Поднявшись на задние лапы, зверь бормочет и мотает головой. На его боку большое рыжее пятно. Гринча размахивает огнем, Санча сует пылающую бересту в кучу хвои.
— Заряжай!- кричит Петча снова.
Все охвачены лихорадкой движения. Зверь продолжает мотать треугольной головой. Оскаленные зубы сверкают из пасти. Глаза сверлят врагов. Но вот он опускается на передние лапы и, уставившись на огонь, стоит в пяти шагах, готовясь к какому-нибудь движению. Санча колотит шомполом в ствол, Петча и Гринча мечут в зверя искры и, не выдержав, поднимают вой, словно кто-нибудь может прибежать на помощь.
Санча вбирает воздух, будто опущенный в холодную воду. Его палец давит на скобу, предохраняющую спуск, и только в следующее мгновение ахает выстрел. Вместе со звоном в ушах и дымом исчезают зеленые глаза и страшные зубы.
Опрокинувшись на спину, зверь издыхает. Его грудь опускается все ниже. Лапы делают странные движения, словно отпихиваются.
Ребята, не веря глазам, глядят на побежденного зверя. Долго молчат.
— Куда теперь его?- говорит Петча.- Надо итти дальше.
— Шкура плохая,- соглашается Санча, хотя ему и жаль расстаться с добычей.
Петча бросается к Гринче.
— Ну, парень, не ты бы с своей берестой, пропадать бы всем!
— Молодец, даром что пуглив!
— Одной смелостью тоже не возьмешь - соображение нужно!
Гринча еще не пришел в себя, молча идет за товарищами.
В яме, понурив голову, стоит лось. При виде людей, он слабо шевелит ушами.
— Изломал его зверь.
— А то шутить будет!
— Ему сенца или травки бы надо дать.
— Не травки, а ну-ка, ребята, давайте тальнику молодого нарубим.
При виде корма лось шевелит верхней большой губой, но не ест.
— Боится. Уйдем, он все до палки уберет!
Ребята не чувствуют утомления, наперерыв вспоминают о происшедшем у речки. Санча размахивает руками.
— В нос ему я нацелил, а заряд второпях двойной всыпал!
— А я в грудь!
— У ямы, когда он лося тащил, я в лопатку саданул!
— А все-таки, если бы не огонь, ничего бы не сделали. Больно «он» быстрый, как кошка. Штука не тяжелая береста и спички, надо всегда носить с собой. Сильнее огня нет ничего!
Тайга редеет. Ребята в восторге, как на невидаль любуются на срезанные пилой пни.
— Скоро придем! Не горюй, Гринча, тятькин супонь не пропадет за ним!
Слышатся знакомые родные звуки ботал и колокольчика.
— Стадо!
— Зачем оно сюда в тайгу?..
Странное многоголосое хрюканье приближается. Ребята снова пугаются. В кустарнике шорох и топот ног. Вдруг Петча ударяет себя по штанам.
— Да ведь это олени пасутся! Я видел к нам мужик приезжал на двух, также хрюкали.
— Они не тронут?
— Его не трогай, и он не тронет. Как коровы они, ручные.
Ветви кустарника шевелятся и шумят. Любопытные ребята приближаются и видят серые облинявшие бока и спины оленей. Олени кормятся на ходу. Ломают побеги, хватают мох. Над стадом звонким зудом вьются столбы мошек и комаров.
— Теперь покою не дает гнус. Так ходом и идут, бока об чащу дерут.
Явные признаки близости людей волнуют ребят. Вот свежеободранные ели, кора, расправленная широкими досками, лежит около. Санча первый замечает сосну, убранную разноцветными тряпицами и конским волосом.
— Что это такое, для чего?
Но никто из ребят не знает, что означает это убранство.
Через несколько минут сквозь редкие стволы сверкает широкая блестящая река. Тихо и покойно движется вода, еще не вошедшая в берега. Льдины белеют там и сям на сырых берегах.
— Куда же мы зашли? Вот чудеса!- говорит Санча, разводя руками.
Петча хмурит брови.
— Такой речки я не видал никогда.
Дети опускаются на свежую траву.
— Давайте отдыхать. Теперь не пропадем. На речке везде люди есть.
Обостренный в тайге слух улавливает странный звук. Он приближается по реке. Чем ближе он, тем недоуменье сильнее. Словно человек, ударяя себя по горлу, тянет одну заунывную ноту.
