наступать…» Несмотря на холодность тона, я учуял, что нарком доволен, а это мне было важно.
Во время моей службы в Главном морском штабе (ГМШ) я был свидетелем одного события, касавшегося не только меня, но и Н.Г. Кузнецова. В начале мая 1943 г. фашисты потопили на Волге несколько барж с жидким топливом. Тысячи тонн нефти горели и текли по Волге. Сталин был этим очень возмущен, собрал Политбюро, очень резко разговаривал с Н.Г. Кузнецовым, приказал немедленно снять командующего Волжской военной флотилией и в тот же день на вечернем, точнее ночном, заседании представить на утверждение нового кандидата. Никаких подробностей об этом заседании я не знал, а Николай Герасимович ни о чем меня не предупредил. Хорошо помню, что ночью в первых числах мая, когда вся семья уже спала, зазвонил телефон и мужской грубый голос сообщил, что через 20 минут за мной заедет майор (фамилии не помню). Я, конечно, кинулся искать по телефону наркома ВМФ, но его нигде не было. Действительно, через 20 минут за мной приехал какой-то майор, и на большой темной машине мы помчались в Кремль. Из самолюбия я ничего не спрашивал, настроение было, конечно, плохое, да еще темная военная Москва наводила тоску. Не успел я опомниться, как очутился в светлой комнате, где сидело много военных в форме НКВД. Меня попросили подождать. В перерыве вышли все члены Политбюро, и с ними шел Николай Герасимович. Он разговаривал с А.И. Микояном, меня, видимо, не заметил, но я хорошо знал наркома, видел, что он чем-то возбужден, покраснел и говорил с несвойственной ему экспрессией. Очень скоро все члены Политбюро вновь прошли в кабинет И.В. Сталина, и через пару минут туда пригласили меня. Почти у входных дверей мне предложили сесть. Я оглядел комнату и узнал всех членов Политбюро, сидевших за большим столом. У большой кафельной печки, прислонясь к ней спиной и опершись руками на спинку стула, в очень возбужденном, как мне показалось, состоянии во весь рост величественно стоял наш нарком ВМФ. Я смотрел на него и ожидал, что он объяснит мне причину моего здесь присутствия, но Николай Герасимович на меня даже не взглянул. А на меня посыпалось много самых различных вопросов о моей службе на флоте и бывал ли я на Волге. Я ответил, что Волги я в глаза не видел и никогда по ней не плавал. После этих моих слов взоры всех членов Политбюро обратились к стоявшему наркому ВМФ Н.Г Кузнецову. Помню, кто-то спросил: «Кузнецов, как же так?» Тут Николай Герасимович как-то еще больше выпрямился, на шаг отошел от печки, строго обвел всех глазами и громко, но спокойным тоном заявил: «Я уже докладывал товарищу Сталину, что «рекаков»[55] у меня нет, а любой опытный моряк-адмирал, уже воевавший, безусловно, справится с флотилией, и я предлагаю утвердить командующим Волжской военной флотилией контр-адмирала Пантелеева». Наступила гнетущая для меня пауза. Николай Герасимович вновь прислонился к печке и ни на кого не смотрел. Мне предложили выйти в приемную. Что еще говорил Николай Герасимович, я не знаю, но вышел он из кабинета в бодром настроении, краска с лица сошла, он приветливо улыбнулся мне и коротко сказал одно слово: «Поехали». И только в машине, обернувшись ко мне, он уже спокойным тоном произнес: «Ну, Пантелеев, поздравляю, вас утвердили в должности командующего Волжской флотилией, не подведите…»
Конечно, Николай Герасимович не рассказал мне, сколько горьких слов выслушали он и нарком речного флота З.А. Шашков от Сталина за потерянную нефть на Волге и за недостаточную помощь военных моряков речникам.
8 мая рано утром нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов, нарком речного флота З.А. Шашков и я вылетели в Сталинград. Наркомы всю дорогу о чем-то оживленно беседовали, я же молча сидел сзади. Полет был тяжелый, но прилетели мы благополучно, и я рад был, что Николай Герасимович вновь обрел свой тон речи, величавость внешнего вида и знакомое мне спокойствие.
За продвижением нефтяных барж, следовавших по Волге из Астрахани в Саратов на нефтеперегонный завод, следило много начальства, ежедневно звонили Микоян, Кузнецов и из Генерального штаба. Горючее требовалось армии, авиации и флоту, без него нельзя было начать большое наступление. Николай Герасимович пробыл на Волге несколько дней, принял решительные меры по техническому и боевому усилению флотилии всем необходимым имуществом. Для помощи мне он вызвал из Москвы начальников управления ВМФ: минно-торпедного, технического, связи и противовоздушной обороны. Все они прилетели с необходимой нам материальной частью.