Как зверки, ребята притаились в кустах.
По блестящей голубой реке, из-за поворота плывет белоснежная лодочка, в ней человек. Солнце сверкает над его головой на мокром двулопастном весле.
Совсем близко проплывает человек. У него бронзовое лицо. Широкие скулы и узкие черные глаза. Он поет. Скоро и песнь, и лодочка исчезают в яркой солнечной дали.
Санча вскакивает.
— Чего мы испугались? Пойдем за лодкой. Так и так скажем, заблудились!
— А они нас не тронут?- робеет, как всегда, Грннча.
— Ну, вот еще! Это якуты. Люди хорошие, только глаза у них маленькие, да говорить по-русски не умеют.
— А вы видали, из бересты у него лодочка-то сшита!- удивляется Санча.
Ребята бегут по берегу. В устье небольшой речки, выпавшей в реку, люди на трех белых лодочках ставят сети. Санча, размахивая шапкой, кричит:
— Эй, люди добрые, подъезжайте сюда!
Словно по сигналу, якуты гребут к берегу.
Одним движением руки, как игрушку, ставят на берег свои белые лодочки и, оживленно болтая между собой, окружают детей.
— Доробо! Капсе дагор!- Здравствуйте! Рассказывайте, друзья!
— Мы заблудились,- солидно заявляет Петча,- дорогу покажите нам! Мы из Карачева.
Якуты весело улыбаются, кивают головами.
— Карасев, Карасев, нюча бысыта.
Опустившись на корточки, трогают порванные черки на ребятах, засматривают в пустые сумки, качают головами.
— Аччыкин ду? Бисиги эсичинь билигинь а саты пыт!- Вы голодны? Мы вас сейчас накормим!
Санча пытается на пальцах объяснить, что они заблудились и не знают, как вернуться домой.
— Дорогу нам покажите!
Пожилой, с сединой в чорных жестких волосах якут чмокает губами, с сожалением качает головой.
— Толкуй сох!- не понимаю!
Через минуту ребята сидят у костра. В котелке бурлит вода, варится только что пойманная рыба.
— Вчера был русский, говорил нам, что вы заблудили,- от нас побежали искать.
Санчу подмывает рассказать про медведя и лося. Он несколько раз начинает объяснять старику, но тот с широкой улыбкой кивает головой в самых страшных местах рассказа.
— Ничего не понимает! Что значит не русский!
В бревенчатом летнике ярко пылают сухие дрова в камельке. Ребята рассказывают о своих подвигах через переводчика. Скуластые собеседники хлопают в ладоши, щелкают языками.
— Отаттай! Нюча оголоро берть те бала-мот эбиттерь! Ах, какие смелые русские ребята!
— Оголор ючичей аттары ынырдтыкар! Надо ребятам хороших коней оседлать!
— Мы сейчас побежим, достанем лося. Медведь тоже хорош. Жир топить надо,- говорит переводчик.
Утром бодрые, выспавшиеся ребята садятся в седла. Около них хлопочут якуты, подвязывают переметные сумы, наполненные лосиным мясом.
— Спасибо!- кричит Санча.
— Эсехе эсени тайгы ёлёр бюнютогяр улахаи басыыба!
— Вам за медведя и лося спасибо,- говорит переводчик.
Маленькие косматые кони трогают по едва заметной тропе. Проводник с ружьем за спиной впереди.
При въезде с поляны в тайгу широкая развесистая сосна, убранная разноцветными лентами. От легкого утреннего ветра все это убранство струится и трепещет, словно радуется.
— Это для чего у вас?- спрашивает Санча якута.
— Бог-гора есть — надо давай молился, чтоб злой ёр не трогал, разный нехороший леший.
Тайга, которая еще вчера держала в своих крепких объятиях, не кажется уже страшной. Сосны приветливо качают кудрявыми вершинами, как будто говорят:
— Мы всегда добрые, никому не желаем зла, ни человеку, ни зверю…
Крепкие лошади помахивают хвостами, легко взбираются на горы, смело спускаются по камню в распадки.
Проводник поет вибрирующим гортанным голосом однообразную песнь.
Ребята дремлют, покачиваясь в седлах. Сном кажутся четыре бесконечно долгих дня. Родная деревня с каждым ударом копыта становится ближе.